Он хватается за голову, за волосы и тянет. Знает, что это не Лафей, это он сам, он сам в своей голове. И он убивает себя. Сгибается пополам, ощущая нехватку…

Ему нужно найти выход для этого. Чем быстрее, тем лучше. Но он не может позволить себе эту слабость прямо под окнами, не может…

На глаза попадается дерево и лестница, ведущая к люку. Он дергается к ней, рвется к «спасенью» чувствуя себя утопающим.

«Ты же знаешь, что ненормальный… Ты никогда не сможешь стать нормальным, Локи! Потому что меня в твоей голове не существует, это ты сам. Это всегда был только ты сам!»

— Нет… Нет, я…

Он карабкается. Не чувствует своего тела, не чувствует боли, не чувствует, что замерзает.

И оказавшись внутри, замерев посреди домика на дереве, он теряется. Моргает.

«Ты знаешь, что слаб, глуп и отвратителен! Тебе не нужен я, чтобы сообщить себе об этом. Ты просто мерзок, Локи! И дело не в твоем отце, это не он сделал тебя таким, ты родился таким… Родился жутким монстром, ошибочным ублюдком!»

Уроки начнутся довольно скоро, ветер дует в спину, подгоняя. Он неспешно размышляет о том, где бы сбыть краденное антикварное оружие, мысленно подсчитывает оставшиеся денежные запасы на тот случай, если придется бежать уже сегодня.

Хоть малейшая реальная угроза его жизни — Локи уже в другом штате. Возможно, это мерзко или неправильно… Возможно, это выглядит как предательство…

Ох, такая чушь/ересь! На самом деле ему некого предавать, потому что у него никого нет. И тем более, если он побежит, Лафей в любом случае побежит следом.

Без его основной цели, здесь ему буквально за сутки станет скучно. Примерно тогда, когда он поймет, что шантаж в плане «я убью всех твоих друзей» не работает. Никогда не работал.

Он мог бы создать аккаунт на eBay или может еще где-нибудь, но думать об этом не хочется. Мальчишка начинает жалеть, что убил Фьюри, ведь тот мог бы запросто все сбыть, однако… Спустя миг он вспоминает, что это именно он сдал его Лафею и совесть убегает блевать в другую часть сознания.

Ему не нужна чья-то помощь, чтобы продать что-то. Что-то не принадлежащее ему. Что-то украденное и чуть ли не вымытое в крови владельца.

Школа уже виднеется недалеко впереди, когда Локи слышит, — точнее замечает это по ускорившимся ученикам, — звонок на урок. Его шаг так и остается размеренным, неспешным. Спокойная музыка льется из наушников, самую малость убаюкивает.

Город хоть и достаточно большой, но вот их район не очень. Семья Одинсонов довольна известна. Сплетни разносятся быстро.

Техника сломанного телефона — такое же вечное, как братоубийство или предательство в обмен на еду.

Но даже если бы вся округа уже не жужжала о том, что произошло вчера… Он бы все равно не ускорился. Ноги надсадно ныли при каждом шаге. Каждый вдох отзывался болью в ребрах и легких, в грудине. Спина была просто сама по себе покрыта синяками, а его руки… Даже сейчас если сжать кулаки слишком сильно, корочка может лопнуть и пойдет кровь.

И все это уже не говоря о том, что он не может говорить. Все это уже не говоря о том, что его горло, его шея, похожи на ебучий пиздец и…

В коридорах пусто. Он бредет по ним в поисках шкафчика, а затем и кабинета. В классе людно, но он этого почти не замечает. Зайдя, пытается извиниться на языке жестов.

Историк долго пронизывающе смотрит на него, а затем молча кивает и продолжает вести урок. Локи садится за свою парту, достает тетрадь, ручку и, тут же опустившись на нее, погружается в дрему.

Та бодрость, что была у него пару часов назад оказывается обманчива. Он ведь и двух часов ночью не поспал так что…

Не удивительно.

Есть вероятность того, что за урок ему поставят два, но Локи даже не волнуется по этому поводу. Он знает программу по этому предмету за весь одиннадцатый и часть двенадцатого класса, так что…

Дело в том, что теперь, с появлением Лафея, у него во многом отпадает вынужденность делать те или иные вещи. И в этом есть свои плюсы, однако. На самом деле там одни лишь плюсы, так что…

Ему больше не нужно строить из себя веселого и доброго мальчика. Просто потому, что он таковым не является и никогда не являлся.

