— Прости, Сэй, но твоя логика здесь не катит. Поэтому лучше пользуйся моей. О том, что было до встречи с тобой, я бы не хотел вспоминать и, как следствие, к этому возвращаться. Я твой Боец.

— Бывший.

— Нет, я твой Боец, — повторяет он твёрдо. — А Боец — это не показатель уровня Силы, а состояние души.

— Но я не знаю, что будет дальше и что теперь…

— Я тоже этого не знаю, но не хочу ничего менять. Я привык быть с тобой и делать то, что ты говоришь. Я, конечно, могу и уйти, если тебе вдруг стало так неприятно моё общество. Но если дело не в этом, то я хотел бы продолжить делать то, к чему привык. И… честно говоря, не хочу узнавать, как может быть по-другому.

Я молчу, растерянно глядя на красную цифру «48» на его толстовке.

— Ладно, — говорит он наконец, — прежде чем ты снова осчастливишь меня своими проникновенными высказываниями, вот тебе ещё одна пища для размышлений. Тебе Рит-тян телефон надорвал.

Рицка?

Я тут же вскидываю голову.

— Он звонил, и звонил, и звонил… Я унёс телефон из твоей комнаты, чтобы тебя не беспокоить. Но вчера уже просто не выдержал, извини. В общем, я ответил, поговорил с ним. Он нормально себя чувствует, только вялый слегка. Очень за тебя переживает. Набери ему, скажи хотя бы, что жив.

Нисей достаёт из заднего кармана телефон и протягивает мне. Поглаживаю корпус пальцем, но крышку не открываю, убираю аппарат в пальто.

— И… больше он ничего не сказал?

— Ну… — Нисей складывает руки на груди и покусывает губу. — Как бы нет, но… Мне показалось, что, когда Рит-тян звонил, он… не был дома.

То есть был дома, только не у себя. Это так Нисей пытается деликатно сообщить мне то, что я понял ещё у дверей склада.

— Ладно, — говорю я. — Мне нужно… подышать воздухом.

— Мне пойти с тобой?

— Не надо, хочу побыть один.

— Но ты ничего не съел — в обморок упадёшь.

— Перекушу что-нибудь по дороге.

— По дороге куда?

— Не знаю, отстань, Нисей, просто по дороге!

— Хорошо, но только… Будь осторожен. Я уже не смогу… прийти к тебе быстро.

— Да. Пока.

Очутившись на крыльце, несколько раз вдыхаю свежий уличный воздух и иду куда глаза глядят. Впрочем, жилище старушки расположено так, что глаза могут глядеть только в одну сторону — вглубь улицы, кучно засаженной маленькими низкорослыми домиками, по сравнению с которыми дом Чияко с садом кажется просто виллой.

Ладонь крепко стискивает телефон, но от того, что он лежит у меня в кармане, почему-то тревожно. Как будто до этого Нисей решал какую-то мою неприятную проблему, а теперь я остался с ней один на один. Позвонить Рицке, конечно, нужно, это не обсуждается. Просто… Просто я не хочу. Вернее, не так. Поговорить с Рицкой я как раз хочу и даже очень, но не могу ему звонить, зная, что с ним наверняка… Это неважно, что я не услышу голос и не получу никакого, даже косвенного, подтверждения от Рицки. Я буду знать — и этого достаточно.

И вот поэтому лучше не думать. Или хотя бы думать о другом.

Спустя два с небольшим часа я выхожу из поезда на станции Токио, чувствуя себя одновременно и непростительно борзым, и жалким. А ещё, безусловно, спятившим. Кажется, в списке добрых советов Нисея значилось не соваться в центр, но поступить как истинный флегматик — то есть просто начать курить и ждать — я не могу. Если никто не может дать мне ответа на вопрос «что дальше?», значит, я сам должен его найти.

Моя идея страшна в своём безумии и омерзительна с точки зрения человеческой гордости, но… Сидеть сложа руки и дожидаться мифических новостей на «А-11» отчего-то представляется мне падением куда низшим, чем то, что я придумал.

Адрес я почему-то запомнил очень хорошо. Как увидел в папке, когда мы с Хироши однажды залезли в кабинет, где хранятся все личные дела системных, так сразу и запомнил. И нужный дом отыскивается быстро.

Странный он, этот дом. С одной стороны, на двери ещё не потрескавшаяся краска, ступени тоже сколочены недавно. Но с другой, цветы в клумбах под окнами успели не только увянуть, но и даже засохнуть, а под дверной ручкой осталось несколько дырок от шурупов, как если бы раньше тут была ещё одна ручка, до которой мог бы… дотянуться ребёнок.

