Между кроватями Карла и Равиля стоял столик. Стефан положил на него ремень и наручники, а потом отдал парню приказ, указывая на кровать:
— Я дал тебе достаточно времени все осознать, Равиль. Ложись на живот лицом вниз и подними руки к изголовью. Быстро! Мое терпение иссякло, и сейчас ты будешь наказан.
Все это он произнес твердым голосом, еле сдерживая свирепый рык. Он и в самом деле был ужасно зол на Равиля. Своим безобразным поведением тот подставлял его да еще и попытался убить. К злости и раздражению примешивалось нарастающее возбуждение, которое, в общем-то, мучило его еще с самого утра. И вот он добрался до своего еврейчика.
Равиль сжал губы и, не поднимая глаз, чтобы не доставить немцу удовольствия прочесть в них замешательство и страх, лег, как тот приказал, схватив руками металлические прутья изголовья своей койки. Стефан ловко обхватил его тонкие запястья браслетами наручников. Раздался щелчок. Ловушка, в которую попался Равиль, безнадежно захлопнулась. Немец вздохнул с облегчением. Наконец-то парень оказался в полной его власти, и сейчас он сделает с ним все, что захочет. Внутри у него все просто клокотало от нарастающей злости.
Он присел на край кровати и положил ему руку на плечо. Еврейчик уткнулся личиком в подушку и словно окаменел от напряжения, очевидно, полный решимости вытерпеть все ужасные пытки и при этом не издать не звука. Что ж, Стефан был рад это проверить, а пока он ласково поглаживал спину юноши через тонкую ткань сорочки. Он уже один раз видел его обнаженным, но тогда все произошло так быстро и сумбурно, что толком ничего не успел запомнить. Со временем Равиль вроде притерпелся к его руке, и мышцы его постепенно расслабились, но рано тот радовался.
Как только Стефан почувствовал, что парень немного обмяк, перешел к дальнейшим действиям — приподнял рубаху до самых плеч и развязал тесемку штанов на поясе. Резкое движение, и Стефан спустил их до самых колен. Еще одно, и Равиль расстался с ними, лишь в воздухе на миг мелькнули его худые ноги.
Юноша рванулся всем телом в попытке сесть, но немец быстро усмирил его увесистым шлепком ладони по бедру.
— Лежать и слушаться! — зловеще процедил он. — Я еще даже не начал. Услышу хоть один звук или стон — убью.
Тяжело дыша, задыхаясь от всхлипов, парень вновь вытянулся во весь рост на койке и замер. Стефан невольно залюбовался его фигурой. Парень оправдывал все самые лучшие ожидания. Он оказался длинноногим, с выпуклыми и твердыми ягодицами, по юношески тонкий в талии, однако выше торс его равномерно и гармонично расширялся к плечам, а линия позвоночника была ровной и безупречной, да и сама кожа сияла чистотой и здоровьем, ни единого прыщика или лишнего волоска. Все было просто идеально!
С трудом сдерживая довольную улыбку, едва не тая от счастья, Стефан поспешно снял с себя форменный китель, повесил его на спинку стула и взялся за ремень. Некоторое время он поглаживал его ладонью, распрямляя и выравнивая, словно лаская, а потом прицелился и нанес первый, пробный удар.
Ах, этот звонкий, непередаваемый звук удара кожаного ремня о тело человека! И восхитительная реакция парня, его изумленный вскрик, переходящий в глубокий стон!
— Я приказал тебе молчать, — напомнил Стефан. — В доме есть женщины. Не будем их пугать.
Подождав несколько секунд, Стефан ударил вновь. Он с наслаждением наблюдал, как вздрогнул Равиль, уткнув лицо в подушку, чтобы приглушить вопль. А потом он яростно лупил его, но не без системы, а, как говорится, с толком и расстановкой, каждый раз дожидаясь, чтобы боль, пронзающая тело парня, пробегала по нему волной и отступала, и лишь тогда бил вновь. Так приходилось делать, чтобы партнер не терял чувствительности к ударам, когда одна частичка боли сливалась с другой.
Одновременно, избивая ягодицы и бедра юноши, Стефан зорко следил, чтобы вспыхивающие алые полоски на коже не перекрывали одна другую и ложились равномерно. Немец не любил грязь и кровь да и не хотел вскрывать парню кожу, так как это было не эстетично. Порка именно в таком примитивном варианте вполне удовлетворяла его садистские потребности.
