Анхен осталась довольна и попросила посетить ее еще несколько раз в течение ближайших десяти дней. Стефан последовал ее совету. Она оказалась лучшей девушкой из всех, которых он встречал на своем жизненном пути, да еще и влюбилась в него. Чего еще просить у судьбы? Необходимо было приложить усилия к зачатию, раз Анхен того желала.

Тем временем жизнь не стояла на месте. Их комендант, его брат Ганс Краузе, выписался из больницы. Он заметно похудел и еще больше озлобился.

Из равновесия господина коменданта выводила ожидаемая им очередная ревизия. В лагерь со дня на день должен был прибыть сам Генрих Гиммлер с инспекцией. Подобное известие кого угодно могло довести до нервного срыва.

К данному событию в лагере развернулись обширные ремонтные работы: все кругом подчищалось, красилось, замазывалось, засыпалось.

Ганс не задерживал больше Стефана в перерыв или после заседания, но Краузе-младший видел, как в глазах брата тлел огонек застарелой ненависти. Ему было наплевать — настолько он сейчас чувствовал уверенность в себе, силу и неуязвимость. Они общались из вежливости, когда рядом находились посторонние люди.

— Слышал, ты собрался жениться? — мрачно осведомился у него Ганс, когда они неожиданно оказались рядом в коридоре перед началом заседания.

— Да, я имел честь сделать предложение одной приятной мне особе, — невозмутимо ответил Стефан.

— Не самое удачное для женитьбы время, — коротко и насмешливо бросил ему Краузе-старший.

Это было так. Немецкие войска терпели поражения на всех фронтах, и справлять свадьбы сейчас считалось дурным тоном, но Стефан полагал, что скромная роспись особо не навредит его репутации.

Бракосочетание в лагере проводилось следующим примитивным образом: молодожены в установленный заранее день являлись в комендатуру в компании двоих свидетелей, и заведующий канцелярией делал запись в книге о гражданском состоянии служащих Освенцима — «такая-то и такой-то заключили брак». И все. Таким же образом совершался и развод. В эту же книгу записывались рожденные брачные и внебрачные дети. Никто не устраивал пышных свадеб, все происходило предельно быстро и просто.

В данный период своей жизни Стефан Краузе был почти счастлив. Он и предположить не мог, что сможет обрести душевный покой в подобном месте, однако это было так. Его любовник находился рядом с ним, все остальные были тоже спасены. Самая красивая девушка в мире мечтала понести от него и сочетаться браком. Он сам занимал солидную должность, дающую ему здесь почти абсолютную власть. Стефан был молод, относительно здоров и пока еще не сошел с ума. Лекарства, прописанные Менгеле, значительно улучшили его психическое состояние и нормализовали сон.

Однако, как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

В один из вечеров слуги офицера Стефана Краузе коротали время за чаем с сухарями в томительном ожидании своего хозяина. Стефан опять задерживался. Равиль с грустью думал, что повелитель его судьбы в очередной раз загулял со своей девицей, медсестрой фройляйн Анхен, которая с такой ненавистью на него посмотрела, когда приходила к ним, чтобы обследовать Сару и Данко.

Вот раздались знакомые шаги. Они все встрепенулись и вскочили с табуреток. На кухню ввалился Стефан, пьяный, как свинья. Равиль еще ни разу не видел его в подобном состоянии. Бывало, что он заявлялся нетрезвым, но при этом вполне держался на ногах. Сейчас же он, в буквальном смысле этого слова, хватался за стены.

— Ага! — вскричал офицер. — Сидите?! Мой хлеб жрете?! Строите планы, как меня убить?! Я знаю, что вы все меня ненавидите, мечтаете, чтоб я сдох. Так вот! Завтра вы все пойдете по баракам! Я уезжаю. Ауфидерзейн! Живите, как хотите! Плевать мне на всех вас!

С грохотом, ударяясь о все косяки и стены, попавшиеся на пути, он вывалился из кухни. Все присутствующие в немом оцепенении, беспомощно посмотрели на Равиля. Тот вздохнул, набираясь мужества. Конечно, если идти и успокаивать пьяного и бешеного фашиста, так это была именно его святая обязанность.

Он поспешно последовал за немцем в спальню. Тот уже завалился на кровать прямо в одежде.

— Стефан! Что случилось? — тихо спросил Равиль.

