Нисей, который, как я думал, должен развлекать меня и скрашивать томительные дни ожидания, наоборот лишь раздражает, и я стараюсь видеться с ним только по необходимости. Со скуки я даже начал играть с кошкой и немного помогать Чияко в саду, но этих примитивных занятий не хватает, чтобы хоть ненадолго избавиться от звериной тоски. Настоящая, наполненная событиями жизнь проходит где-то вдалеке, куда «умершим» путь заказан, но ни в одном из окружающих людей я не чувствую того, кто выступил бы связующим с ней звеном.

— Мне так хочется сделать для Сэй-сана что-то хорошее, — однажды говорит Чияко Накахире, не подозревая, что я стою в коридоре. — Ты ведь знаешь, что у него завтра день рождения?

— Нет, не знал. Мне всё равно, — Накахира раздражённо гремит посудой.

— Он хоть начал есть сегодня?

— Как и вчера, даже не притронулся. Наверное, ему пора начать обедать в ресторанах, раз моя стряпня не по душе.

— Он очень грустный в последнее время, а я даже не знаю, как его развеселить.

— Мы ему не циркачи, сенсей. Если ему скучно, пусть сам себя развлекает.

Наступает пауза, и я собираюсь войти на кухню, полагая, что разговор уже окончен. Но тут Чияко громко цокает языком.

— Боюсь, что всё не так однозначно. Ему не просто скучно, это тоска иного рода.

— Всё дело в его брате. Он бросил его, вот теперь и тоскует. Поделом.

— Кто знает… — Чияко хмыкает. — Можно тосковать по кому-то, а можно без кого-то. Думаю, у Сэй-сана второй случай.

— Не вижу разницы.

— Потому что ты ещё слишком юн, Накахира-кун.

— Сенсей! — судя по возмущённому воплю, Чияко опять любовно ерошит Накахире волосы, чего он терпеть не может.

Прислонившись затылком к стене, глубоко вздыхаю. Рицка… В последние годы мы могли так подолгу не видеться, что сейчас это кажется чем-то обыденным. С Рицкой всё хорошо — этого знания мне достаточно, чтобы спать спокойно. Однако сплю я теперь совсем скверно. Скребущая тоска заставляет одинаково апатично взирать и на наполненную едой тарелку, и на письма Хидео, в которых рождаются всё новые, порой даже остроумные, идеи.

Подобные чувства мне не свойственны, зато хорошо знакомы. Я помню, в какие моменты меня охватывало нечто похожее. И помню, с кем это было связано.

То, что я услышал от Чияко неделю назад, настроения не прибавило. Тогда наша беседа крутилась возле Рицки и того, как важно уберечь его от вмешательства Лун. В какой-то момент разговор прервался, и мы долго молчали, как вдруг Чияко покачала головой и тихо заговорила:

— Ты же помнишь, как я была против, когда ты дал Имя чистому Бойцу? Я думала, из вас не выйдет хорошей пары. Мы все проводим часть жизни в погоне за нашей истинной половинкой, предназначенной нам судьбой. Но возможно, это ошибка. Возможно, только узы, которые создали мы сами, своим трудом и желанием, становятся по-настоящему крепкими.

Тогда я не сумел взять в толк, к чему она это сказала, и просто смолчал, сделав вид, что задумался и не расслышал.

— Сэй, я, конечно, верю в тебя и в то, что ты делаешь, но… Признаться, эта была одна из самых странных твоих просьб.

Хироши неуверенно мнёт в руках бледно-голубой конверт, всё никак не желая с ним расставаться. Мы стоим на автобусной остановке неподалёку от дома Чияко, на дверь которого я всё бросаю нетерпеливые взгляды. Не хотелось бы, чтобы кто-то увидел нас вместе.

— И особенно мне странно, — Хироши понижает голос, — что мы делаем это в обход твоего Бойца. Нет, я понимаю, ты не обязан перед ним отчитываться, но вся эта конспирация…

— У Нисея есть другие, более важные дела. Я не хотел, чтобы он гонялся за двумя зайцами.

— Однако с его хамелеонским умением сливаться с кустами ему бы пришлось проще, чем моему парню.

— Твой парень всего лишь человек, его невозможно почувствовать, а значит, и для него это должно было быть легко.

— Ну да. Не очень сложно. За двадцать-то штук, — Хироши криво ухмыляется и наконец протягивает мне конверт. — Деньги вернёшь, когда воскреснешь.

