Шум воды резко стихает, дверь ванной открывается.
— Что это?! — оборачиваюсь, потрясая альбомом в воздухе. — Ты что, рехнулся?!
Замешательство на лице Агацумы быстро сменяется удручённо-расстроенным выражением.
— Прости. Я не думал, что ты это увидишь.
— Вот как? Во-первых, нельзя рисовать спящих. Во-вторых, я не давал согласие на то, чтобы… оказаться в твоём альбоме.
— Спящих нельзя фотографировать, — кротко поправляет Соби, подходит и пытается ненавязчиво у меня этот альбом из рук забрать.
Я не отдаю и прячу за спину. Соби замирает в шаге от меня.
— Зачем ты меня рисовал?
— Я привык рисовать всё, что привлекает внимание и что является красивым.
— Значит, по-твоему, я красивый? — злость слегка отступает, потому что ситуация попахивает настоящим идиотизмом.
— Конечно, Сэймей. Ведь ты — моя Жертва.
И снова спасибо Ритсу-сенсею. Жертва — это же самое умное, самое красивое и самое восхитительное существо на планете. «Основы взаимодействия в паре», глава вторая. Хоть учебник и для Бойцов, я читал.
— Не я — твоя Жертва, ты — мой Боец, — лениво поправляю я, возвращая альбом. — Избавься от этого. Это отвратительно.
Чувствую себя как жертва вуайериста, живущего в доме напротив.
Агацума молча берёт альбом, вырывает последние несколько листов, сворачивает его трубочкой и убирает в сумку. Листы складывает в четыре раза и суёт в карман. Только хочу напомнить ему, что ведро, вообще-то, у него перед носом, как вспоминаю, что сам же велел не разбрасывать у меня свой мусор.
Нужно бы, наверное, приказать не рисовать меня больше, но, если захочет, он всё равно обойдёт мой приказ, просто я результатов его художества не увижу.
Соби быстро убирает карандаши и ластики, вешает сумку на плечо и идёт в прихожую, чтобы обуться. Я озираюсь, вспоминая, какой сегодня день, и прикидывая, какие учебники мне понадобятся до обеда. А ведь Мимуро вчера наверняка ждал меня с домашней работой по истории, да так и не дождался.
— Сэймей, я могу идти?
— Да, да, иди уже, я тебе десять минут назад об этом сказал.
— До свидания, Сэймей.
— Пока.
Дверь за Агацумой мягко закрывается. До начала урока остаются считанные минуты. Торопливо бросаю в сумку несколько книг, переодеваюсь в свежее и выхожу из комнаты. Даже кофе не успел глотнуть. А всё из-за Соби! Нет чтобы разбудить меня на полчаса раньше. А если бы я до обеда проспал, он бы так и сидел? Ну да, сидел. И дорисовать бы успел.
Не прекращая мысленно ворчать, выбираюсь на улицу. К счастью, до учебного корпуса уже рукой подать. Но только подхожу, как входные двери распахиваются и навстречу мне появляется странная процессия. Во главе её — Минами, идёт, хмурится, смотрит себе под ноги; за ним Нагиса и причитающая Чияко-сенсей; замыкают это шествие жутко довольный комендант, два охранника — тех самых — и внезапно Накахира. От удивления я даже останавливаюсь.
— Аояги-кун, — говорит Минами, проходя мимо, — все обвинения в краже с вас сняты. А также ограничения на выезд из школы. Идите на занятия.
В полной растерянности перевожу взгляд на Накахиру, который идёт с опущенной головой, но, увидев меня, слегка поднимает Ушки и грустно улыбается.
— Чияко-сенсей, — подхожу к старушке и удерживаю за локоть, чтобы она притормозила, — что происходит?
— О, Сэй-кун… — растерянно говорит она, заметив меня только что. — Накахира-кун сознался в краже. Кто бы мог подумать… Ума не приложу, зачем ему это понадобилось.
Правильно, сенсей, потому что не знаете, куда класть.
Ну надо же, какой идиот! Зачем он это сделал? Ведь и собаке понятно, что он тут ни при чём. Зачем он взял вину на себя? Только не говорите, что из-за меня, а то лопну со смеха. И Минами всё понимает, вот и ходит мрачнее тучи.
— Куда его повели, сенсей?
— В изолятор, — Чияко тяжело вздыхает, качает головой и, продолжая причитать себе под нос, устремляется вслед за остальными.
