— Но… Я хотел бы помочь тебе, хотел бы…
— Стой-стой, — Стайлз негромко рассмеялся, отворачиваясь от потерянного выражения на лице Дерека и прикрывая глаза. Сердце чуть сжалось, но он отказался обращать на это внимание. А затем повернулся снова, с уже более отстранённым лицом. — Ты же понимаешь, что мы не будем восстанавливать наши, ммм… Отношения?..
Дерек прикрыл глаза. Кивнул. Вряд ли Стайлз это заметил, ведь он отвернулся опять, — будто боясь слишком долго смотреть на него — но было плевать. Его собственное молчание ничего не значит, пока он сам не придаст ему значения. И пока он этого не сделает, будет бороться за «них»…
— Расскажи мне, что происходило за все эти два года, Стайлз. Я бы хотел…понять?.. — слишком много мольбы для голоса грозного альфы, чей рык может загнать человеческую душу в пятки. Мальчишка вздохнул.
— Я уже говорил…
— Неужели мне так обязательно напоминать, что я слышу твою ложь, боже! — вскинувшись, волк внутри человека вдруг замер. Окаменел, а затем опустился на передние лапы и стих. Покорился человеку, больше не собираясь оббивать хвостом, как кнутом, прутья рёбер и вгрызаться в лёгкие. Покорился, чувствуя снедающую всё на своём пути безнадёжность и не чувствуя больше опасности вокруг…
Стайлз остановился, повернулся к мужчине всем корпусом и поймал взгляд его глаз. Прищурился.
— Я не понимаю почему ты…
— Что?! — вышло резче, чем хотелось, но не зло, а скорее отчаянно.
— Ты буквально молишь меня, унижаешься, просишь… Ты можешь одним ударом руки вырубить меня, и, — он сделал шаг вперёд и дёрнул чужую руку, спрятанную в кармане куртки, на себя. Ладонь оборотня была в его подсыхающей крови, — одним взмахом когтей вырвать мне глотку, Дерек! Почему ты унижаешься передо мной? Ты можешь заставить меня сказать правду, только правду и ничего кроме правды, но ты скулишь как побитый щенок?!
— Да потому, что я всё ещё дорожу тобой! Идиот, если бы мне было плевать, я бы не пришёл! Я бы вырвался ещё в первый день заключения и, даже под страхом собственной смерти, убил бы тебя к чертям! — Дерек дёрнул рукой и снова засунул её в карман. — И я не считаю это унижением, я пытаюсь снова наладить с тобой контакт, потому что ты, блять, ДОРОГ МНЕ!
Еле сдерживая обращение, он резко развернулся и пошёл дальше. В горле стоял ком, а дыхание сбивалось на рычание. Хорошо, что людей вокруг не было, иначе их ссора определённо привлекла бы внимание и неизвестно какие были бы последствия…
Стайлз моргнул, всё ещё стоя с чуть вытянутой вперёд рукой, и несколько раз сжал ладонь в кулак. Прочистил горло. Спина оборотня удалялась от него с каждой секундой всё дальше. Тихо цокнув, мальчишка вздохнул и, сунув руки назад в карманы кофты, наконец, начал двигаться. Ускорил шаг, чтобы поскорей догнать Дерека.
Небо над его головой начинало нещадно быстро темнеть и, скорее всего, скоро должен был пойти дождь. Главное до этого момента успеть вернуться в машину.
— Таак… — Стайлз шумно дышал, чувствуя насколько отвык от физической нагрузки. — Ты хотел бы услышать, ну, всё с самого начала или…
Они сбавили темп, заворачивая в открытые ворота кладбища. Стайлз опустил голову как можно ниже, чтобы сильнее спрятаться в капюшоне, и негромко недовольно пыхтел. Он совершенно не хотел что-либо пояснять Дереку, но в груди было больно от мысли, что сейчас он опять обижает его. Намеренно.
Оборотень не ответил.
— Если ты будешь молчать… — Стайлз поджал губы и всё-таки поднял голову, чтобы посмотреть, куда им идти. Краем глаза он подметил успокоившегося и хмурого мужчину.
На кладбище было пусто. Он мог бы отпустить не очень приятную шутку про слишком людное место, но решил, что это всё равно не сможет избавить их от напряжённости, так что…
Вздохнув, Стайлз немного ускорил шаг петляя между надгробий. Как долго его здесь не было. Как чертовски долго…
Когда в нескольких десятках метров впереди показалась могила матери, он замер. Услышал как сзади подошёл оборотень. Он, будто нарочно шумел листвой и наступал на некоторый сухие ветки, чтобы сообщить о своём присутствии.
— Ты… Ты остаёшься здесь. — Даже не обернулся. Сделал медленные шаги вперёд, стянул капюшон и попытался натянуть лёгкую улыбку.
Будто можно обмануть тех, кто тебя не видит, но чувствует, «искренней» лёгкостью на лице…
Остановившись в нескольких шагах перед ними, он сглотнул, сжал зубами нижнюю губу и постарался не опускать глаза в землю.
