Ненависть обжигает внутренности, покалывает кончики пальцев и прокатывается привкусом железа на языке.

В нем не остается жалости. Он не знает, что будет после. Да, он боится этого, до онемения и ужаса боится, но… Он смотрит на своего отца, что лежит на больничной койке, и знает: страх перед пустым/невозможным будущим не означает, что он позволит Лафею остаться в живых.

Прямо в эту секунду он готов вылить все то, что пережил, на него. На этого… Этого…

Он вдыхает. Делает шаг за шагом, игриво ведет кончиками пальцев по ткани простыни.

— Столько лет спустя… Как много лет… Как много… Крови! — он с силой бьет по чужому бедру, Лафей дергается, но скорее на рефлексах, чем осознанно. Локи хмыкает. — Такого в твоих планах ведь не было, да?.. Конечно же, ты никогда даже и помыслить не мог, что я выиграю… Даже и подумать не мог, что в итоге мой ход будет последним, правда?

Он останавливается у изголовья, и его рука зависает над бледным, потрепанным временем лицом. Локи медлит.

— Я бы с превеликим удовольствием снял с тебя кожу живьем, если бы ты был жив. Я бы с огромным наслаждением избил тебя до полусмерти, расчленял тебя по кусочкам, мучал бы тебя до жалкого скулежа вместо криков боли. — он не замечает, что его рука с силой сжимается в кулак, а ногти впиваются в ладонь. Когда замечает, вздыхает и хмыкает вновь. Мягко улыбается. — Но. Я — не ты. Я — всё ещё я.

Сделав шаг в сторону, Локи наклоняется к розетке, что на стене, и аккуратно вытаскивает штекер.

Аппараты, даже не успев тревожно запищать, гаснут. Подача кислорода прекращается. Считывание пульса тоже.

Локи медленно отходит назад. Спиной доходит почти что до Тора, но вовремя останавливается.

Проходит пара секунд и Лафея охватывают судороги. Он трясется, дергается, пытается что-то сделать, все еще находясь без сознания.

Мальчишка без понятия чего именно ему не хватает: кислорода или же каких-то питательных веществ… На самом деле его это не сильно интересует. Он просто следит за тем, как отец медленно в неосознанных муках умирает, и судорожно сжимает руки в кулаки.

Оцепенение охватывает его, но слишком медленно. «Отходняк», который наступит позже, через час, два или пять, точно накроет его с головой, но сейчас ему всего лишь немного нечем дышать.

Локи вскидывает голову чуть выше.

Когда мужчина вдруг вздрагивает и замирает, он не подходит, чтобы опустить его распахнувшиеся веки. Стоит, с минуту смотрит на труп, а затем оборачивается. Всем телом.

Без лишних слов он проходит мимо потрясенного, стоящего столбом Тора, выходит в коридор.

Когда дверь уже закрывается, Тор судорожно вздрагивает и выходит следом. Еле успевает нагнать Локи у лифта.

+++

Он теряет его где-то в дверях на выходе. Вот макушка, скрытая темно-зеленым капюшоном, еще маячит чуть впереди, а секунду спустя на ее месте пусто.

Оказывается в больницах иногда даже в субботу так много народу…

Оказавшись на улице, Тор оглядывается, судорожно и нервно. После увиденного чертовски хочется поехать домой, послав Локи куда подальше, но он продолжает выискивать его взглядом.

Тор чувствует жгучую обиду, ярость и несправедливость. За последние недели никакой отдачи, никакого намека на взаимность он не видел, и почему-то чувствует, что уже никогда и не увидит.

С каждым днем/часом/секундой парень все сильнее верит тем больным словам:

« — Это была лишь игра, колючка!.. Мне было скучно, и я решил, что ты, твои чувства и твой член — неплохое развлечение…»

Тем более Локи бросил его. Он просто вышвырнул его, как грязного, нашкодившего котенка. Он…предал его?..

Парень прищуривается и, наконец, замечает темно-зеленый капюшон на другом конце парковки. Мальчишка даже не убегает, медленно и пошатываясь вышагивает в сторону дома.

И ему правда хочется бросить это всё. Ему правда хочется сдаться, потому что с каждым днем он все меньше видит то, за что борется.

Но тем не менее он уперто ждет. Уперто верит в то, что главное — не сдаваться.

