— Знаешь, Сэймей, — говорит он после почти минуты тишины, — что такое Агацума Соби, мне известно очень давно. И также известно кое-что об их отношениях с Минами-сенсеем.
А вот это уже интересно. Мгновенно забыв про эту рыбу, сощуриваюсь. Ушки встают торчком, хвост беспокойно дёргается.
— Они... понимаешь… Были очень близки раньше. Ритсу в нём души не чаял, хоть и никогда этого не показывал. А Соби почему-то привязался к нему с самого начала.
Что меня пока настораживает в этом рассказе — так это фамильярные «Ритсу» и «Соби». Томо никогда на моей памяти не позволял себе говорить о Минами так. И к именам всех учеников неизменно лепил «кун». Выходит, он знает их ближе, чем я думал.
— И что же случилось?
— Догадайся, — отвечает он как-то иронично-мрачно.
О, небо… Что значит «догадайся»? Подобные предложения рождают у меня сразу с десяток самых диких и нехороших догадок. Даже представлять не хочется, если одна из них вдруг окажется верной.
— Он прислал ко мне Соби, когда тому было тринадцать. То должна была стать его первая в жизни корректировка поведения без наличествующей Жертвы. Корректировать Ритсу, понятное дело, хотел под себя.
— А в чём была проблема?
— Он не хотел тренироваться. Вернее, не мог принять, что его тренирует сам Ритсу.
Видимо, что-то из серии конфликта поколений. Не так ужасно, как я только что себе навыдумывал.
— Он не воспринимал его как учителя?
— Не в этом дело… — Томо мнётся и хмурится: что-то недоговаривает и явно не собирается. — Просто он считал, что Ритсу обманул его доверие, понимаешь?
— Почему? Потому что отправил его в школу Бойцов?
— Да нет. Ты… Извини, Сэймей, я не имею права рассказывать тебе об этом. Просто вынеси из моих слов главное: он подчинился Ритсу, но считал, что его обманули.
— Ладно, не можешь — не надо, — дёргаю плечом, изображая безразличие, но на самом деле передать невозможно, как мне сейчас обидно. У Томо от меня никогда секретов не было. А ведь этот секрет касается моего Бойца. — Так чем всё закончилось? Ты провёл коррекцию?
— Нет, не стал. Я просто поговорил с ним. Вернее, дал ему возможность поговорить со мной. И Соби сам признал свою неправоту и дал слово подчиниться. Слово он сдержал, поэтому какое-то время мы не виделись. Через год у них случился ещё один конфликт. На этот раз Соби ко мне чуть ли не за руку приволокла Нагиса-сенсей.
— Нагиса? А она-то тут причём? И что произошло? — не понимаю, чего пытается добиться Томо своими туманными пространными рассказами. Вот в упор не понимаю. И по-прежнему неясно, как это поможет мне.
— Разное говорили, сплетничали… Послушай, Сэймей, ты ведь знаешь, я слухи не коллекционирую. Моя обязанность — работать с фактами, а не домыслами, даже если это домыслы учителей. Короче говоря, я не добился от него прямого ответа, но понял, что на Ритсу он на этот раз в глубокой обиде. Хотя тогда ещё можно было бы что-то исправить. Я бы на месте Минами-сенсея попытался.
Всё. Я полностью и окончательно потерял нить его мыслей. Томо уже с минуту смотрит в стол и видит там явно что-то своё. Но на всякий случай не перебиваю его: вдруг оговорится или хоть какую-то крошку полезной информации случайно выронит.
— Я встретил Соби вчера поздно ночью, он возвращался откуда-то, и…
С полигона он возвращался, это уж я знаю.
— И что? Что ты пытаешься мне сказать, Томо?
— Да ничего, мы поздоровались, немного поговорили. Совершенно ни о чём, буквально — об учёбе здесь и в академии.
Стоп. Какая ещё академия? Но нет, нет, не об этом сейчас. Сейчас мне станет известно что-то важное.
— Я тебе так скажу, Сэймей: он в ярости, — букву «я» Томо тянет долго и почти со смаком. — И снова объект его злости — Ритсу, для этого и психологом не нужно быть, чтобы понять. Сэймей, я его таким ни разу не видел, точно тебе говорю. А я Соби знаю с того дня, как Ритсу его сюда привёл.
Мне никогда не приходило в голову сравнивать Томо с пауком, но в данный момент очень даже похож: сидит себе и плетёт какие-то нити, путает их, узелки завязывает… А я вроде как всё распутать должен и между нитей прочесть.