Парень извивался на кровати, изнемогая от боли, стонал он все выразительнее и слаще. В попытках уклониться от очередного удара, он бился на кровати, иногда даже приподнимался на коленях, выставляя свой округлый зад, ложился вновь, ерзая по жесткой простыне. Стефан не сомневался, что Равиль в процессе экзекуции терся о постель своим членом.
На момент он вдруг прекратил избиение, но лишь затем, чтобы расстегнуть ширинку своих брюк. Член его тем временем достиг пика своей эрекции и превратился в каменный кол. Нанося удары, немец стал подрачивать себе свободной рукой. Возбуждение накрыло его с такой силой, что ноги подкосились, и он застонал даже громче Равиля, который давно вцепился в подушку зубами, давясь своими слезами и приглушенными воплями, рвавшимися из его горла.
На миг у офицера потемнело в глазах, и ремень обрушился на задницу юноши беспощадно, хлестко и безжалостно, отскакивая от нее звонкими щелчками. В этот момент Стефан перевернул свое орудие, взял за другой конец и стал лупить парня железной пряжкой. До этого времени несчастный полагал, что в полной мере познал боль, но это было далеко не так. Всякому терпению настал конец, и он, уже не давая себе отчета в своем поведении, надрывно застонал:
— Хватит, господин офицер, хватит, прошу вас, я больше не могу, я закричу!
Видя, что парень поднял голову и в мольбе обратил на него свое зареванное и изможденное лицо, уже готовый заорать во весь голос, немец резко отбросил ремень, быстро приблизил свой истекающий смазкой и лопающийся от напряжения член к искаженному страданиями лицу парня, ловко ухватил его за ухо, вывернув до хруста, и с протяжным низким стоном кончил. Сперма обильно выстрелила, осквернив губы юноши, попадая ему в нос, рот и даже в глаза.
Немец, с трудом отдышавшись, постепенно приходил в себя, замерев над юношей, а потом обтер свой член о лицо Равиля, размазав смешанные с его слезами остатки своей спермы по нежным щекам, шее и подбородку парня.
Как же давно у него этого не было! Теперь он чувствовал себя полностью опустошенным и успокоенным. К нему постепенно вернулось его обычное игривое настроение.
— Мне кажется, я мало тебя наказал, — заметил он, внимательно и с удовольствием рассматривая вздувшуюся от кровоподтеков и кровоточащих ссадин попку юноши. — Наверно, нужно будет тебе добавить еще. Я это сделаю вечером, гаденыш. Будешь знать, как поднимать на меня руку и подставлять под пули и лопаты. Про наручники я уже не говорю. Ты теперь с ними никогда не расстанешься.
Равиль рыдал и терся лицом о подушку, пытаясь избавиться от омерзительного запаха спермы немца и от стягивающего ощущения на своей коже.
Стефан взглянул на часы. Да, экзекуция затянулась, а время пролетело быстро, как одна секунда. На деле оказалось, что ремнем он махал не менее часа. Офицер поспешно привел свой внешний вид в порядок, потом отцепил Равиля от кровати, но браслеты не снял, оставив его руки скованными спереди.
— Надевай штаны, сучонок, — приказал он, придав своему лицу свирепое выражение. — Сиди в этой комнате и не смей выходить. Вечером, когда я приду, мы продолжим твое воспитание, а сейчас тебе повезло, потому что мне некогда.
Равиль пошатываясь на трясущихся ногах стоял у кровати, прикрывая ладонями низ живота. Лицо его было еще более пунцовым, чем избитый зад или потрепанное ухо.
Стефан с наигранным равнодушием отвернулся от него и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Нужно было ехать. Уходя, офицер заглянул на кухню к Эльзе и приказал служанке минут через тридцать принести Равилю воды и вдоволь его напоить.
— Никакой еды ему сегодня не давай, — бросил он напоследок. — Ужинать он будет вечером, со мной. Еще смотрите, чтобы он не выходил из своей комнаты, и с ним ничего не случилось. За его жизнь и ты, и Карл, оба головой отвечаете!
Стефан поспешно вышел и сел в свой автомобиль. В глубине души у него почему-то неприятно саднило. Вскоре он понял причину своего беспокойства.
