Он не чувствует, что по его лицу текут слезы. Не чувствует, что его надорванное, навсегда изуродованное ухо болит и кровоточит. Он не чувствует, что еще несколько минут и его буквально стошнит, что его грудь болит от ударов, а губы все еще жжет от того «поцелуя».
Он чувствует лишь ненависть. Желание убить. Уничтожить. Разрушить. Сломать. Испоганить. Разбить. Разорвать.
Превратить в пыль и развеять по ветру. И отца и воспоминания о нем.
Чтобы больше никогда, — никогданикогданикогданикогданикогда — не увидеть этот ночной кошмар вновь. Чтобы больше не волноваться каждую секунду своей жизни, что вот-вот все разрушится.
— У тебя… Ха-ха, нет сердца, малыш… — он пытается откашляться, пока Локи восстанавливает дыхание. Пытается сморгнуть кровь с глаз. — Ты такой же как я… Да, точно такой же. Я так счастлив и…
— Никогда! — его сбитые костяшки проезжаются по скуле его отца вновь, сильнее и жестче, и голова того со смехом запрокидывается. Локи бьет его ладонью по груди. В бессилии от невозможности заткнуть этот ненавистный смех. — Я никогда не стану таким как ты! Я так сильно ненавижу тебя!.. Так сильно, что хочу убить! — он скалится, сжимает челюсти. И снова бьет. А Лафей смеется громче, его смех расшатывает ребра, пробирается к душе и заставляет ее задохнуться/загнуться/сгнить. — Потому что ты разрушил мою жизнь. Моя мать погибла из-за тебя! Она умерла из-за тебя, ублюдок! — удары становятся немного смазанными. Его сердце бухает в груди, похоже, начиная попросту останавливаться от переполняющей его боли. — Ты разрушил мою жизнь! Ты пытался убить меня и я…
— Да! Давай же! Убей меня!
Лафей дергается, рывком хватает сына за свитер и притягивает к самому своему лицу. Рычит от счастья, окутывая его запахом крови и железа.
— И тогда ты будешь таким же! Таким же как я! — его глаза открыты, но залиты кровью. Локи не может рассмотреть зрачок. — Я готовил тебя всю свою жизнь, потому что я тоже убил своего отца! Я убил своего милого, доброго тряпку-отца, и ты должен убить меня! Потому что у тебя нет сердца, малыш! Ты такой же как…
— Заткнись!
Он резко отпихивает его и кричит. Лицо Лафея похоже на кровавое месиво. Он хрипит, захлебывается кровью и смеётся. Локи не останавливается. С рычанием/рыданием начинает наносить суматошные смазанные удары везде, где может дотянуться. В какой-то момент смех обрывается. Лафей несколько раз дергается, затем затихает.
Локи торжествующе дергается и тянется к кедам. Вытаскивает ножик, щелчком открывает.
Когда-то давно, когда-то в прошлой жизни, его отец рассказывал ему о том, что такое улыбка Глазго, улыбка Челси. Он с усмешкой аккуратно вел острием ножа по его щекам и смотреть как в отражении зеркала из его глаз текут испуганные слезы. Он говорил, что после этого остаются уродливые шрамы.
Говорил, что шрамы все равно не будут такими уродливыми, — если он надавит ножом сильнее, — каким является сам Локи.
И сейчас, чувствуя как его захватывает адреналин, он наклоняется к уху человека, которого больше всего ненавидит, и шепчет:
— Улыбка Глазго — это не красиво, папочка. Намного больше тебе пойдёт «вторая улыбка»… — его высохшие слезы стягивают кожу на лице, чужая высохшая кровь стягивает кожу на его руках.
Он подносит нож к основанию мочки и делает надрез. Отец все еще не подает признаков жизни.
Но Локи не замечает ни этого, ни того, что происходит вокруг, пока кто-то вдруг резко не подхватывает его и не поднимает на ноги. Он не успевает завершить начатое, даже не успевает сделать первый порез хоть чуточку глубже. Запястья тут же заводят за спину, нож выбивают, щелкает браслет наручников, затем второй.
Строгий серьезный голос зачитывает ему его права.
Но Локи только кисло смеется. Смотрит как какая-то девушка в форме и с маленькой походной аптечкой подбегает к его отцу, достает бутылку воды и пытается промыть ему глаза. К ней подбегает еще один парень, пытается нащупать у его отца пульс.
