Даже думать об этом больно. Думать о том, что…

Ведь есть же дети, которых родители любят. Точно есть, он уверен.

И… Что же с ним не так? В чем он провинился? Что сделал-то?!

Он ведь просто рос. Просто был. Просто пытался…

Поставив чайник, Локи вздыхает и прижимает кончики пальцев к зажмуренным векам. Из-под них сочатся соленые, глупые слезы, и у него просто нет сил, чтобы остановить их.

Сердце ноет, взвывает и разрывается. Оно слишком большое и чувствительное для его груди. Когда давным-давно Лафей предложил его вырезать, ему нужно было согласиться.

Согласиться, а не предложить «игру».

На самом деле, до ужаса и истерики смешно. Все самые ужасающие вещи в его жизни носят одно и тоже название.

«Игра».

Что в детдоме. Что между ними с отцом.

Развивать и дальше все эти тяжелые мысли не хочется. Чайник взвивается, вскипает, а затем с щелчком затихает. На кухне так тихо.

Локи медленно тянется выше и выключает свет. Только после открывает глаза.

Он помнит столько всего теплого, связанного с этим местом. Столько всего трепетного.

Осенью… Он помнит как осенью умирал здесь. Как разрывался от тяжести депрессии, от переполнивших чувств, выпустить которые просто не мог себе позволить, потому что…

Все это время он лгал ведь. Лгал всем и вся.

С Тором оказалось до ужаса просто. Он даже не замечал, когда Локи подкашивало и все маски опадали пожухлыми листьями, а вместо них показывался он настоящий. Тор не замечал, Локи корил себя за такие моменты слабости, но…

Он наслаждался ими. Честно. Было в них что-то такое… В самом Торе было что-то такое…

Он закусывает губу и, зажмурившись, резко бьет себя по лицу. Затем снова.

Щеку обжигает болью. Он клянется себе, что больше не допустит промахов. Ему все же уже семнадцать, пора, наконец, взять под контроль не только разум, но и тело. Хотя бы лицо, ладно.

Ни одна маска, которую он примерит, больше не спадет раньше, чем он этого пожелает.

Вновь вернув освещение, его пальцы касаются аптечки. Локи уже хочет снять пластыри с «огрызка», как вдруг что-то заставляет его обернуться. На самом входе стоит Тор.

Стоит, оперевшись плечом о косяк, и смотрит. Неизвестно как долго.

Он глядит в ответ самую малость, а затем возвращается к аптечке. Антисептик, перекись, ватка, ватный диск…

— Ни о чем не хочешь поговорить?

Он вздрагивает, роняет ватку и зажмуривается. В следующую секунду спокойно выдыхает, немного выпрямляется, поводя плечами.

Лицо — пустота. Как в космосе, только меньше эстетики и возвышенности.

Тон Тора обычный, будничный. Мальчишка прямо чувствует, как под ним, парень закипает от злости и гнева, может от боли… Хотя теперь это не имеет значения.

В момент наивысшей опасности он всегда становится настолько жестким эгоистом, но… В итоге это спасает всех. Всех кроме него самого, правда.

Он говорит:

— Нет. Какие-то проблемы?

Хочется не просто прочистить горло, а закричать так, чтобы связки разорвались до крови. Чтобы он потом разговаривать не мог вечность.

Чтобы люди вокруг прекратили разбираться в отношениях с ним, чтобы его просто оставили в покое и дали сделать его работу.

Если бы кто-то мог ему помочь, он бы попросил помощи. Правда. Но ему не нужны трупы и еще несколько литров чужой крови на его руках.

— Да нет. Все в порядке. — Тор поджимает губы и чуть ли не скрипит сжатыми челюстями. Подходит, достает чашки, наливает в них кипяток, бросает чайные пакетики. — Ну, кроме конечно же того, что вернулся твой отец. К примеру.

— Это… Вызывает в тебе какие-то противоречивые эмоции?.. — Локи вскидывает брови, поднимая на «брата» взгляд. Тот стоит прямо над ним, и его потемневшие глаза буквально метают молнии. Мальчишка лишь хмыкает, принимая молчание, как ответ. Объясняет: — Тебе не стоит волноваться на этот счет. Это не твоя проблема.

— А мне кажется наоборот. — он прищуривается, еле-еле сдерживается, чтобы не встряхнуть его, стоящего рядом.

