— Но это не просто собака! Макс — единственное существо, которое меня любит!

Ах, юность — беспокойная пора гормональных бурь и маниакальной тяги к преувеличениям.

— Ты — сирота? — на всякий случай уточнила я.

— Можно и так сказать, — неохотно ответила Инга, потянувшись за второй салфеткой. От первой остались только обрывки. — Сирота при живых родителях. У отца давно другая семья, а мама… для неё в жизни главное — карьера, новый муж и ещё Богдан — гордость семьи. А вот я — её самое большое разочарование: ни талантов, ни внешности. Уверена, она даже не заметит, что я уехала.

— Далеко живёшь?

— В Москве, но сейчас в коттеджном посёлке. У нас там загородный дом.

Она сказала название посёлка. Далековато — километров сто восемьдесят проехала!

— А ближе никого не нашла? У тебя столица под боком, там экстрасенсов пруд пруди.

— У нас и по-соседству одна живёт — Дарина. — Инга расправилась со второй салфеткой, я охотно подсунула ей третью, лишь бы не ревела. — Но она только на картах гадает. Ничего толком не сказала. И, вообще, я её боюсь. Говорят, она… э… тёмная!

Я умилилась: ну, прямо Ночной дозор — всем выйти из сумрака!

— А я, по-твоему, белая и пушистая? Всех люблю и бросаюсь на помощь по первому зову? Знаешь, возможно, в другое время я более терпима и милосердна, но не сейчас.

— Мне зайти позже? — всхлипнув, уточнила Инга.

— Угу, в следующей жизни.

— О, пожалуйста! Умоляю, не отказывайтесь! Я заплачу! — она поспешно выгребла из сумочки несколько мятых тысячерублёвок и положила передо мной. — Вот. У меня ещё есть. Деньги — единственное, что я получаю без возражений.

— Ты первая, кто на это жалуется.

Я с тяжёлым вздохом пересчитала купюры и вернула половину. Всё равно ведь не отстанет. Проще потратить ещё немного своих… гм… последних сил, да отпустить её с миром.

— У тебя есть что-нибудь принадлежащее псу?

Ах, как я надеялась на отрицательный ответ. Увы, Инга вытащила из сумочки ошейник, на котором отчётливо выделялись несколько рыжих волосков. Отлично! В собачьей шкуре мне до сих пор приходилось бывать лишь образно. Теперь же предстояло буквально перевоплотиться в четвероногое, лающее и грызущее кости существо. Бр! Нет уж, увольте, обойдусь установкой наблюдателя.

— Хорошо, попробую, но обещать ничего не могу. С животными я прежде не работала.

Она смиренно кивнула. Я отделила несколько волосков, зажала их между ладонями и начала отсчёт.

Поздний вечер. Пёс небольшой, рыжий, явно не голубых кровей крадётся к строению, напоминающему сарай. Вдруг его ухо вздёрнулось, и он резко обернулся, видимо, на звук. В поле зрения мелькнула тёмная фигура, занёсшая лопату. Последовал удар по голове. На этом всё…

Нет, он ещё жив. Его куда-то понесли, затем бросили на кучу сухих сучьев. Теперь точно всё. Глаза пса закрылись навсегда, по телу прошла последняя судорога, и он обмяк, уткнувшись носом во что-то бело-оранжевое. Присмотревшись, я разглядела… женскую ладонь с длинными ногтями ядовито-морковного цвета.

Глава 2

Я медленно открыла глаза и растёрла виски, в них барабанили отбойные молотки. Глова была тяжёлой.

От надежды, светившейся в голубых глазах Инги, стало только хуже. Она молчала, боясь задавать вопросы, а я не знала, что именно ей сказать. Сначала лучше удостовериться в реальности своих видений.

— Скажи, Инга, твой Макс не слишком породистый, верно?

Она удивлённо моргнула.

— Да, он… я подобрала его на улице совсем маленьким шесть лет назад, и для меня никогда не имело значение, какой он породы. Мама его не любила, называла смесью бульдога с носорогом. А что?

— В посёлке он часто выходил за пределы дома?

Ещё один удивлённо-настороженный взгляд в мою сторону.

— Да, он постоянно находил какую-нибудь лазейку и убегал, но вечером всегда возвращался. А позавчера не вернулся. Мы с Фёдором обошли ближайшие окрестности, звали его — бесполезно. Вы поможете мне его найти?

