+++

Солнце медленно поднимается над горизонтом. Его свет не согревает и не дарит радости в этих краях.

Окружённое обычной железной решёткой здание тюрьмы окрашивается золотом. Солнечный свет мягко покрывает собой серые стены, касается их с жалостью, печалью.

Утро рождества наступает неспешно, медленно. Заключённые ещё спят или же только-только просыпаются. По одному из коридоров идёт караульный, молча пихает редкие письма в узкие щели на дверях одиночек.

В этой части здания поголовно насильники, да убийцы. Все тяжкие, с последствиями.

Писем мало.

Он идёт быстро, будто пугливо. Неестественная тишина давит, прижимает к полу, заставляет плечи сутулиться.

Последний чистый белый конверт проскальзывает под железной крышкой с серой, чуть облезшей краской. С тихим выдохом «почтальон» скрывается за углом, сбегает из этого мрачного, тяжёлого и с последствиями, коридора.

Письмо же медленно опускается на бетонный пол, а затем скользит по нему пару метров. Будто устав, останавливается.

Мужчина открывает глаза. Они пронзительны и темны. Они глядят так, что кажется даже бумага вот-вот задрожит. Скомкается.

Медленно моргнув, он поднимает руки и на выдохе снимает ногу с шеи, раскручивая мудрёную позу. Мышцы немного тянет, но это так привычно, что даже приятно.

Он поднимается.

Два шага босых ступней и наклон. Распечатанный конверт, будто бы сам тянется ему в руки. Лишь бы сбежать от хищных глаз, лишь бы спрятаться.

Не возвращаясь назад на постеленный матрац, он остаётся на месте и достаёт письмо. Оно чуть смято в уголке. Неудивительно.

Намного удивительнее было бы, если бы почту не проверяли, если бы не прочитывали все приходящие сообщения.

Но это не страшно. Он знает, что в письме ни одного лишнего слова, ни одной лишней запятой/точки/троеточия. Всё выверено заранее.

И если изначально может показаться, что всё просто… Это не так. Всё намного сложнее.

«Здравствуй, старый друг! Жду не дождусь твоего освобождения!

У меня всё хорошо. Жена всё такая же прекрасная ворчунья, детки подрастают.

Твой пёс все ещё под моей опекой. Думаю, он волнует тебя больше всего, хах.

Ты всегда любил эту собаку больше, чем кого-либо…

Он кстати вырос. На команды всё ещё не отзывается. Гуляет сам по себе, будто кот, и водит дружбу с парой дворовых шавок.

Я думал его кастрировать, но сучку он себе даже не ищет, так что волноваться не о чем.

У нас недавно, кстати, случилась лёгкая трагедия. Малк, сын мой старший, оболтус тот ещё, забыл выключить газ и дом вспыхнул, будто спичка. А ты же знаешь этот наш дом!.. Сколько там дыма навалило от этих трухлявых потолочных балок! Ужас…

Так вот, твой пёс — герой. Он спас моего младшего сынишку; сам чуть лапы не отбросил, но его вытащил.

Так что думаю, тебе нужно бы заканчивать там свои дела и требовать воли. Хотя бы ради того, чтобы увидеться со своей собаченцией и увидеть, насколько она возмужала.

Жду встречи,

Твой Н.Ф.»

Мужчина фыркнул и немного дико ухмыльнулся. Прошёлся одной рукой по рыжим, как пламя волосам, шепча:

— Возмужал, говоришь… Что ж, поглядим… Поглядим… Этот щенок вырос и, похоже, забыл своё место.

Скомкав бумагу, он бросил шарик в урну в углу и, тот с глухим стуком ударился о стенки мусорного ведра. Мужчина вернулся назад на матрац, сел и на миг замер.

В глазах больше не было спокойствия или умиротворения. Они искрились азартом.

+++

Комментарий к Глава 17.2

Так, ладно.

В своё оправдание могу сказать, что действительно пытаюсь писать меньше.

И ещё буду стараться выкладывать чаще и в большем количестве глав. Надо поддерживать себя в нормальной форме и немного увеличить скорость, а то летом у меня маленькая гос. бяка из трёх букв, брр.

Всем спасибо за прочтение!

М.Зяблик :*

========== Глава 18.1 ==========

+++

Спустя пару дней после Рождества ему начинает казаться, что все происходящее вокруг — сон. Слишком мягкий и теплый, слишком умиротворенный и спокойный.

