Потом ребёнок стал подростком и буквально на глазах… начал превращаться в девочку — наметилась грудь, появились менструации. Переезжать не хотелось — отец уже был председателем колхоза, вот и придумали они эту историю с дифтерией. Мол, сын умер, его похоронили на родине, а чужую девочку удочерили. Так появилась Марта.

Подмены никто не заметил: Марта к тому времени переболела оспой, и лицо её было обезображено некрасивыми отметинами, отросли волосы, да и не общалась она ни с кем, молча страдая от своей «ненормальности». Убивать начала по той же причине, что и Богдан: от неразделённой любви и осознания того, что никогда не сможет иметь данного ровесницам — семью, детей, счастье с любимым человеком.

Погибла она нелепо и ужасно — полезла на чердак за сушёными фруктами для компота, упала и проломила череп. Девушка ещё несколько часов была жива, но родители не стали посылать за доктором, аргументируя тем, что на дворе зима, заносы — он всё равно не успеет доехать. На самом деле дочь им, похоже, была в тягость. Отец к тому времени уже выбился в партийные работники и слухи о злодеяниях Марты могли плохо отразиться на его карьере. Её постыдная тайна, став известной, тоже сильно усложнила бы им жизнь.

В итоге Марта умерла от кровоизлияния в мозг, не получив необходимой медицинской помощи, и родители похоронили её в саду под дубом. А по посёлку пошли слухи, что девушка пропала.

Какая страшная судьба! Тот редкий случай, когда жалеешь не только жертву, но и убийцу. Вот только зачем Марта являлась Оксане и Свете я так и не поняла. Если последний сон Дарины был вещим, и Марта действительно остановила Богдана сама единственным доступным ей способом, возможно, это и была её цель — оборвать родовое проклятье, не допустить повторения своей истории. Наверное, так и было, потому что с тех пор Дарине она больше не снилась.

Глава 31

Сентябрьский вечер был тёплым и умиротворяющим. Я только что проводила бабушку и собиралась скоротать время за чтением детектива и чашечкой свежезаваренного кофе. Звонок в дверь эти планы не нарушил, скорее, немного отложил, я в принципе ожидала посетителя.

— Привет, чемпион, надеюсь, ты ненадолго. Меня Эркюль Пуаро дожидается!

Приветливая улыбка Алана, к которой я до сих пор не привыкла, сменилась болезненной гримасой.

— Тебе в жизни детективов не достаточно? Я после недавних событий даже телевизор смотреть не могу. Ненадолго, раз прогоняешь, принёс кое-что. Войти можно?

— Какой вежливый стал, загляденье просто! Раньше ты так не церемонился, проходи, конечно.

— Извини за «раньше», я вёл себя, как идиот, — спортсмен мгновенно погрустнел и стал похож на раскаявшегося грешника перед судным днём.

Мы расположились на моей маленькой кухне. Я даже чайник поставила и печенье достала. Ладно уж, побуду радушной хозяйкой… в последний раз.

— Ты пришёл снова повиниться? Не стоило. Мы ведь уже всё выяснили: ты не безнадёжен, а я не злопамятна. Будем жить мирно, желательно не пересекаясь, помнишь первый пункт нашего договора?

Он кивнул и положил передо мной конверт.

— Помню, я здесь по поводу второго пункта. Вот твои документы. Теперь к ним невозможно придраться. Даже если кто-нибудь очень дотошный пошлёт запрос в ЗАГС, где по паспорту зарегистрировано твоё рождение, он получит соответствующее подтверждение.

— Как? Разве можно подделать актовые записи двадцатипятилетней давности?

Он довольно улыбнулся:

— Никто ничего не подделывал, поэтому всё надёжно. Пришлось найти человека с такими же паспортными данными.

Я открыла новый паспорт.

— Я стала на год старше?

— Да, и родилась в одном из провинциальных посёлков Ставропольского края.

— Это где?

— Довольно далеко.

— А… как же та, другая девушка с такими данными, что с ней?

