— Пошли наверх, я есть хочу, — сказал мужчина.

Равиль резво подскочил и поспешил впереди него. Более всего он боялся оказаться вновь, как тогда, в запертом подвале, если немец вдруг ради шутки захлопнет дверь перед его носом, поэтому всегда старался выскочить первым.

Хозяин его был воистину неугомонным. Он всегда что-нибудь хотел. Не есть, так курить, не курить, так трахаться, не трахаться, так орать на кого-нибудь. Равиль же мечтал лишь об одном — скорей бы у офицера закончился больничный, тот вышел на службу и перестал целый день держать его при себе. Хоть какой-то был бы от него отдых, ну, а вечером можно и перетерпеть.

Парень был предупрежден офицером о возможности своего понижения в должности, и чем это могло быть чревато (часть слуг придется отослать в бараки).

— Кстати, это хороший шанс от меня избавиться, раз я тебе не нравлюсь, — насмешливо сказал ему Стефан. — Ну и, может, Карла пристрою в другое место.

— Кого ты тогда будешь пороть? — ехидно спросил у него Равиль, бесстрашно глядя ему в глаза. — Данко?

И схлопотал пощечину, хорошо, что не сильную.

— Сару, — флегматично отозвался Стефан. — Она вполне сгодится. А ты закрой свой рот.

Когда они вышли из подвала, Равиль быстро засервировал им обед в кабинете. Ели они теперь вместе, и офицер по-братски делил с ним еду, неизменно обильную и очень вкусную. Но сейчас, после избиения, юношу подташнивало. Улучив момент, парень заскочил в ванную и умыл зареванное лицо, а потом поспешно вернулся. Хозяин не любил долго ждать. Без всякого энтузиазма он присел на краешек стула. От боли на глаза опять навернулись слезы.

— Похоже, я сегодня переусердствовал, — сказал Стефан, пристально глядя на него через стол.

Равиль промолчал, оскорбленно поджав губы, и сделал еще более страдальческое лицо. Если так пойдет и дальше, немец будет бить его до крови, а когда ощущения от новизны притупятся, мог вовсе от него избавиться. Нужно срочно найти какой-либо выход.

— А стеком еще больнее, чем ремнем? — спросил он, приподнимая свои длинные ресницы.

— Смотря каким стеком и как бить, — коротко бросил ему Стефан. — Ешь.

Равиль принялся вяло ковыряться в тушеной капусте. Подозрительный кусок жареного мяса он слегка сдвинул вилкой на край тарелки.

— Почему мясо не ешь?! — завёлся немец, рыкнув на него со своего конца стола.

— Я не ем свинину, господин офицер! — в сердцах сказал Равиль, готовый вновь разрыдаться. — И вообще, я не могу есть после того, что вы сейчас со мной сделали!

— Не ешь свинину?! — заорал в ответ Стефан. Он даже выскочил из-за стола и заметался по кабинету. — Что ты сказал?! Что ты, тварь, не ешь? Люди за окном грызут друг друга от голода, грязь едят с земли, а ты выбираешь себе блюда?!

Равиль тоже вскочил (ему просто стало дурно, он упал бы, если бы не оперся о стол).

— Стефан, прости. Я не так сказал. Ну не могу я именно сейчас есть, дай мне немного отойти. Пожалуйста, не кричи! Я не хотел тебя злить.

Вспышка ярости немца закончилась так же быстро, как и началась. Он остановился и растерянно махнул рукой, вновь усаживаясь на свое место.

— Переложи тогда кусочек на салфетку, отдадим Данко. Хоть компот выпей!

Они относительно мирно закончили обед, практически больше не разговаривая. Потом юноша убрал посуду и протер стол. Нужно было как-то выдержать этот последний день больничного офицера и не сойти с ума.

Как же тяжело с этим человеком! Равиль не мог понять, в какой момент тот рассмеется или заорет, а то мог и бросится драться. В такие моменты парень сразу садился на пол, сжимался в комок и опускал голову вниз, прикрывая ее руками и выставляя под удары свои худые плечи. Ногами немец не бил, кулаками тоже, только ладонями, а они долго не выдерживали. Так он приспособился переносить побои своего бешеного хозяина.

