Самое страшное и поразительное было то, что всюду валялись трупы узников, и ими, похоже, никто не занимался. Мертвецы были везде: на обочинах дорог, у бараков, лежали кучами и поодиночке. В Освенциме такое не допускалось. Любой труп мгновенно увозился на тележке или на специальном грузовике в печи. В Биркенау Стефан пока не заметил никакой техники.

По пути встретилась толпа узников, которых, очевидно, вели с работы в бараки. Именно толпа. В Освенциме заключенные ходили исключительно колоннами по четыре или шесть человек. Здесь же в человеческом стаде не было ровно никакого порядка. Узники шли оборванные, шатающиеся, до предела истощенные, падали, поскользнувшись в грязи, но их никто не добивал, так как немецкие солдаты мало чем отличались от конвоируемых, разве более сытым видом да тем, что носили форму; они были такими же утомленными, небритыми и неопрятными. Упавших узников солдаты оставляли умирать на мерзлой земле. У Стефана от подобного попустительства глаза полезли на лоб, офицер не привык к такому зрелищу.*

Наконец, они подъехали к вилле коменданта лагеря Биркенау, которого звали Вильгельм Райх. Этот человек совсем недавно возглавил лагерь, а ранее прославился на весь Рейх тем, что был первым, кто догадался, как использовать против советских войск биологическое оружие, и полностью проработал механизмы осуществления своей идеи, за что, как говорили, был награжден самим фюрером.

Стефан вылез из автомобиля, прихватив корзинку с вином, и первым делом чуть не шлепнулся в грязь, еле устояв на ногах. Скрипя от негодования зубами, он представился дежурному адъютанту, и вскоре его пригласили в дом.

— Господин Краузе!

На встречу с самой широкой улыбкой вышел сам Вильгельм. Райх был полным мужчиной с нездоровым цветом лица и набрякшими мешками под глазами. Было очевидно, что он большой любитель залить за воротник.

— Как же я рад, ведь сам собирался навестить вас на днях по неотложному вопросу!

Стефан очень обрадовался, что у Вильгельма к нему какое-то дело. Он был готов способствовать этому жирному хряку в чем угодно, лишь бы разрешить свою собственную проблему.

— Очень рад знакомству! — сердечно приветствовал его Стефан и вручил коменданту корзину с презентом.

Тот несказанно обрадовался и некоторое время любовно разглядывал бутылки с вином, бережно их поглаживая и читая этикетки, а потом встряхнулся.

— Будьте добры, проходите! Располагайтесь как дома!

Расторопный слуга мигом накрыл шикарный стол, на котором не было разве что только птичьего молока. Уставший Стефан немного расслабился и протянул ноги к камину, поцеживая вино из бокала и закусывая его сладкими орешками. Вскоре он понял суть проблем Вильгельма Райха.

— Мне остро не хватает финансирования, — жаловался тот. — Вы же сами ехали и видели, что здесь творится! У меня нет ни техники, ни бензина. На днях полностью встал швейный цех, так как все его работницы вдруг заразились тифом. И такая же беда почти во всех структурах. Мне нечем кормить узников. В Биркенау не поставляют ни ливерную колбасу, ни маргарин. Заключенные погибают в первый же месяц от истощения. Ганс Краузе, нечего сказать, хорошо устроился! Он содержит свой Освенцим в идеальном порядке, его узники чистые и относительно упитанные, также он оставляет у себя всех заключенных немцев. Мне не достается ровным счетом ничего. Он несправедливо распределяет финансирование, оставляя для себя львиную долю, тогда как в Биркенау и второй Освенцим попадают жалкие крохи. Все бы ничего, однако вдруг сюда пожалуют Геббельс или же Гиммлер? А вдруг нагрянет сам фюрер с проверкой? Что я тогда буду делать? Также ожидается приезд «Красного креста», члены которого тоже могут мне устроить большие неприятности. Я несколько раз писал доклады Гансу Краузе о бедственном положении лагеря Биркенау, общей антисанитарии, нехватке всех необходимых ресурсов, просил увеличить финансирование. Тот обещал, однако так до сих пор ничего не сделал. Убедительно прошу вас, Стефан, повлиять на ситуацию и разобраться в данном вопросе!