Сон.

Он ставит точку отсчета где-то там, с Тюра, который начинает обращать на него внимание и даже разговаривать… Который видит, как Тор буквально ластится, — не касанием, так взглядом, — к нему, но при этом реагирует спокойно и как-то… Радушно что ли…

И этот сон все длится и длится. Проходит через кучу подарков под Рождественской елкой. Проходит через Бальдра, который тонко и так весело/по-доброму намекает, что им нужно быть сдержаннее и потерпеть совсем чуть-чуть, до кануна Нового года, а потом родители уедут. Проходит через Тора, который постоянно где-то рядом, постоянно, — нарочно/невольно/скрытно, — смотрит на него, постоянно касается его.

Сон все не кончается и не кончается. Со временем происходит что-то странное, оно то растягивается на миллиарды лет, — когда Тор затаскивает его в проход к бассейну, что под лестницей, и целует так жарко/жадно, — или же наоборот бежит ужасно, просто невероятно быстро, когда только-только наступает утро, но уже настигает их вечер.

Тридцать первое декабря наступает слишком быстро и слишком медленно. С самого утра в доме легкая суматоха — Фригга с Одином уезжают на какой-то дорогой лыжный курорт куда-то в горы. Он не уточняет, не спрашивает; внутри все еще свежи воспоминания о его собственных лыжах, но детских санках, о домике с камином, о…

И хотя Локи совершенно не может представить «маму», катающуюся на лыжах, совершенно не может представить Одина, занимающегося чем-то кроме работы… Он все равно желает им хорошо отдохнуть, провожает их вместе со всеми.

Когда дверь за родителями закрывается, они, все вчетвером, стоят в коридоре еще несколько секунд, а затем Бальдр тихо смеется и вскидывает кулак вверх:

— И кто готов оторваться по полной?! — он оглядывает чуть сонного Локи, спокойного Тора и хмурого Тюра и поджимает губы. — Ясно. Я готов оторваться по полной, а вы все старые, скучные, дряхлые…

— Тебе разве не пора начинать собираться?.. — Тюр чуть вскидывает бровь кивая на часы. Парень смотрит тоже и чуть ли не подпрыгивает.

— Боже, точно!.. Сколько дел, сколько дел! — он убегает в кухню, допивать кофе. Локи идет следом, оборачивается к старшему.

— Вы же только вечером на вечеринку идете, разве нет?..

— Этому нарциссу нужно несколько часов только для того чтобы подобрать наряд, а про то чтобы привести себя в «порядок» я уже вообще молчу, — Тор смеется в кулак, объясняя. Чуть потягивается.

— Но… — Локи все еще непонимающе смотрит на Бальдра, останавливается у стола. — Но ты же только что вышел из душа!..

— Да, но я же должен подготовится к…

— Кхе-кто-то просто, кхе, девчонка. — Тор отходит к холодильнику, покашливает. Бальдр возмущенно замирает.

Даже у Тюра дергается уголок губ в подобии усмешки. Или же он просто знает, что последует за подколкой брата и уже смеется. Заочно.

— Ты. Неотесанный, грубый и недальновидный мужлан! — парень прищуривается, поджимает губы и вдруг усмехается. Медленно, по-кошачьи, поднимается к места и делает шаг к Локи. Тор, стоящий спиной и все еще посмеивающийся, этого не замечает. Бальдр говорит: — Вот возьму и украду у тебя твоего принца, раз уж я такая «девчонка»…

Тор замирает, а Бальдр аккуратно приобнимает вмиг окаменевшего Локи со спины и кладет подбородок ему на плечо.

На миг на кухне воцаряется полная тишина, а затем Тор с силой опускает чашку на столешницу. Все замирают.

Тюр спокойно, но как-то слишком нарочно громко шепчет:

— Не стоило тебе этого говорить… — он, похоже, тоже веселится, уже не в первый раз наблюдая за задирками младших братьев, но при этом не вмешиваясь.

Локи вздрагивает, пытается не настойчиво выбраться из чужих объятий, но парень удерживает его на месте. Будто ждет, что сейчас сделает Тор.

Но мальчишка то понимает, что если тот сейчас обернется и увидит как его брат к нему прижимается, то попадет не только им обоим, но и даже спокойно попивающему кофе Тюру. Никто не сможет избежать Торова гнева.