После обеда они вместе приняли душ. Стефан любил воду, и мог мыться три раза в день, если было время. Равиль уже перестал его стесняться, поняв полную неизбежность того, что постоянно обнажаться перед ним все равно придется. Он пользовался всеми бритвенными принадлежностями, его мылом, полотенцами. По отношению к нему Стефан был совершенно не брезглив. Он желал делить с этим парнем все: дни, ночи, еду, постель, жизнь. Равиль отчасти это понимал, поэтому не решался открыто высказывать свою враждебность или обиды. Надо было как-то терпеть.

Стефан помог юноше вытереться, осторожно промокнув полотенцем избитые части тела, а потом намазал мазью, которая, кстати, хорошо помогала бы, если б эти порки не происходили так часто. Они пришли в спальню.

— Нам нужно это дело регламентировать, — сказал Стефан и сам, к великой радости Равиля, потянулся за шахматной доской. — Я о том, чтобы назначить определенный день порки, к примеру, один раз в неделю, — уточнил офицер.

— Хорошая мысль! — тут же охотно согласился Равиль. — Я обеими руками за. Только, может, хотя бы раз в десять дней, а не в неделю?

И он тут же опасливо примолк под тяжелым взглядом немца. Но тот, видимо, притомился, и больше не мог ни руками махать, ни орать. Стефан предостерегающе покачал головой и предложил:

— Выбери день сам.

— Спасибо за оказанную честь, господин офицер!

Мысли юноши лихорадочно заработали. Так, в какой же день на неделе хозяин мог быть наиболее утомленным? Выбрать пятницу? Но усталость может быть перемешана с накопившимся за рабочие будни раздражением, тогда дороже будет.

— Четверг, — твердо заявил он.

Стефан призадумался, пытаясь понять, чем обусловлена такая твердость в голосе, но понял, что это ему недоступно.

— Обоснуй, — приказал он.

— Просто так сказал, — невинно отозвался Равиль, который прилег на кровать и расставлял фигуры на доске, рассчитывая растянуть партию как можно больше.

— Если у вас устали или болят руки, господин офицер, то я могу переставлять за вас ваши фигуры, — учтиво предложил он, — я ведь совсем не устал и у меня ничего не болит.

Стефан недовольно зыркнул на него.

— Ох, Равиль, отрежу я тебе когда-нибудь язык и скормлю его Альме. Начинай. Играем блиц.

— Как? — ахнул юноша. — Мне не хотелось бы…

Блиц его совершенно не устраивал. Во-первых, он всегда проигрывал, а во-вторых, вся партия длилась от силы час.

— Блиц, и на поцелуй в губы. И хватит спорить со мной по каждой мелочи!

Продолжать протестовать далее было чревато. Немец не кончил, а значит, злоба в нем еще бурлила, мог и избить, в самом деле. В полном молчании они стали переставлять фигуры. Равиль поражался, как контуженный немец мог так хорошо играть! Он словно знал все ходы наперед! Уже заранее настроенный на проигрыш, Равиль окончательно приуныл. День сегодня был крайне неудачный.

Парень робко протянул руку к офицеру и погладил его по ладони. Говорят, что лаской можно приручить даже бешеную собаку. Но только не этого фашиста, конечно же. Однако он все равно пытался. Мрачное выражение лица Стефана смягчилось, он слегка улыбнулся.

— Переходи, Равиль, — разрешил он. — Смотри на доску, что ты делаешь?

Равиль увидел, что совершил глупый ход, и поспешно переиграл.

— Спасибо, — улыбнулся он в ответ.

— Должен будешь. Когда продуешь, то поцелуешь два раза.

Вроде, хозяин стал слегка подшучивать. А означало это, что партия подходила к концу, а значит, скоро они лягут в коечку, и для Равиля начнется новый виток ада. Хоть бы один день пропустил, не трахал и дал отдохнуть!

— Шах и мат, — объявил Стефан. — Равиль, котенок, ну когда же ты научишься? Ты ведь неплохо играешь!

— Еще разок? — тут же быстро предложил парень вместо ответа.

Стефан потянулся к нему за поцелуями. Парень весьма неохотно обвил его одной рукой за шею, а второй обхватил выпирающий через домашние брюки член мужчины. Для него это обратилось полным кошмаром. Как же юноша был измучен бесконечным битьем и грязным сексом! Он сегодня толком ничего не ел, был весь изранен, а теперь вынужден сам целовать этого зверя в человеческом обличье.