Он мнется, чуть удивленный таким напором. Все же кивает.

Хлопнув в ладони, Карен поднимается и отправляет его одеваться.

— Таблеток ты выпил все же слишком много. Не передозировка, но последствия все же проявиться могут. Если почувствуешь тошноту, головокружение, спутанность сознания, тут же вызываешь скорую и едешь в больницу. Я потом напишу справку, будешь освобожден от занятий на неделю, твоему горлу и телу нужно восстановится. — сделав пару пометок в блокноте, женщина поворачивается к нему, полностью одетому, осматривает с ног до головы. Кивает. — Больше никаких обезболивающих, особенно настолько сильных. Только мази от синяков и покой. Можешь быть свободен…

Локи показывает «спасибо» и выходит. Тор выходит следом.

Преследуя его, будто пес или охранник, он в нужный момент разворачивает Локи в сторону стоянки и чуть ли не волоком тащит к машине. Садится в нее мальчишка уже самостоятельно, но горечи и какого-то отвратительного привкуса во рту от этого меньше не становится.

А впрочем, чего он хотел?.. Все кончено. Все забыто.

Взгляд падает на сильные руки Тора, когда тот плавно и так уверенно проворачивает руль… Локи отворачивается, будто обжегся, и смотрит в окно.

Кусает губу сильно, пробегается пальцами по шее, давя на синяки. Из какого-то​ пореза начинает течь сукровица, он чувствует каплю, исчезающую за воротом, между ключиц…

Это просто последняя частичка Тора, сидящая у него под кожей, наконец, исчезает. Локи делает полноправный вдох. Чувствует, что если бы в воздухе было раз в сотню больше никотина, ему бы возможно действительно полегчало.

+++

Только вернувшись домой, он принимает смс от Брюса. Смотрит вслед брату, что уезжает, потому что не понимает языка жестов, а нормальных ответов так и не дожидается.

Хотя, не то чтобы Локи пытался что-то объяснить ему на пальцах. Он лишь прошел на кухню и, поставив чайник, сделал вид, что Тор уже ушел. Что Тора никогда здесь и не было. Что они — незнакомцы.

«Миссис Сэйвер примет тебя сегодня в полпятого. Я заеду. Нет, это не обсуждается.»

Без подписи, чуть грубовато… Интересно, это он зол потому, что мальчишка его раскрыл или потому, что Лафей объявился?.. Хотя по сути без разницы. Главное, чтобы не лез дальше чем нужно, а то многоместные братские могилы это немного не по его, Локи, части.

Но то, что его психоаналитик уже здесь не может не радовать. Хоть где-то сегодня он сможет расслабиться и немного успокоиться.

Хоть где-то сможет… Ах нет, горло же сорвано. Точно.

Чай с парой ложек сахара и мультфильмы на одном из детских каналов. Он выключает звук на телефоне. Ванда, Нат, Тони и другие все пишут и пишут.

Смешно.

Он подтаскивает колени ближе к груди, но не сильно, иначе грудина взвоет от боли, а затем взвоет и он сам.

Отец постарался на славу.

Чай заканчивается раз за разом, очень быстро. Он все ходит и ходит за новыми кружками…

Карен права — ему нельзя расслабляться. Промедол был экстренным вариантом, утром он разрыдался от боли, упав на пол рядом с постелью, но… Все же это было не слишком веской причиной тут же закидываться хоть и такими слабыми, больше лечебными, но все же наркотиками.

За эту слабость хочется дать себе по лицу, но он сдерживается. Да-да, бывших наркоманов не бывает, но больше такое не должно повторяться. По крайней мере, пока он не разберётся со своей главной​ проблемой…

Поэтому Локи закидывается сладким чаем, надеясь, что вместе с выделениями выйдет и часть наркотических токсинов. При всех его знаниях в области биологии верится в это слабо, но… Заняться в любом случае больше нечем. Не на смс же от друзей отвечать.

И это, кстати, тоже по больному режет. Стоит только представить, как, вернувшись в школу, он даст отпор Ванде, сердце тут же сжимается так сильно… Но ничего не поделаешь.

Это жизнь. Взрослая жизнь.

Здесь, как известно, бывает всякое. Даже дружба заканчивается.