— Ты имеешь в виду, что у Соби за всё это время накопилось столько злости на Ритсу, что я могу не волноваться? То есть вскоре он сам пошлёт его к чёрту?
— Не пошлёт, — Томо вздыхает. — Что бы ни случилось, они привязаны друг к другу. И это далеко не системная Связь. Она… простая, человеческая. Её трудно разорвать.
— Тогда для чего ты мне это всё говоришь? Чтобы позлить?!
— Да нет же!
Вот теперь уже Томо встаёт и принимается нервно мерить шагами кабинет. Со своей стороны могу сказать, что и я его таким никогда не видел. Неужели его так волнует моя проблема? Или же… его волнует Агацума? Наконец он останавливается напротив меня и долго смотрит в упор.
— Ты отличный парень, Сэймей. Я уважаю тебя, почти люблю. Но пойми, о некоторых вещах, о которых ты должен знать, я не могу тебе сообщить, не имею права. Это личная информация, и я…
— Я понял, понял, не распыляйся. Не можешь сказать прямо — хоть намекни. Пожалуйста, Томо.
Томо не из тех, на кого действует моя невинная просящая улыбка, поэтому я даже и не пытаюсь гримасничать. Я серьёзен, и он понимает, насколько для меня важно то, что он пытается, но никак не может сказать.
— Хорошо, слушай. Соби стал идеальным Бойцом, сильным и умным. Он отдал себя целиком процессу обучения, потому что так хотел Ритсу. И стал он таким тоже благодаря Ритсу. Но в этом и есть его слабая сторона. Он хорош сам по себе, но ему необходим стержень, опора, понимаешь?
— Жертва, — перевожу я, но Томо быстро качает головой:
— Не сама она, нет. А то, что она может дать. Опора, стержень… ну?
Разговор плавно перетекает в банальную угадайку. Сейчас Томо остаётся только начать показывать пантомиму. Я пожимаю плечами.
— Сэймей, крючочки. Вдумайся. Крючочки.
Крючочки?.. Крючки есть на его бинтах. Пристёгивать, цеплять. Мозг быстро выдаёт ряд ассоциаций. Стержень, опора… Пристёгивать к опоре. Чтобы прочно стоял, чтобы не болтался и не смог оторваться. То, что может дать Жертва… Потребности… Какие потребности? Откуда у меня это в голове? Точно, от Ритсу. Жертва должна удовлетворять потребности Бойца. Не просто Бойца, а именно этого. Прекрасный образец выходца старой школы. Крючочки, цеплять… Опора и потребности.
— Томо, я, кажется, понял, — шепчу в пространство. — Ассоциации? Ты говоришь о них?
Довольный выдох становится мне красноречивым ответом.
— Всё, больше ни слова, Сэймей. Дальше думай сам. Если нужна официальная консультация или тренинги — приходи с Бойцом. Заочно не корректирую. Хотя мне кажется, тебе это не понадобится: сам справишься, ты всегда был самостоятельным.
Всё это я пропускаю мимо ушей, торопливо складывая листки и ручки в сумку. Мне главное — уйти отсюда как можно скорее, чтобы Томо не сбил с мыслей. Вместо мозгов у меня сейчас одна большая математическая формула. Раньше в ней почти все переменные были неизвестными, но теперь я знаю значение «икс» и «игрек». А до правильного результата с ними дойти сумею. Только бы, прощаясь с Томо и выходя из кабинета, не растерять ассоциативный ряд, который дожидается подробного анализа аккуратной ровной цепочкой.
Даже не думаю, куда иду, когда за мной закрывается дверь. Пока — просто прямо и, желательно, не спотыкаясь и ни на кого не наталкиваясь. А там ноги куда-нибудь да принесут.
Крючочки, значит? С абстрактным мышлением у меня, мягко говоря, неважно, но что же делать, если Томо задал мне задачку именно с такими параметрами? Значит, едем дальше. Рыба, подсекать, второй рыбак… И у этого второго были крючочки, а ещё он создавал стержень. И к этому стержню прикрепил мою рыбу… Бойца, в смысле, этими крючочками. Рыба теперь моя, но стержень у неё остался прежним, и его ни в коем случае нельзя ломать или менять. Иначе сдохнет рыба. А я тут кто? Я — рыбак, теперь я — владелец стержня. Но крючки Минами забрал, значит, нужно вешать свои. Причём срочно. Потому что моя рыба всё ещё на его крючках, вот к нему и тянется. Что в итоге? В итоге рыба рвётся пополам, или стержень ломается, или рыбак остаётся с носом. А я должен остаться не с носом, а с рыбой.