Ему больше не нужно просить помощи с домашкой у Тони или Нат, у Ванды или Клинта. Просто потому, что на самом деле он знает не три языка, а пять; на самом деле у него нет проблем ни с одним предметом; на самом деле он уже сейчас может пойти и по досрочным экзаменам за двенадцатый класс закончить школу, на самом деле…

Так можно продолжать до бесконечности. Но теперь в этом нет нужды.

Отец здесь, можно отложить маски в сторону и умыть уставшее лицо.

Можно больше не притворяться, будто бы эмоции привносят что-то в его жизнь. Можно больше не притворятся будто бы он крут/мягок/добр/героичен/заботлив. Можно больше не рыдать и не смеяться по удобным или нет поводам, только бы вызвать у людей, что вокруг, правильный отклик.

И это правда похоже на мелкую передышку. Теперь он может вернуть себя: обозленного на мир эгоиста и ублюдка. Теперь он может вернуть свое лицо: пустую безжизненную маску с изгибом губ, в гримасе презрения.

Когда Локи говорит, что его отец привносит в его жизнь только плохое, он, конечно врет.

Но только на одну сотую от всего количества.

+++

Урок тянется за уроком.

На втором ему везет. Какая-то​ девушка из класса знает язык жестов и переводит учителю его ответ на заданный вопрос.

Третий оказывается вместе с Тором и Нат. Почти всю перемену Локи проводит в туалете, перематывает сбившиеся бинты, и поэтому чуть опаздывает.

Учитель требует объяснений, а получив вместо них какие-то движения рук, раздражается. Выйдя вместе с ним в коридор, он пытается добиться хоть слова, но добивается лишь отодвинутого в сторону воротника.

Локи наблюдает за тем, как его, учителя литературы, лицо белеет, и еле давит усмешку. Да уж, эти взрослые, якобы опытные и «мудрые», чаще всего только лишь много возомнившие о себе дети… Грустно как-то.

Его пальцы все еще удерживают ворот в стороне, когда мужчина врывается в класс и дает какое-то задание, когда говорит, что отлучится ненадолго.

Все ученики смотрят на его фиолетово-желтое, покрытое расчесанными вспухшими синяками горло. Локи спокойно поправляет ворот, затем волосы.

Его это не волнует. Также как и их не волнует правда.

Сплетни разлетятся раньше, чем он сделает три щелчка пальцами. В чем смысл говорить, когда тебя никто так и не услышит?..

Дверь медленно закрывается за спиной учителя, и, уже разворачиваясь под натиском его уверенно руки на своем плече, Локи видит, как Одинсон и Романофф подрываются, кидая вещи в сумки.

Как ни странно, в нем это не находит никакого отклика. Только может мурашки бегут по позвонкам: кто знает, может этот глупый Тор еще с кулаками на него накинется ни за что, ни про что.

Коридоры вновь пусты, но теперь он бредет по ним не один. «Литератор» то и дело странно косится, а затем некрасиво пятнисто краснеет. Позади слышится нестройный шаг двух ребят.

На самом деле, сейчас ему действительно не хочется быть здесь. Обмен школьного коридора на библиотеку или даже промозглую канаву, все же не такой уж и плохой обмен…

Иногда взрослые, да-да, те, что всего лишь много возомнившие о себе дети, бывают очень и очень нервными. Просто до смешного паникующими.

Медсестра как может пытается успокоить ворвавшегося мужчину, но тот все причитает что-то о шеях и поведении, и опозданиях, и насилии, и полиции… Все, что остается ему, лишь закатить глаза.

Это нелепо. Если бы он был не настолько травмирован и мог хотя бы произносить звуки, никому бы и дела не было, почему ворот настолько высок, а на руках бинты. Почему тональник лежит чуть неровным слоем, неумело скрывая синяки на лице.

Опустив рюкзак на кушетку для осмотров, он усаживается туда сам и просто ждет пока женщина выпроводит истеричного учителя литературы. Это происходит не сразу, по ее лицу довольно заметно, что она не прочь вколоть ему лошадиную дозу успокоительного, лишь бы тот угомонился.