— Непременно, — я сжимаю конверт, провожу пальцем по запечатанному краю. — Ты это смотрел?

— Нет, но мой парень рассказал в двух словах… Понимаю, это не моё дело, но… — он умолкает и неловко ерошит волосы.

Тут Саки, которая всё это время деликатно стояла поодаль, подходит и сжимает руку Хироши словно в знак поддержки.

— Твой Боец сейчас ни на что не годен. Он не справится.

— Саки!

— А что? Кто-то же должен был ему об этом сказать!

Я уже набираю в грудь воздуха, чтобы одёрнуть не в меру болтливую Саки, но вдруг замечаю их крепко сцепленные пальцы. Да, за то время, что мы не общались, Friendless стали «настоящей парой»… Как ни пытался я в школе привить Хироши свою философию, Саки всё равно стала для него большим, чем просто Бойцом и любовницей. И теперь любой мой выпад против неё — это укол Хироши. А я по-прежнему не хочу с ним ссориться.

— Всё в порядке, Хироши, — говорю я к его удивлению и поворачиваюсь к Саки. — Почему ты так решила?

Саки и сама удивлена: раньше я не говорил с ней больше, чем требовалось, чтобы сделать внушение. Не глядя мне в глаза — видно, сильны прежние страхи, — она пожимает плечами.

— Хироши не стал смотреть, а я кое-что видела. Ты сам поймёшь, когда посмотришь. И когда ты это сделаешь… — она вдруг смело вскидывает голову и сощуривается. — Знай, что это только твоя вина!

— Саки, ну хватит тебе! Сэймей сам разберётся.

— Он умеет разбираться только одним способом, и я хорошо знаю каким. Порвать Связь было бы намного гуманнее.

— Саки!

— Он же всё равно всё чувствует, пусть даже не знает об этом! То, что ты с ним сделал… это… это просто…

У Саки на глаза наворачиваются слёзы, и Хироши мягко подталкивает её в сторону.

— Сэй, извини, я не хотел, чтобы…

— Я понимаю. Что ж, давай прощаться. Спасибо за помощь, Хироши.

— Удачи, Сэй. И не забывай, что твой долг возрастает.

Подмигнув напоследок, пусть и не слишком весело, он отходит к Саки, чтобы переместиться, а я направляюсь в дом.

Хироши не понимает, почему я не поручил это Нисею, ну разумеется. А мне нужна была чистая, непредвзятая информация, без начинки из ехидства и приправы из прикрас. А ещё… Мне почему-то совсем не хочется слушать о Соби гадости, без которых и так не обходится ни один рассказ Нисея.

Устроившись на кровати, вскрываю конверт, и на покрывало выскальзывает пачка фотографий. Да, судя по качеству снимков, аппаратурка у этого шпика-фотографа профессиональная. Да и дело своё он знает: все кадры разложены по порядку, на каждом стоят дата и время, а ракурсы попадаются такие, что даже системному трудно было бы забраться… куда там этот парень лазил?

Сначала одним движением пролистываювсю пачку. Итак, у меня в руках несколько десятков фотографий. На них — жизнь Соби за последние три дня.

На первой он выходит из дома, закуривая на ходу. Одет в лёгкий пиджак, совсем не по погоде. Теперь он едет в автобусе, прислонился к поручню, смотрит в окно. Ага, выскакивает, чуть не проехав свою остановку, а наш фотограф, видимо решив не привлекать внимания, остаётся в салоне. Следующее фото — спустя два часа. Ничего себе! Этот парень умудрился сделать снимок занятия по рисунку, хотя кабинет, как я знаю, находится на втором этаже.

Соби стоит на коленях над листом бумаги и уже занёс кисть, но, кажется, дальше дело не движется. С этого ракурса хорошо видно несколько чёрных пятен, испортивших лист, но судя по лицу Соби, он этого даже не замечает. И его лицо, оно… Что-то есть в нём странное, чего я раньше никогда не видел, но не могу уловить, что именно.

Листаю дальше. Соби дома, снова рисует, стоя у мольберта. Качество снимка неважное, наверное, дело в сильном зуме. Потому что четвёртый этаж его квартиры можно снять вровень только с крыши дома у остановки. Соби стоит спиной, зато видно, что появляется на холсте. Широкие вертикальные тёмно-синие полоски… Такие отец может чертить в задумчивости, когда разговаривает по телефону. Соби, видимо, тоже о чём-то сильно задумался. Но зачем холст-то портить?