Тот, казалось, уже успел уснуть, но вдруг обернулся к нему и оглушительно заорал:

— А ничего! Я ничего не могу больше сделать, Равиль! Я проиграл эту проклятую войну. Принеси мне чай. Я тоже хочу сухарей!

Равиль метнулся на кухню и принес для Стефана чашку чая и сухари на блюдце. Потом он присел рядом и наблюдал, как тот жадно поглощал все это. Юноша ласково и настороженно поглаживал офицера по бедру, теряясь в догадках.

— Не томи, — наконец взмолился он. — Стефан! Скажи, что произошло?

Тот посмотрел на него туманным и безнадежным взглядом.

— Все кончено, — медленно, заплетающимся языком произнес Стефан. — Я вас потерял. Я потерял тебя. Сегодня пришел приказ из Берлина. Меня отправляют в бессрочную командировку в центральный штаб. Там возникла во мне необходимость. Я думаю, что это Ганс подстроил. Мой отец служит в центральном штабе, а в Берлине находится наша мама. По слухам, стало хуже с ее здоровьем. А так как именно я ее любимчик, меня отсюда и списали. Равиль, я сегодня весь вечер провел в комендатуре, в своем кабинете. Советовался с секретарем, вызвал Анхен. Пригласи остальных слуг в гостиную. Я должен кое-что сообщить всем вам.

Они: Карл, Эльза, Равиль, Ребекка и Сара — собрались в гостиной. Только Данко не было (малыша уже уложили спать).

Стефан сообщил всем им, что уезжает, и поделать с этим ничего нельзя. Не было никакой возможности пойти против нового назначения.

— Но я постараюсь как можно быстрее вернуться, — твердо пообещал он.

Стефан был пьян, и по лицу его текли скупые слезы, вызванные утратой надежды и отчаянием. Хотя разве, если бы он был трезв, их бы не было?

— Вот что я решил, — продолжал офицер, — слушайте внимательно. Карл и Эльза, вы отправитесь в бараки к немецким узникам, для которых созданы относительно неплохие условия. Ребекку я размещу в блоке «Канада», в той же швейной мастерской, где она хорошо справлялась с работой, и ее знают. Тебя, Равиль, я увезу в Биркенау и пристрою в слуги к коменданту, своему другу Вильгельму Райху. Что касается тебя, Сара, и нашего Данко. С вами мне обещала помочь Анхен. У нее есть женщина, капо одной фермы, располагающейся где-то рядом, она ей обязана спасением своего сына. Анхен обещала, что определит вас туда до моего приезда. Сара, ты сможешь там в безопасности родить, да и за мальчуганом нашим мне обещали присмотреть.

Сказав все это, Стефан словно потерял всякие силы. Равиль увел его в спальню и уложил в постель. Он был настолько шокирован и расстроен, что не мог собрать свои мысли в кучу.

Итак, его безмятежная жизнь закончилась. Скоро Стефан из нее исчезнет вместе со всеми благами, которые он давал. Равиль пролежал всю ночь без сна, нервно вздрагивая, а его воображение рисовало ему самые жуткие, но, надо сказать, вполне правдоподобные картины.

Утром Стефан проспал, не пошел ни на завтрак, ни на заседание.

— Плевать, — сказал он, пробудившись к обеду. — Всех ненавижу.

Неожиданно он ухватил Равиля за плечи, притянул к себе и почти взмолился:

— Ну скажи… Скажи же, черт! То, что я хочу услышать! Только я это буду знать. Скажи, даже если это ложь!

— Да… — нежно выдохнул Равиль ему в ухо. — Люб-лю. Я люблю тебя, Стефан. Буду ждать. Верю, что ты придешь и спасешь меня.

Он чувствовал, что в горле заклокотали слезы, и Равиль порывисто прижался к офицеру. Рассудок отказывался верить, что их рай рухнул. Как может не быть Стефана в его жизни, рядом с ним? Оказывается, не было ничего ужаснее, чем потерять его. А он, идиот, и не задумывался об этом ранее… Что будет теперь с ним и его сестрой?

Вся следующая неделя ушла на подготовку к отъезду. Стефан ходил мрачный, разъяренный и почти ни с кем не разговаривал. Однажды ранним утром он в сопровождении Анхен вывез из Освенцима Сару и Данко. Ребенку пришлось сделать укол снотворного, и Стефан спрятал его в багажнике под пледом. Вернулся он несколько умиротворенный, все обошлось благополучно. На блок-посту проверили лишь его документы, а машину обыскивать не стали.