Мистер Беннер заезжает за ним в четыре. В коридоре мальчишка сталкивается с только что вернувшимся братом, но на его расспросы даже не реагирует. Смысла в этом просто не видит.

Мужчина за рулем необычно говорлив. Рассказывает то о скором согласии миссис Сэйвер, то о его отце, то еще о чем-то. Он не боится ни одной темы, ни одного произнесенного слова.

Локи бы возмутился, но он почти не слушает. Смотрит в окно.

Последний раз, когда они виделись с Эль, ему было пятнадцать с половиной или около того. Она пыталась в который раз объяснить ему, что сбегать это не лучший вариант, что если он поделится своими переживаниями с ней или куратором, то станет легче…

Его тогда нашли после четырех месяцев в «подполье». В тот раз, когда он сбежал от «родителей», что отдали его в кучу секций, а затем решили укоротить прическу и… Да, этого им лучше было не делать.

В то время, он может сказать откровенно, гормоны бурлили, не находили выхода. Он был чуть истеричным, чуть нервным.

Все говорили, мол, все в порядке. Год в реабилитационном центре, год лечения от наркотической зависимости…

Все говорили, мол, этот год был не очень легким, все в порядке. Все надеялись, что он, наконец, раскроется/расколется словно орешек.

Этого не произошло. Он распсиховался. Он сбежал.

Когда четыре по, примерно, тридцать дней спустя его нашли, Эль на несколько дней взяла его под свою опеку. Их долгие беседы определенно запомнились ему надолго.

А затем те двое «папаш» усыновили его и все. Они решили, что ему не нужна помощь.

Эль тогда так удивилась, дала ему свою визитку, чтобы звонил, если опять станет туго. Но Локи так и не позвонил ни разу, визитку в тот же день выбросил.

Не из надежды, что жизнь наладится, просто… Он не верил, что она ему действительно поможет.

Тут просто как со смертельным заболеванием на последней стадии. Все, что его может спасти — смерть. Не его, конечно.

Его отца.

Да, тогда была их последняя встреча, и мальчишка даже не надеялся, что увидит ее вновь, но… Как чудно все сложилось, однако.

И первую встречу Локи помнит тоже. Не хуже чем последнюю.

В первую их встречу ему было десять и небольшой хвостик. На его голове, у него в возрасте.

Тело все еще было напряженно, оно помнило те липкие дикие и жадные прикосновения самого первого куратора.

Она помогла ему расслабиться. Невысокая, улыбчивая и чуть пухлая в бедрах.

В ее кабинете всегда была вазочка с конфетами. Маленькими такими карамельками с разными вкусами.

За сеанс он успевал съедать половину, если молчал. Четверть, если говорил.

В то время говорил он довольно редко. Тогда само понятие маски, само понятие актерской игры еще было не доступно для него в такой мере, в какой он понимает его сейчас. Тогда он еще не мог так просто вжиться в чужую шкуру, жить в ней не день и не два, а…

Сколько в этот раз?.. Мм, если с сентября, то около… Да-да, точно, чуть больше шести месяцев.

Но он все же еще не идеален. Иногда проскальзывали такие моменты, когда все летело к чертям, и его лицо показывалось из-за упавшей маски. Он становился собой, обретал себя на мгновенья, секунды, а иногда и на часы, но…

Никто не замечал.

Просто никому не было дела.

Если бы не отец… Если бы отец сдох где-нибудь в канаве/на собственных нарах…

Он мог играть влюбленного, эмоционального, глупого и слезливого мальчишку до конца своих дней. Внутри он задыхался бы, медленно иссыхал, но…

Этого бы тоже никто не заметил. Потому что никому не было бы дела.

Таким он стал сейчас, но вот шесть-семь лет назад все было иначе. Его маленький маячок, его свеча, его милый лучик солнца пропал, был украден… Его Ванду забрали, и он… Он просто нажал «restart».

Вернулся в самое начало, но, на самом деле, к себе самому. Лицо приобрело пустое выражение, пропал аппетит, молчание стало его вечным спутником.

Во многом это выручало — часто приемные родители думали, что он аутист и поэтому не брали его. В то время, как он мог перемножать в уме уже трехзначные числа, все вокруг думали, что два плюс два для него и то слишком сложно.