— Кто такой Фёдор?

Я как могла, тянула время, чтобы не оказаться в эпицентре горьких слёз девочки-эмо, а ещё не давала покоя рука с морковным маникюром. Не могла ли она померещиться? В моём теперешнем состоянии это вполне допустимо.

— Фёдор работает у нас. Приводит в порядок двор и сад, ездит по маминым поручениям и ещё много всего делает. Так что с Максом?

Дальше темнить смысла не было. Я пододвинула ей ещё стопку салфеток и призналась:

— Мне очень жаль, Инга, но Макса больше нет. Похоже, он повадился к кому-то во двор, и хозяевам это не понравилось.

— Как?! Кто?! Почему?!

— Кто — не видела. Его ударили по голове, по-моему, лопатой.

— Нет! Не верю. Это не может быть правдой! — она вскочила, от резкого движения со стола посыпались салфетки и деньги.

— Успокойся, пожалуйста. Я описываю то, что видела.

— Нет! Вы ошиблись!

Очень на это надеюсь.

— Возможно, я сейчас не в лучшей форме.

После этих слов Инга немного успокоилась и снова села.

— Если вы его видели — где он сейчас? Что это за место?

— Не знаю, рядом находятся деревья, кусты и куча хвороста. Тебе это о чём-то говорит?

Она потянулась за упавшими салфетками и принялась усердно размазывать ими потёкшую тушь.

— У нас там лес неподалёку — деревьев и кустов хватает. Может… может, он просто ранен или болен?

В её дрожащем голосе звучала горячая мольба, но меня по-прежнему больше занимала неподвижная ладонь под кучей сучьев. Что, если женщина ещё жива? Хотя, вряд ли — живые под хворостом не лежат.

— Что? А… не знаю. Говорю же, я плохо себя чувствую и не могу ручаться за результат. Давай, сделаем так: оставь мне ошейник и свой номер телефона. Вечером попробую повторить попытку и отзвонюсь.

— Просто проверю, позвоню и на этом всё — большая жирная точка! — мысленно пообещала я себе, не желая ввязываться в очередную авантюру.

Девушка, получив возможность снова надеяться, заметно повеселела. Подняла с пола деньги, аккуратно сложила их на столе и поспешила откланяться.

Меня так и подмывало спросить, нет ли у неё знакомых с ногтями морковного цвета, но рисковать не стала. Потом объясняй, зачем мне это понадобилось, и что я имела в виду, а ответов всё равно нет. Сначала нужно убедиться, что моё видение — не плод усталости и бессонницы.

Ближе к вечеру меня разбудил звонок в дверь.

Я неохотно побрела в прихожую и, посмотрев в глазок, с ворчанием открыла дверь:

— Бабушка! Ну, зачем ты трезвонишь? У тебя ведь ключи есть!

Василиса Аркадьевна вошла в квартиру и плотно прикрыла дверь.

— Привет. Извини, ключи забыла. А что здесь делает тот рыжий? Я думала рабочие уехали, а он снова здесь! И где другой — высокий? Странно всё это.

Скорее возмутительно и, если честно, глупо. Чего Войнич этим добивается? Решил поиграть в вершителя судеб? Мания величия прогрессирует? Ну-ну, скипетр — в зубы, трезубец — в пече… в помощь. Только если захочу уехать — ни он, никто другой меня не остановит. Но пока такого желания нет, поспешила успокоить бабушку, сочиняя на ходу:

— Всё в порядке. Там какие-то проблемы с водопроводом и сплит-системой вот Глеб и разбирается. Он только вчера приехал.

Всю неделю я старалась навещать бабушку сама для того, чтобы она не встретилась с рыжим и ничего не заподозрила. Вот только вчера просто физически не смогла.

Она недоверчиво покачала головой:

— А хозяин где? Что он вообще здесь делает? Из этой глуши люди наоборот уезжают.

Ненавижу лгать бабушке, но правда может толкнуть её на опрометчивые и непредсказуемые поступки. А мне невыносимо будет снова увидеть в её глазах тень прежнего страха и то почти забытое затравленное выражение загнанного сворой охотников зверя.

— Алан? Ему врачи по состоянию здоровья здешний климат рекомендовали, вот он и приезжает периодически.

Н-да, не слишком убедительно. Не мастерица я истории придумывать.