— Ничего, просто этот паспорт ей не нужен. Она потеряла свой лет в семнадцать, написала заявление на получение нового, но за готовым экземпляром так и не обратилась. Потом с каким-то мусульманином связалась и даже ислам приняла, так что она теперь Зульфия. Свидетельство о рождении прилагается. Вот. Отныне родословная у тебя чистая, если не смущает тот факт, что родилась ты в социально-неблагополучной семье. А что такого? Ну выпивали люди по праздникам, зато маньяков среди них не было!

— М… м, ну спасибо. Мог бы не заморачиваться и взять любое другое имя.

— Любое другое тебе не идёт, — сказал Алан, глядя в сторону. — На том сайте я тоже кое-что написал и даже выложил ксерокопию справки о смерти.

По коже пробежали мурашки.

— Чьей смерти?

— А ты как думаешь? Той, кого они разыскивают, больше нет — умерла от передозировки лекарственных препаратов в результате суицида в прошлом году.

Закипевший чайник громко свистел, а я сидела и не могла заставить себя даже пошевелиться.

— Отравилась, не выдержав груза своей участи? Поздравляю, ты всё-таки убил меня!

— А что мне оставалось? — Алан выключил газ и сел ближе: — извини, это, наверное, неприятно…

— Всё нормально, я сама хотела достоверности, просто… странно видеть собственное свидетельство о смерти. Что, даже могила есть?

Он помрачнел:

— Пока нет, но я кое-что придумал…

— Не надо, не хочу знать подробности! Делай, что считаешь нужным, только чтобы никто при этом не пострадал. Кстати, как поживает Жаклин? — я поспешила сменить неприятную тему.

Теперь неприятно было ему.

— Плохо. Она так и не оправилась после смерти Богдана, а я не решился рассказать ей правду. Наверное, ты права и лучше всё оставить как есть.

— Не знаю, не знаю. Мне кажется, она должна узнать, кого вырастила, потому что в этой истории есть и её вина.

— Есть, наверное, но, боюсь, правда её убьёт.

— Ты так о ней заботишься, — я почувствовала неприятный укол зависти. Меня в моей ситуации так никто не оберегал — все друзья семьи мгновенно отвернулись и разбежались.

— Не забочусь. Скорее, чувствую себя обязанным, а это не очень-то приятно.

— Решай сам, я ничего рассказывать не собираюсь. Особенно Инге.

— Вы общаетесь?

— Да.

— И тебе это… не сложно?

— В каком смысле?

В серых глазах мелькнуло смущение.

— Её брат пытался тебя убить и… ты же видела, что он делал с теми блондинками! Разве тебе не противно?

— А каково тебе общаться с Жаклин? — усмехнулась я. — Кто она для тебя прежде всего — подруга твоей мамы, друг семьи или мать маньяка?

Он покраснел и снова отвёл взгляд.

— Инга не отвечает за поступки своего брата, почему же я должна перекладывать на неё его вину? Это бессмысленно. К тому же я, как никто другой, знаю насколько это несправедливо!

Он окончательно смутился, снова пересел подальше и тихо сказал:

— Я понял, прости. Я не имел права вести себя так, как вёл, и решать за тебя. Этого больше не повторится!

— Конечно, не повторится. Ты ведь здесь больше не появишься. Ты обещал оставить меня в покое, — напомнила я.

— Знаю, больше никаких детективов тут не будет! — он говорил искренне, вот только этого недостаточно.

— И тебя тоже! Не обижайся, но так будет лучше.

— Хорошо, если настаиваешь, но… почему мы не можем просто общаться? — кажется, он действительно этого не понимал. Придётся объяснить, специально для спортсменов.

— Наше общение уже даёт печальные результаты: я вынуждена обманывать бабушку, а ты — уверять родных и друзей, что мы не знакомы.

— Неправда! Когда такое было? — попробовал возмутиться Войнич.

— В коттедже Жаклин, например, забыл? Если мы продолжим гм… общение, тебе придётся врать сестре, отцу, друзьям. Несмотря на «чистые» документы, я всегда буду твоей грязной тайной, понимаешь? А мне такой статус не по душе. Так что извини, давай прощаться.

Он нахмурился.

— А теперь ты решаешь за меня? Твою бабушку, кстати, обманывать незачем. Можешь ей всё рассказать и объяснить, что я не представляю опасности.