— Ты слишком сильно пытаешься быть человеком, — говорю я наконец. — Именно поэтому ты бесполезен. Человек мне не нужен.

— Прости, Сэймей.

— Мне не нужны слова извинения. Мне нужны сами извинения. Или хотя бы раскаяние. Но что бы ты ни сказал, я знаю: в душе ты считаешь, что поступил правильно. И это самое печальное, Соби.

— Я подвёл тебя.

— Лучше сказать, подставил и разом создал мне очень много проблем. Оказывается, на тебя нельзя положиться. За тобой нужно следить ежедневно и проверять каждый твой шаг. Проще сделать самому, чем бегать и исправлять за тобой. Не думал, что меня может подвести собственный Боец. Особенно ты, Соби.

Он слушает меня, отрешённо глядя перед собой. На лбу отпечаталась глубокая складка. Мне не нужна плеть. Каждое моё слово и так оставляет на нём след.

Телефон опять звонит. Я отхожу, чтобы выключить его совсем.

— Не вставай, — бросаю через плечо, когда Соби порывается подняться. — Итак, итоги. Ты прекращаешь уничтожение пар. Ни при каких обстоятельствах не говори с Минами, даже если он заявится к тебе в квартиру с коробкой конфет. Я попытаюсь как-то разрешить ситуацию, но если вдруг тебя арестуют, я запрещаю рассказывать о чём-либо. Это приказ.

Выключив телефон, прячу его в карман и присаживаюсь на дерево, чтобы не упасть, когда закружится голова. Соби продолжает стоять на коленях, не двигаясь. Наступает тишина.

Почему-то в этот момент, в такой неправильный и неподходящий момент, я понимаю, что весь этот месяц мне чего-то не хватало. Ни битв, ни наказаний, ни запретов и приказов, ни односложных ответов и ни волнительной тяжести, которая появляется где-то в желудке, когда я вижу его. Кажется, мне не хватало…

— Соби.

Он поднимает голову, спокойно смотрит мне в глаза.

— Ответь мне, Соби… — говорю я тихо. — Ты скучаешь?

Он через силу усмехается и какое-то время молчит. Затем шепчет, как мне кажется, немного печально:

— Да, Сэймей. Я скучаю.

— Хорошо.

Я поднимаю голову к синеве весеннего неба, которое рассекает цепочка птичьих силуэтов. Ветер шевелит свежую листву и задевает волосы. Ладони опять покалывает жёсткая шершавая кора.

— Здесь тебя никто не услышит, Соби, — говорю я верхушкам деревьев. — Хочешь кричать — кричи.

И сегодня я впервые слышу, как Соби кричит.

====== Глава 46 ======

Следующие несколько дней проходят в относительном спокойствии: я продолжаю ездить на работу, стараясь не попадаться на глаза Ритсу, держу связь с Bloodless и Нисеем, прочно окопавшимся в их бункере, и пытаюсь не думать о Соби, которого оставил на той поляне, лежащим без сознания на влажной от росы траве.

Завтра в школе планируется очередная Королевская битва, о чём Чома поставил меня в известность почему-то только сегодня, заодно попросив быть в Гоуре уже завтра с раннего утра, чтобы помочь с подготовкой. А это означает лишь одно: ночной переезд, который я так не люблю. Но деваться некуда — лучше проведу часть ночи в автобусе, чем стану задействовать Нисея. Ведь чем чаще я попадаю в школу человеческим способом, тем меньше подозрений рискую вызвать.

Незадолго до выхода из дома спускаюсь на кухню выпить чаю и нахожу на кухонном столе пачку писем и счетов, не иначе как брошенных тут отцом — если он изредка и забирает почту, то никогда не удосуживается её разобрать. Просматриваю мельком несколько конвертов и натыкаюсь вдруг на письмо, адресованное Рицке. Недоумевая, кто в нашем веке мог написать ему бумажное послание, читаю имя отправителя — и в горле пересыхает. «Школа для одарённых детей “Семь Лун”», — значится на конверте.

Торопливо разрываю его: на стол выпадают диск в красочной обложке и сложенный вдвое листок. Диск — это, конечно же, игра «Рождение мага». Внутри коробки прикреплена бумажная полоска с длинным кодом, подсказывающим, на какие сервер и уровень заходить. А листок содержит короткое стандартное послание, отпечатанное на компьютере: здравствуйте, уважаемый… наша школа будет рада видеть вас в качестве ученика… начало учебного года в апреле, но можем обсудить начало вашего обучения уже осенью… установите и запустите игру… свяжитесь с нами…

Подписано Наной. Видимо, она устала ждать, пока я приведу Рицку в Луны, и решила форсировать события.