На миг прикрыв глаза, он вдыхает и мысленно делает очередной рывок, в еще одной попытке догнать Локи и «вернуть его к жизни». Его тело срывается с места в ту сторону, где за ближайшим домом уже успел скрыться темно-зеленый капюшон.

+++

Выйдя из больницы, он тут же сворачивает за угол, делает пару шагов и присаживается на корточки перед бездомным с большой жалостливой табличкой в руках. В долгие объяснения не пускается.

— Услуга за услугу.

Он смотрит в тусклые, бледно-карие глаза и ждет. Мужчина кивает.

— Что нужно?

Большое количество слов ему не требуется. Локи стягивает кожаную куртку, а затем стягивает толстовку. Отдает ее бродяге.

— Дойдешь до того угла парковки, покрутишься десяток секунд и пойдешь в ту сторону, вверх по улице.

Он немного прищуривается, но солнца нет, все небо затянуто тучами… Глаза болят просто по факту. Накидывая куртку назад, Локи предупреждает:

— Кофта твоя, вся мелочь, что в ней, тоже, но, если будешь трепаться, уже завтра окажешься в канаве с перерезанной глоткой. Ясно?

— Я-ясно…

Мужчина кивает. Его глаза пугливо опускаются, смотрят на чистую теплую кофту. А затем, поднявшись, он подхватывает кусок картона и идет туда, куда указал мальчишка. Не оборачивается.

Локи сплевывает на то место где только что сидел бродяга и двигает параллельно зданию больницы. Вытащив наушники/сим-карту из телефона, включает музыку, ограждая весь окружающий мир от себя.

Песни сменяются одна за другой. Улицы сменяются так же, но медленнее.

Он не смотрит, куда идет, смотрит лишь под ноги, и в какой-то момент чуть не попадает под машину. Какой-то парень рывком дергает его за рукав, возвращая на тротуар.

Локи поднимает глаза, перед ними тут же проносится автомобиль. Он поворачивает голову и смотрит на «спасителя». Даже не снимая наушники, четко выговаривает:

— Надеюсь ты будешь гореть в аду за свою добродетель.

И ступает на дорогу. Не оборачивается.

Медленно и неспешно он доходит до самой окраины. Останавливается, лишь уткнувшись в знак, оповещающий о границе города.

К этому моменту на улице уже темнеет. Темные-темные облака давят еще сильнее. Они прижимают к земле его маленькую фигурку, что стоит в самом начале шоссе, ведущего в никуда, и молча пытаются раздавить.

Он передергивает плечами и разворачивается. В глаза тут же бьет свет проезжающей мимо машины, что бежит прочь. Прочь из ненавистного города.

Его ослепляет, подкашивает, чуть сносит в сторону, ноги спотыкаются, вынося тело на дорогу, но, к счастью/ужасу/скорби, там пусто. На встречке пусто, а он счастливчик. Возвращается на дорожку, протоптанную в траве.

Он идет и все еще думает о том парне, что вроде как спас его. За секунду до того как отвернуться, Локи видел на его лице зачатки отвращения и гнева… Тот парень определенно был удивлен.

Но никто не просил спасать его шкуру. Никто ее обещал спасителю благодарности.

Никто никому ничего не должен.

« — Никто никому ничего не должен, Локи. Запомни это раз и навсегда. — отец заметно устал. Он трет глаза и откидывается на диване.»

Таким Локи видел его впервые и больше не увидит никогда. Ему четыре года и это единственное более-менее четкое и самое раннее хорошее воспоминание.

« — Но ты же мой папа… Ты должен меня защищать, хвалить, покупать конфеты и… — он сидит на ковре, прямо у его ног, и перед ним горка кубиков с буквами из алфавита.»

Если сейчас он был бы там, то сложил бы слово «потерянность». Или же «крик». Или же «умирание».

Но тогда ему было всего четыре, и он был наивным, как ребенок, ха-ха. Тогда он уже хоть и был настороже, но и мысли допустить не мог, что Лафей может влепить ногой ему по лицу, откинув в другой конец комнаты. Или же кинуть в него кубиком с такой силой, что кожа на лбу/виске рассечется.

Эта детская настороженность сменилась осознанием опасности уже позже. Но тогда… Именно в тот момент они оба будто на краткий миг сошлись.