В принципе, я мог бы и не торопиться на урок, потому что в аудитории всё в буквальном смысле бурлит. Гул стоит такой, что приходится перекрикиваться; Ямада-сенсей беспомощно ходит между рядами, призывая всех к порядку, но видно только, как у неё открывается рот — слов не слышно совсем. Прохожу к своей парте, что называется «под шумок», сажусь рядом с Мимуро.
— Это из-за Накахиры? — интересуюсь, доставая учебник.
— Да, он тут такой спектакль устроил, — Мимуро морщится. — Яманака-сан проходил мимо, остановился поговорить с Ямадой-сенсей, а этот Накахира всё сидел, собирался с духом, а потом подошёл и заявил, что виновен в краже. Яманака-сан только дал ему вещи собрать, а сам в это время охрану вызвал и директора. Понятное дело, пока Накахира укладывался, тут вот это и началось, — он обводит подбородком класс.
— Вот идиот, — бормочу я в сторону.
— А что вчера было-то? С обыском. До меня только слухи какие-то дошли.
— Если было интересно, мог бы прийти и сам узнать, — замечаю я, не поворачиваясь.
— Ну да, прийти, чтобы выслушивать от тебя вопли, что лезу не в своё дело? — Мимуро усмехается, но его усмешка тут же спадает. — Так расскажешь?
— Как только урок начнётся, — киваю я, и мы молча дожидаемся, когда Ямада-сенсей более-менее успокоит класс.
Не могу сказать, что у меня богатый опыт общения с маленькими детьми — только с Рицкой. Но когда я отводил его в школу и забирал, когда видел, как сам Рицка разговаривает со своими приятелями, то заметил, что у всех детей есть нечто общее — способность быстро переключаться с одного на другое, отвлекаться на то, что в настоящий момент волнует больше. В этом плане наша аудитория как будто наполнена не четырнадцати-шестнадцатилетними подростками, а самыми настоящими детьми. После признания Накахиры только об этом весь урок и говорят, на меня — ноль внимания, словно и не было вчера никакого обыска, словно не у моей двери толпилась чуть не половина общежития. Что мне, конечно, только на руку. Поэтому продержаться, не ловя на себе любопытные взгляды, удаётся до самого вечера.
Вернувшись к себе после ужина и раскрыв ежедневник, со смесью отчаяния и недовольства обнаруживаю, что ни одно домашнее задание на эту неделю не сделано, более того — я умудрился задолжать несколько прошлых. И как теперь всё это разгребать, не представляю. А ведь до недавнего времени я числился отличником.
Раскрываю учебник по теории боя, потом — тетрадь по софистике, следом — учебное пособие по ментальным техникам, ещё — альбом с чертежами боевых расстановок и учебник по системной физике, а довершают этот замечательный букет злополучные история и география. И на всё про всё у меня одна ночь, максимум — ещё завтрашний вечер. Задают много и непременно на каждом уроке, так что накопишь несколько долгов — можно вешаться. Окидываю всё великолепие мрачным взглядом и замечаю на краю стола книжку в тёмно-зелёной обложке. По-хорошему, нужно бы её в библиотеку вернуть. С другой стороны, какого чёрта она там забыла? Ни порно, ни гуро не место среди учебной литературы. А вдруг это ни то, ни другое? Вдруг это просто нам с Мимуро самые «удачные» куски текста попались? Для начала неплохо бы выяснить происхождение этой книжки, а потом уже и решать, куда её деть.
Не то чтобы мне действительно было интересно подобное чтиво, но смотрю на книгу, потом — на стопку раскрытых учебников и тетрадей, опять на книгу… И её значимость в моих глазах резко возрастает. Продолжая убеждать себя в том, что совершаю нечто полезное и правильное, устраиваюсь в кресле и раскрываю на первой странице. Ночь длинная, а домашнее задание никуда не денется.
У меня очень надёжные биологические часы — если будильник вдруг не зазвонит, просыпаюсь не позднее, чем через полчаса после нужного времени. Но если разбудил стук в дверь — значит, на часах ещё нет положенных восьми. Открыв глаза, несколько секунд лежу, соображая, не приснилось ли мне и кто вообще мог пожаловать в такую рань. Но стук повторяется, очень тихий и суетливый — по нему я уже могу определить, что это не Соби.