Он смотрит, ждет и думает, что на самом деле у него нет прав. Единственное, что есть, — это ничего.
Нет ни дома, ни семьи, ни жизни. И если первое и второе у него забрал его отец, то третье, — его жизнь, — на самом деле, если быть честным и откровенным, всегда принадлежало не ему.
Всегда также было собственностью его отца. Лафея.
Он весь и полностью всегда был его собственностью. Сопротивлялся или нет, он проигрывал.
Всегда проигрывал.
И даже сейчас. Он был уже буквально за миг/шаг/миллиметр от спокойной жизни, но судьба та еще штучка…
Она тоже на стороне Лафея.
И пока его уводят к машине, пока вокруг уже суетится подоспевший Брюс, пока копы вызывают скорую…
Он прожигает взглядом своего отца и ждет. Облизывает пересохшие от сбитого дыхания губы. Пятится, не желая уходить спиной, поворачиваться спиной.
И как раз в тот момент, когда его рывком, насильно разворачивают, уже чистые, темные глаза Лафея распахиваются. Локи замечает как он поднимает голову и, не обращая внимания на девочку-офицера, находит его взгляд. Ухмыляется и что-то шепчет.
«Папочка любит тебя, Локи.»
Он отворачивается, разворачивается и сплевывает кровь, накопившуюся во рту. Перед ним открывают дверцу машины, позволяют ему плюхнуться на сиденье и, не дожидаясь пока Локи подвинется, захлопывают ее.
Внутренняя стенка не слабо бьет его по бедру и плечу. Он морщится. Поднимает голову.
Между ним и двумя патрульными на передних сиденьях решетка. Но он не чувствует себя в клетке.
Видя, как его отцу помогают подняться и ведут к скорой, Локи впервые за последние шесть лет не чувствует себя в клетке.
Он чувствует себя свободным, чувствует себя сильным и почти что равным своему главному врагу, но…
Вдруг теряется. Прошло столько времени, но его силы все еще не достаточно и…
Как много времени потребуется, чтобы ее стало достаточно, а? Как много жертв?
Локи бросает последний взгляд на измятую лужайку, на крыльцо, где стоят Фригга и Тор. Он случайно натыкается на взгляд голубых глаз, а затем отворачивается.
Тора больше нет в его жизни. Никого больше нет в его жизни, кроме него самого и его отца.
И Локи пытается сопротивляться себе, своим мыслям, пытается бороться…
Медленно-медленно смысл противостоять Лафею и дальше теряется. В чем суть, если ему никогда не победить?..
Мотнув головой, мальчишка жестко дергает запястьями, ссаживая кожу о железные кольца наручников. Это немного отрезвляет, и неуверенность сбегает, испугавшись горящей в его сердце ярости.
Полицейская машина медленно отъезжает.
+++
— У вас новенький. Принимайте!..
Безликий типичный офицер пихает его за решетку и от изнеможения, от боли, Локи падает лицом вперед. Ударяется скулой и отгрызенным ухом о грязный пол. Кривится, давя всхлип еще где-то на уровне подсознания.
Сбоку слышится смешок и шушуканье. Он подтягивается на руках, поднимается на ноги. Отряхивается.
Его темно-зеленый свитер в крови, но этого почти не видно. Зато видно на светлых джинсах. На его костяшках, на его подбородке, на его ухе и шее.
Оглядев камеру, мальчишка видит бомжа, двух, похоже, бывших уголовников и смутно знакомую девчонку, что втихаря пронесла внутрь плеер с наушниками. Ее глаза закрыты.
— Присаживайся, не стесняйся, у нас компания теплая… — один из парней смеется, гогочет, похлопывая себя по бедру. Его друг грязно скалится.
Скамейки находятся вдоль всех трех стен. Слева от него сидят эти два парня, в углу девушка. Прямо перед — грязный оборванный мужчина, что лежит, развалившись вдоль почти всей поверхности сиденья. И не долго думая, Локи поворачивается к правому углу, забирается в него, прижимаясь спиной к стене. Подтягивая ноги к груди.
Мальчишка закрывает глаза, пытаясь абстрагироваться.
Он представляет, что находится у камина. Рядом с ним его мать, и сквозь тонкую узорную вставку на рукаве ее кофты он видит только начинающий подживать синяк.