— Тебе кажется… Тор. — Локи качает головой и понимает, что чуть вновь не назвал его «колючкой». Теперь это не привычка, так пережиток прошлого. Он тянется к уху и, одновременно выдыхая, разом сдирает пластыри. Кусает многострадальную губу от стреляющей боли. — Не лезь в это.

Тор глубоко вдыхает, шумно выдыхает. Локи почти слышит, как его зубы скрипят друг о друга, а затем парень отворачивается. Молча берет чашку и, оперевшись на столешницу, невдалеке от плиты, начинает пить чай.

Быстро смочив ватный диск антисептиком, он прикладывает его ко вновь кровоточащему уху. Боль острая, ноющая и пульсирующая. Глаза увлажняются.

Он сменяет несколько дисков, по шее стекают капли антисептика. Они впитываются в ворот худи. Оставив ватку на ухе, он подтягивает рукава выше. Берет еще один диск.

Тор вдруг негромко говорит:

— Помочь тебе?..

Локи замирает и кривится. Фыркает:

— Спасибо. Обойдусь.

— Ладно. — Тор пожимает плечами, оставляя чашку на поверхность. Делает пару шагов к нему, останавливается рядом, а затем переплетает руки на груди. Спокойно заглядывает в глаза. И говорит: — Могу я помочь тебе?

Он хочет рассмеяться ему в лицо, но пока что просто не умеет так. Пока не научился.

А глаза Тора такие чистые и преданные…

Хочется обозвать его «псиной» и дать по морде. Избить до потери пульса, чтобы не смел так смотреть, не смел вызывать такие чувства и… Чтобы просто не смел.

И Локи знает, что он делает. Пытается зайти с другой стороны, делая вид, будто просит сделать ему одолжение, будто просит разрешить ему оказать помощь.

И сердце разрывается. Чувства, запертые за толстой и дубовой дверью, рвутся/бьются/просятся наружу, но для них здесь больше нет места.

Теперь все место зарезервировано его отцом. Зарезервировано на неопределенное «всегда».

— Если так просишь… — он неопределенно безразлично пожимает плечами, и парень слабо, уже побито улыбается. Аккуратно подтаскивает для него стул, затем для себя тоже.

Его большие теплые пальцы очень и очень нежные.

Локи знает это, как никто, наверное, но все же каждый раз удивляется. Как Тор, такой дикий и безудержный на поле, во время игры, может быть таким мягким и сдержанным, заботясь о нем?..

Как он может быть таким добрым к нему, ущербному и гадкому?..

Сейчас удивлению нет места. Оно выселяется/выжигается, в его глазах остается лишь надменность и презрение.

Пока Тор раз за разом тихо обрабатывает его ухо, Локи просто ждет. И смотрит.

Каждый раз встречаясь взглядами, он видит в чужих боль и буквально ликует.

Это оттолкнет Тора. Точно должно. Ему даже и стараться не придется…

Только где-то глубоко внутри волнение. Если Тор правда «псина», преданная и верная, то… Это же не значит, что он вернется?.. Не значит же, что если его выкинуть на обочину, он медленно вновь ляжет у его ног и заскулит, прося принять?..

Это волнение пугает, но не сильно. Локи мастер по насмешкам и жестокости. Если понадобится, он пустит ему кровь/кишки/грязные оскорбления, но добьется ответной ненависти.

Так всем будет проще.

Когда с ухом закончено, он берет его за подбородок и осматривает его лицо в скудном свете лампочки. Тянет к аптечке и копается в ней в поисках мази.

— И не лень тебе это делать?.. — он насмехаться, ощущая, как чужие пальцы осторожно наносят мазь на цветные скулы, почти касаются губ. Зевнув, краем глаза видит, как Тор замирает, чуть качает головой, а затем продолжает работать.

— Было бы лень, меня бы здесь не было… Сними футболку, мне нужно осмотреть тебя.

Локи фыркает и поднимает руку, резко скидывая все его прикосновения. Отстраняется, встает.

— Хватит с тебя. Со мной все в порядке.

— Идиот!.. — Тор, не удержавшись, подрывается, и стул за его спиной с грохотом отъезжает на полметра. Он смотрит гневно и зло, его ноздри яростно раскрываются. — Кому, скажи, к чертям, нужна эта показуха, а?! Ты пытаешься закрыться от меня, пытаешься оттолкнуть меня, но у тебя ничего не выйдет! Я все эти твои фокусы на пересчет знаю, ты просто пытаешься оградить меня и…