Локи замирает от такого неожиданного, но очень и очень приятного предложения. Даже не замечая этого, он выпрямляется, приподнимает голову выше, а затем медленно склоняет её набок. Его губы растягиваются с усмешке, а глаза заинтересованно поблёскивают. Он потягивается и, развернувшись, идёт к выходу. Говорит напоследок:

— С вами приятно иметь дело, мистер Одинсон. Надеюсь, вы не будет делать мне этих глупых поблажек…

Один не отвечает, но Локи буквально чувствует его ответную усмешку. Он выходит за дверь, закрывает её за собой и почти тут же приваливается к стене, пытаясь переварить всё, что сейчас произошло. Уголки его губ опускаются, пальцы мелко подрагивают.

Он делает аккуратные вдохи, мысли роятся в голове и буквально вот-вот уже разорвут её, но… Локи слышит, как открывается дверь ванной дальше по коридору, и чуть ли не срывается в ту сторону. Завернув за угол, видит чуть взлохмаченного, с влажными волосами и полотенцем на плече, Тора.

— Локи?..

Он только и успевает, что удивиться. В следующую секунду мальчишка просто кидается на него, тут же обнимая за талию и комкая в пальцах его футболку на спине.

— Эй, всё в порядке?.. Боже, ты весь дрожишь, что случилось-то?! — Тор обнимает его в ответ мгновенно, прижимает к себе крепко-крепко и нервно сглатывает.

Локи шепчет еле-еле:

— Всё в порядке… Теперь всё точно в порядке… — и этого хватает на них двоих.

Хватает, чтобы чуть успокоиться.

Правда, хватает ненадолго…

+++

Она касается его ладоней. Гладит его пальцы, скользит по запястьям и ручейкам вен под кожей.

Она пытается успокоить его.

Она касается его щёк. Проходит по губам, по скулам. Оглаживает брови, мягко касается кончика носа.

Она пытается привнести в него равновесие.

Она улыбается, мягко, очень и очень мягко.

Она предаёт его каждым движением.

Кожу будто бы изрезают лезвия. Они проникают глубоко-глубоко, кажется, глубже некуда, и застревают там. Вены выкручивает. Они рвутся, змеятся под кожей, разбрызгивая кровь внутри полостей его тела. Вся кровь будто бы сворачивается мгновенно.

Он каменеет изнутри. Но сердце всё ещё бьётся.

Он не может дышать. Бьёт раскрытой ладонью по полу, по чему-то твёрдому/острому, на чём лежит, и пытается прохрипеть, что сдаётся. Пытается прохрипеть, что с него хватит. Пытается прохрипеть, что он выходит из этой игры.

Всё тело чешется/горит/саднит/режет. Глаза закатываются/глазные мышцы рвутся от боли, от жажды. Сухими губами он тянется к её пальцам, к её рукам. Изгибается, пытаясь дотянуться до неё всем телом.

Она осаждает его, проходясь не слабым разрядом тока по нервным окончаниям.

— Всё будет в порядке, ты же знаешь… Я смогу тебе помочь, Локи… Только я смогу помочь тебе… — Ванда гладит его по голове и убирает со лба влажные пряди.

Так заботливо, так нежно. Она улыбается, и он всё же по-глупому верит этой улыбке. Плачет.

Внутренности выкручивает от невозможной боли. Локи стонет, изгибается и всхлипывает. И снова, и снова, и снова. До бесконечности всё это.

Ногти вгрызаются в предплечья. Разрезают, кромсают, рвут кожу.

— Тшш… Не нужно… Скоро боль кончится, всё пройдёт, ты будешь свободен… — она кладёт его голову себе на колени, и сквозь слезящиеся глаза он видит на ней голубое, переливающееся синим, прекрасное платье. Цвет кажется до боли/счастья/страха знакомым, но он не помнит. Ничего не помнит от боли. Ванда улыбается, целует его в лоб. — Скоро всё закончится… Тебе не нужно будет делать выбор… Сомнений не будет, тревожность исчезнет, всё закончится… Я единственная, кто сможет тебе помочь…

Он скребёт ногами по полу, пытается отползти, царапая тонкие нежные лодыжки и ступни о камни. В груди теснится боль. В груди огромная сфера желания/жажды/потребности чего-то, что поможет ему уйти от этого, от боли. Ему кажется, что ещё секунда, и эта боль вытеснит из него всё.

В том числе и жизнь.

— В-ван… В-ванд… — хрип, стон, он почти готов сорваться на крик.