Я долго топчусь на пороге, прислушиваясь к тому, что происходит внутри, но не различаю ни звука. Единственное, что подсказывает, что дома кто-то есть, — это свет, льющийся из торцевого окна. Правда, велика вероятность, что мне попросту не откроют. Чтобы полностью исключить такую возможность, набираю в грудь воздуха и давлю кнопку звонка. Долго давлю, не переставая.

Спустя секунд двадцать дверь резко распахивается, и высунувшая оттуда трость на удивление метко и очень больно лупит меня по запястью.

— Прекрати, Сэймей. Замыкание устроишь.

— Откуда вы знаете, что это я?

— А кто бы ещё с таким убогим отчаянием мог прилипнуть к моему дверному звонку? Закрой и проходи, раз пришёл.

Переступив порог, озираюсь. Хотя смотреть тут особо не на что. Узкий коридор, тянущийся в недра тёмного дома, слева распахнутая дверь кухни, где горит единственный источник света в этом мрачном царстве. На обоях хорошо заметные белые квадраты, видимо, сменившие коллекцию бабочек.

Ритсу уверенно шагает на кухню, на ходу складывая трость, и я осторожно прохожу следом. Кухня довольно просторная, по середине, вместо стола, тянется что-то похожее на барную стойку с округлыми краями. На дальнем её конце красуется набор одинокого алкоголика: квадратная бутылка виски с чёрной этикеткой, стакан, пачка сигарет, зажигалка и пепельница. Ритсу идёт к стулу у окна, скользя кончиками пальцев по краю столешницы, садится и тянется к полупустому стакану.

— Садись, не возвышайся, — роняет он. — А если будешь пить, то достань себе стакан из средней секции.

— Я не пью.

— А стоило бы.

Почему-то именно эти слова, сказанные злорадным тоном, превращают ноги в желе и заставляют опуститься на ближайший стул.

— Ну? — Ритсу нащупывает пачку и неторопливо раскуривает сигарету. — И какие сюрпризы ты припас для меня сегодня? Шокер, нож, пистолет, яд?

— Сенсей…

— А, понимаю, ты, как всегда, прибежал за советом.

— Скорее, за информацией.

— И с чего ты взял, что я поделюсь ей с таким ублюдком, как ты? — Ритсу усмехается, а я только сейчас понимаю, как он пьян.

— Вы же открыли мне дверь.

— Ты чуть не устроил мне пожар. Ладно, к чёрту.

Его улыбка гаснет, и становится ясно, что если даже он и пьян, то не настолько, чтобы не держать себя в руках. От этого почему-то ещё тревожнее.

Ритсу сидит в пол-оборота, но голова повёрнута так, будто он и правда на меня смотрит. Я и раньше редко когда мог разглядеть его глаза за прозрачными стёклами очков, и сейчас как будто совсем ничего не поменялось, только стёкла стали непроницаемо тёмными.

— Так что именно ты хочешь узнать?

— Я… не знаю. Всё.

— Мне начать от сотворения мира? Что ж, хорошо. Если ты хоть изредка посещал уроки по истории Системы, то должен знать, что первые источники Силы были найдены больше тысячи трёхсот лет назад, то есть примерно за сто лет до появления нашей школы. Один континент — один источник, в Евразии два. Всего семь.

— Вообще-то, я думаю, можно подобраться чуть ближе к сути.

— Сэймей… — посмеиваясь, Ритсу глубоко затягивается и делает большой глоток виски. — Ты даже представить себе не можешь, насколько близко это к сути нашей нынешней проблемы. Все семь источников входят в состав единой энергоцепи, как лампочки на рождественской гирлянде. С одной стороны, это удобно, поскольку позволяет распределять энергию между материками в зависимости от нагрузки.

— Да, да, я это знаю, — нетерпеливо перебиваю я, — открывая Систему в Японии, Боец подключается к нашему источнику, а если прилетит в Австралию, подключится к местному. И что?

— А то, что есть и другая сторона. Эти лампочки в гирлянде опасны тем, что если сгорает одна, за ней тянутся и остальные — и рушится вся цепь. Каждый источник выдерживает определённую нагрузку, и очень большую. Если бы все Бойцы в Азии вздумали бы одновременно раскрыть Систему, ничего страшного бы не случилось. Но проблема в том, что один источник всё же не выдержал нагрузку и в буквальном смысле слова перегорел. Цепь полетела, Система исчезла во всём мире.