По правде говоря, Рицке уже с минувшей весны полагается учиться в Гоуре, но в связи с моей деятельностью, отпускать его туда сейчас было бы слишком безрассудно. Поэтому я решил сделать всё возможное, чтобы затормозить этот процесс. Так что мне исключительно повезло, что я первым наткнулся на это письмо.

Смяв все бумажки, отправляю их в мусорное ведро вместе с диском. И только собираюсь поставить чайник, как в дверях кухни появляется Рицка.

— Сэймей, ты одет… Куда-то уходишь?

— Да, извини, вызвали на работу. Ужинал? Чай будешь? Тогда прибери на столе.

Пока я завариваю чай, Рицка относит всю корреспонденцию в коридор и принимается протирать столешницу. Собрав крошки в ладонь, он подходит к мусорному ведру и замирает.

— Сэймей, тут какой-то диск. Что это?

— Рекламная акция. Спам выбрался из киберпространства и атакует наш почтовый ящик.

Не услышав даже усмешки, я оборачиваюсь и дёргаюсь вперёд: Рицка уже сидит на корточках возле ведра, держа в руках выброшенный мною конверт.

— Рицка!

Я пытаюсь выхватить у него их рук смятый конверт, он отшатывается, тогда я вцепляюсь в его запястье и с силой тяну на себя.

— Сэймей, тут моё имя! Это моё письмо!

— Отдай! Я же сказал: это просто реклама.

— Но… Ай! Сэймей, мне больно!

Я встряхиваю его руку, конверт падает мне на ладонь из разжатых пальцев. Смяв в тугой ком, снова забрасываю его в ведро, крепко завязываю мусорный пакет и выношу в коридор. Когда возвращаюсь, Рицка сидит на полу, растерянно массируя запястье.

— Прости, кот, — вздыхаю я. — Просто… не нужно вытаскивать из ведра всякий мусор.

— Мусором его сделал ты, — говорит он, поднимая на меня блестящие глаза. — Это было моё письмо. Почему ты его выбросил?

— Если бы писал кто-то из друзей, я бы непременно отдал письмо тебе. Но действительно прислали рекламу. Наверное, ты слишком много сидишь в Интернете.

Рицка не отвечает, только обиженно всхлипывает и встаёт. Я протягиваю к нему руку, но он шарахается.

— Рицка…

— Ты лжёшь мне, — шепчет он, глядя в пол.

И от его тона, такого изумлённо-неверящего, становится по-настоящему мерзко.

— Сэймей, ты дома! — в кухню входит мама. — А что, уже уходишь? Я же приготовила твой любимый салат и цуккини.

Не замечая, что мы стоим по разным углам кухни, она подходит к холодильнику, достаёт пару контейнеров и включает плиту.

— На работе всё в порядке?

— Спасибо, всё хорошо, — отвечаю я, глядя по-прежнему на Рицку.

Решив, что со мной разговор окончен, а маму он не интересует, Рицка направляется к двери, но мамин голос его останавливает:

— Рицка, ты не ужинал. Будешь цуккини?

Как ни неприятно ему сейчас наше общество, Рицка опускает Ушки и тихо отвечает:

— Да, мама, буду.

— В самом деле? Ты же не любишь кабачки.

— Зачем же ты тогда приготовила то, что он не любит? — спрашиваю я.

— Я… люблю кабачки, — возражает Рицка, задумавшись явно о другом.

У мамы по лицу проходит судорога. Так бывает всегда за секунду до приступа. Ещё до того, как Рицка договаривает, я успеваю броситься вперёд, чтобы оказаться между ним и мамой. А в голову уже летит тарелка, отбить которую мне удается лишь каким-то чудом.

— Мой Рицка не любит кабачки! Ты не мой Рицка! Ты чудовище! Проклятый оборотень!!!

Мне удаётся прервать полет и второй тарелки и даже поймать стакан.

— Мама, хватит! Прекрати немедленно!

Рицка сползает по стене на пол и закрывает голову. Я развожу руки в стороны, чтобы даже малейший осколок не достал его. В такие моменты жалею, что не могу выкрикнуть что-то вроде: «Щит!» или «Непреодолимый барьер!», — и уберечь Рицку от шрапнели из битого стекла.