Стефан выслушивал данную речь, солидно кивая и мрачно хмурясь, все своим сосредоточенным и серьезным видом показывая, что его не на шутку встревожило данное бедственное положение в лагере Биркенау. Изредка он веско вставлял «это недопустимо» или «я полностью с вами согласен, уважаемый господин Райх! Далее так продолжаться не может». А потом убедительно заверил:

— Я всеми силами буду содействовать вам, чем смогу, господин Райх!

Данный разговор, признаться, ему уже наскучил, поэтому, как только возникла пауза, Стефан постарался сменить тему.

— Я счастлив, что имею возможность познакомиться с таким гениальным и полезным для великого Рейха деятелем, как вы, Вильгельм.

К тому времени они уже достаточно выпили, чтобы обращаться друг к другу по именам.

— Расскажите же мне подробности об изобретенном вами биологическом оружии! Ходят множество слухов, но никому толком ничего не известно! Или же это военная тайна?

Жирдяй горделиво приосанился.

— Конечно, не рекомендуется распространять данную информацию, — притворно заскромничал он, — но данный мой вклад в победу великого Рейха, как всем известно, очень высоко оценил сам фюрер. Для вас, Стефан, я сделаю исключение. Слушайте. Как вам, должно быть, известно, тиф — опаснейшее и смертельное заболевание. Я решил действовать следующим образом. На тот случай, если вдруг советские войска перейдут в наступление, я организовал в нашем тылу на их пути концлагерь, в который свезли несколько тысяч людей, больных тифом, и их здоровых родственников. Данный проект оказался малобюджетным, потому что на его осуществление не понадобилось ровным счетом никаких затрат. Мы просто оцепили колючей проволокой, находящейся под напряжением, зону на болоте, куда и поместили всех больных. Мы не строили ни бараки, ни санитарные блоки. В столовых и в туалетах нет никакой необходимости. Заключенные пользуются водой, которую выдавливают из мха, ей же и разбавляют муку, чтобы прокормиться. Раз в день приезжает грузовик и вываливает за проволоку эрзац-хлеб из отрубей с опилками. Самая суть в том, что если советские войска вдруг пойдут в наступление, то они неминуемо захотят освободить узников тифозного лагеря. Часть русских погибнут на заминированном вокруг лагеря пространстве, а другая заразится тифом от узников. Таким образом, силы противника будут подвержены глобальной эпидемии! **

И Вильгельм Райх горделиво уставился на Стефана. Тот с потрясенным видом покачивал головой, а потом поднялся из кресла и с деланным чувством воодушевления обратился к господину коменданту.

— Это просто потрясающе! Вы — гений, господин Вильгельм! Я искренне горжусь тем, что мы теперь знакомы!

— Ну, что вы! — пьяно захихикал Райх. — Все мы как можем служим на благо великого Рейха.

— Но далеко не всем это удается делать так же результативно, как вам! — льстиво парировал Стефан.

Он даже представить себе не мог такой концлагерь под открытым небом, в котором умирающие люди лежали в болотной жиже, не имея ни воды, ни еды, ни даже крыши над головой. Стефан мотнул головой, прогоняя мрачные видения, и решил, что пришла пора изложить суть собственной проблемы, ради чего он сюда приехал.

— Да, кстати, господин комендант! Мне хотелось бы уладить с вами небольшое дельце. Надеюсь, вы уделите мне всего одну минуту вашего драгоценного времени?

— Да-да, — радостно закивал головой Райх, выражая свою полную готовность способствовать Стефану в любом вопросе.

— Это личное дело. Я некоторое время болел, знаете ли, меня слегка продуло. И в это время мой секретарь проявил недопустимую безалаберность, небрежно относился к делам, опаздывал на службу. Я очень разозлился на него и попросил Ганса Краузе подыскать мне другого, более толкового офицера. Но, скажу я вам, мой расчет не оправдался. Новый секретарь оказался пожилым, больным и нерасторопным человеком. Да и со своим Ротмансом я уже сработался. По слухам, Ганс Краузе перевел его к вам, в Биркенау. Я хотел бы предоставить этому офицеру еще один шанс и забрать его назад в свой штат. Вы сами понимаете, что хороший секретарь, это золотое дно, практически правая рука для нас. Приходится иногда поступаться некоторыми их недостатками. Не так ли?