Сознание — перепады туманности.

— Тшш… Молчи-молчи… Всё в порядке, боль скоро кончится, скоро кончится… — она вытягивает его руку и одним движением подола стирает всю кровь, что хлещет из расцарапанного предплечья. Она закрепляет жгут чуть выше сгиба локтя. Делает так, как правильно. И улыбается. Всё ещё улыбается. — Тебе просто нужно довериться мне, хорошо?.. Я знаю, ты веришь мне… Поверь, что всё кончится, всё это кончится… Я смогу помочь, ладно…

Он комкает свою футболку и скрипит зубами. Кивает, кивает дико и судорожно. Лишь бы закончилось, что угодно лишь бы это мучение закончилось.

— Д-да… Д-да…

Она улыбается. Её красивое голубое платье в крови, и это должно быть выглядит ужасно. Но он не видит. Ничего не видит из-за потока слёз.

Когда игла медленно проникает под кожу, его глаза в ужасе/шоке/неверии распахиваются. Он дёргается, но её руки вдруг становятся чертовски сильными.

Он не может отползти. Боль скручивает спазм за спазмом.

— Тшш… Я подарю тебе покой, тебе лишь нужно нажать на поршень… Просто нажми, и всё закончится… Слышишь, Локи, я спасу тебя…

— Нет…

Он дёргается. Боль скручивает, но он сильнее. Он всегда сильнее, чем его боль.

И он готов на всё, готов ко всему, но… Но не к этому. Он не вернётся к этому. Никогда не вернётся к этому.

Это замкнутый круг. Вечный круг. Вечный Уроборос/Ермунганд.

Если он не разорвёт его сейчас, не разорвёт никогда.

И он говорит:

— Нет.

Он тянет руку к шприцу и вырывает его. Резко/дико/без шансов. Также рывком разрывает жгут.

Ванда держит. Ванда шепчет. Ванда улыбается.

Но Ванда лишь плод воображения. Лишь часть его больного сознания.

Она шепчет:

— Локи, ты обретёшь покой, слышишь… Всё будет…

— Нет!

Он садится рывком. Собственный крик отдаётся в ушах. Набатом и совсем рядом с заполошным стуком сердца.

Он опускает глаза на свои дрожащие руки и пытается дышать. Параллельные царапины, маленькие капли крови, там, где острые ногти надавили слишком сильно.

В свете разноцветных фонариков ему кажется, что он всё ещё спит. Ему кажется, что всё это нереально. Что всего этого нет.

Руки выкручивает. Ноги выкручивает. Он привстает на лопатках и кусает губы до крови, вплетающейся во вкусовые рецепторы.

Это откат. Всё же откат. Доктор предупреждал.

Он и сам видел, и сам замечал, но… Курение немного убаюкивало растущее желание. Локи не думал, что накроет так сильно и так резко.

Первые дни будет просто. Потом желание будет увеличиваться. Доктор предупреждал.

Бывших наркоманов не бывает.

К концу второй недели ему станет плохо. Как только это произойдёт, он должен вызвать скорую и отправиться в больницу. Доктор предупреждал.

Бывших наркоманов не бывает.

Локи скатывается с постели и падает на пол. Удар чуть отрезвляет, и этой трезвости хватает на то, чтобы добраться до шкафа с одеждой.

Пальцы трясутся, он еле-еле справляется с пуговицей на джинсах. Отлепляет от себя влажную, потную футболку и кое-как накидывает другую. Сверху тёплую кофту на молнии.

Он хочет. Просто хочет.

Не важно чего. Важно в каком количестве.

Желательно в большом. Чем больше, тем лучше. Всегда лучше.

Он бьёт себя по лицу. Наотмашь, так сильно, как может. Затем снова.

Это тоже освежает на миг. Он оглядывается в полутемной комнате, кидается к рюкзаку и вываливает всё содержимое на пол. Роется, кое-как нашаривая пачку с сигаретами.

Миг проходит, но курево уже в руках. Сейчас станет легче. Он готов к тому, что станет легче.

Щека жжёт, царапины на предплечьях тоже. Боль прокатывается по телу волнами, напряжение нарастает.

Он разрывает упаковку, а затем последняя сигарета ломается в его вздрогнувших, вдруг сжавшихся пальцах.

— Нет… Нет, нет, нет…

Он бьёт кулаком по полу. Пачка последняя. Пачка. Последняя.

Он жмурится до белых точек перед глазами и снова бьёт себя. Бьёт себя. Шатаясь, поднимается.