— Привет, мама… Папа… — Зажмурился, глубоко дыша. Снова открыл глаза. — Я вот пришёл… Пришёл к вам, чтобы… Со мной всё в порядке, честно… Я окончил школу… Точнее, Лидия её за меня закончила, но это не столь важно, и… Я… Я соскучился…И, кажется, опять сделал что-то не так, мам… Я… Господи…
Вдох-выдох. Ты жив, и ты должен быть сильным.
Только вот они уже «нет» и никогда не будут.
Он выталкивает воздух порциями. Сжимает ладони в кулаки и часто моргает. Он не будет плакать. Он не будет плакать.
Он не будет…
— Пап, прости меня! — Ноги подгибаются, и мальчишка не удерживается. Он падает на колени, но по ощущениям сквозь землю. В самый жуткий ад. — Я не успел… Я должен был, но не смог… Я просто не смог, пап… Я… — Руки дрожат нещадно, под ногти забивается грязь, когда он впивается пальцами в почву. — Я, кажется, вышел неправильным… Вы с мамой… Простите меня, я не тот, кем вы могли бы гордиться… Я понимаю, и я люблю вас… Я всегда буду любить вас… — он вздрагивает и прячет лицо в ладонях. Мотает головой, пытаясь растрясти нахлынувшие вину, отчаянье и осознание… Всего.
У него никого нет.
Ему некуда идти.
Ему не к кому идти.
— Я… Пап, прости… Это так странно, ведь я стал одним из тех, про кого ты говорил «плохие люди»… — он усмехается, поднимает руки и трёт глаз наружной стороной ладоней, чтобы не занести грязь. — Я просто… Просто люблю вас… Мама. Папа. — он всхлипывает, собирается с силами, собирает себя в кучу и поднимается на ноги. — Люблю вас. — поддавшись странному порыву, он поднимает голову выше. Смотрит на верхушки деревьев, что держат свинцовое небо и шепчет: — И тебя тоже… Люблю.
На лоб падает капля. И вздрогнув, он закрывает глаза. Слёзы начинают течь с новой силой. Дождь начинается тоже.
Эта капля… Самая первая… Будто прощение.
Ощущается, будто «ты раскаялся, мы видим это и прощаем тебя, ты ещё сможешь излечить свою душу, только не тони, держись за то самое чувство, оно должно вытянуть»…
Раскинув руки в стороны, он подставляет лицо острым каплям. Слышит сзади шаги и молча шевелит губами. Договаривает то, что сказать вслух не может.
«Он хороший, папа… Правда. Я люблю его… Больше жизни. Только… Прости его, он не виноват. Я… Мы виноваты, виноваты, пап. Я обещаю, что проживу то, что осталось, достойно… Он правда хороший, пап…»
— Прости нас.
Извинениями мёртвых не воскресить. Как ни старайся.
Дерек осторожно приобнимает его за плечи и подталкивает в сторону пролеска, чуть впереди. Стайлз не сопротивляется. Дождь начинает всё сильнее набирать обороты.
Мужчина старается держать себя в руках. До боли хочет прижать его к себе, обнять. Сказать, что ещё не всё потеряно… Что, даже после смерти любимого человека, можно идти дальше… Что «они» смогли бы пойти дальше, если бы Стайлз дал «им» шанс…
Но он молчит. Молчит обо всём этом.
— Пойдём, тут недалеко есть беседка. Там можно спрятаться и… — Она уже буквально перед ними. Ещё полсотни шагов и они под навесом, но…
Стайлз резко дёргается и вырывается. Становится лицом к лицу с оборотнем, нервно сжимает руки в кулаки. Его волосы уже намокли, кофта частично тоже, а под ногами хлюпает грязь, он щурится от капель, летящих в лицо.
— Почему ты, блять, делаешь это?! — глаза без остановки изучают хмурое лицо Дерека, а ноздри шумно раздуваются. Хочется упасть на землю и разорваться от боли, бить руками по куче почвы, под которой прячутся мёртвые, и кричать во весь голос. Хочется избить волка, до хрипов и до полусмерти, чтобы перестал оставаться таким чертовски заботливым и всё ещё покровительствующим. Всё ещё идиотомлюбящим. — Дерек, ты вообще нормальный, чёрт тебя побери! Я. ТЕБЯ. ПОДЖЁГ. Я мучил тебя, истязал и вытирал дерьмо воспоминаниями о твоей семье! — он кричит, вскидывает руки и, наконец, видит как на лице волка начинают появляться эмоции. Его глаза мигают, потому что он всё ещё пытается контролировать себя, но Стайлз-то знает, что это ненадолго. Он знает, потому что нарочно выведет его, заставит отказаться от себя, наконец, заставит вычеркнуть себя из его жизни. Чтобы просто уехать как можно более безболезненно, чёрт побери. — Я… Боги, — он смеётся, проводя рукой по волосам, — я, я не могу поверить, что ты оказался таким слабохарактерным! Ты жалок, Дерек! Ты…
