Насколько правдива эта отговорка, уже не выясняю. Рицке легче, пока он думает, что я буду не так сильно ненавидеть мать, если он почаще будет «сам» падать и царапаться.

— А с тобой что? — ловко меняет он тему.

— Ничего.

— У тебя рука вся расчёсана.

— Хм. В самом деле, — говорю я, глянув на покрасневшее запястье. — Наверное, во сне на меня напала чесучка. Жуткая и заразная болезнь.

— Ай, не надо! — Рицка, смеясь, отскакивает, когда я тянусь, чтобы его пощекотать. — Пойдём лучше вниз.

Сегодня какой-то благостный день, потому что даже отец завтракает вместе с нами, вместо того, чтобы придумать очередной повод провести воскресенье с госпожой конструктором, а не со своей сумасшедшей семейкой. Но только мы рассаживаемся и приступаем к еде, как у меня начинает вибрировать телефон на поясе.

— Сэймей, — мама смотрит на меня с укором, — я же просила не садиться с телефоном за стол.

— Прости, мама, это, наверное, с работы.

— С работы — как в прошлый раз? — усмехается отец.

Достав телефон и увидев номер, заставляю себя не морщиться.

— Да, отец, как в прошлый раз, — улыбаюсь я. — Извините, я отвечу.

— Когда ты нас с ней познакомишь? — кричит мама мне вслед, когда я выхожу в коридор.

— Слушаю.

— Сээээймей! — раздаётся радостный визг мне в ухо. — Наконец-то ты ответил! Почему ты не брал трубку вчера? Я тебе весь вечер звонила! Я отправила восемь sms.

— Извини, я был очень занят.

— Ну хоть сообщение мог мне послать?!

— Я решил, что лучше отвечу тебе при личном разговоре.

— И что? Что ты мне отвечаешь? — загадочным голосом спрашивает Гомон.

Я вздыхаю.

— Я тоже, Микадо.

Трубку взрывает ещё один радостный вопль.

— Тогда как насчёт вечера? Всё в силе?

— А что будет вечером? — усердно напрягаю память, пытаясь вспомнить, что я успел ей наобещать за последнюю неделю.

— Как что? Мы же собирались в кино на вторую часть «Вечной любви».

О, теперь вспоминаю. Нет, спасибо. Мне и аннотации к фильму за глаза хватило.

— Послушай, я сегодня не в настроении, так что…

— Ну тогда приезжай ко мне!

…давай-ка отложим нашу встречу лет на десять минимум.

— Я даже не знаю, у меня…

— Опять дела? Хм! Ты говорил, что в воскресенье будешь свободен. Ты мне всю неделю об этом твердил.

— Хорошо, я приеду, — сдаюсь я, потому что ссориться с Гомон мне противопоказано. — Чем хочешь заняться?

— Наверное, займёмся чем обычно. Будем сидеть в разных углах дивана и читать каждый своё, — смеётся она.

— Неплохая мысль, захвачу пару книг.

— Отлично! А я как раз успею взять в прокате первую часть «Вечной любви». До встречи!

Гомон нажимает отбой раньше, чем я успеваю ещё хоть что-то сказать. Обречённо возвращаюсь на кухню доедать остывающий завтрак. Рицка смотрит на меня без осуждения, но очень печально, как будто уже знает, что и сегодняшний день я собираюсь провести не с ним.

— Сэймей, — вздыхает мама, деловито нарезая сыр, — ты уже давно встречаешься с этой девочкой. Почему ты ничего нам о ней не рассказываешь?

Потому что ей только-только исполнилось четырнадцать, а ещё потому, что приводить её в дом опасно. Да и желания нет так позориться, даже перед родителями.

— Потому что я не знаю, что бы вам могло быть интересно услышать.

— Всё, что угодно, — мама пожимает плечами. — Ведь мы вообще ничего не знаем, кроме того, что вы вместе работаете. Кто её родители?

— Дипломаты, живут в Китае.

— Как интересно. А она живёт в Токио с родственниками?

— Да, со старшим двоюродным братом.

— Почему ты до сих пор не пригласил её в гости?

Я невольно кошусь на Рицку. Раньше бы он соврал что-нибудь правдоподобное — и от меня бы отвязались. Но ведь он старается поменьше привлекать к себе внимание. К тому же после амнезии стал очень чутко чувствовать, когда ему врут, и реагировать на ложь намного острее, чем другие люди, так что просить его выгородить меня было бы просто неуместно. Должно быть, аллергия на ложь — нормальное явление для тех, кто знает десять лет своей жизни только по рознящимся рассказам других.

— Не знаю, мама, повода не было.

— Тебе нужен повод, чтобы встретиться со своей девушкой?

— Сэймей, перестань, пожалуйста, — вдруг морщится отец. — Это нервирует.

— Что именно?

— Ты всё утро чешешься, как заразный.

Опускаю глаза и понимаю, что последнюю минуту неконтролируемо скрёб правое запястье. Причём доскрёб уже до крови.

— Какой кошмар, — охает мама, — я найду тебе мазь от укусов. Этой весной такие надоедливые насекомые…

Дальше начинается обсуждение комаров и мух, переносящих заразу, и о Гомон все, к счастью, забывают. После завтрака мама действительно вручает мне тюбик с мазью, любовно ерошит волосы, как маленькому, и желает не болеть — и всё это на глазах у Рицки. На его же глазах я отправляю тюбик в мусорное ведро, когда она отворачивается.

— «…после чего задержанный признался, что является учеником школы для одарённых под названием “Семь Лун”, занимающейся развитием у детей сверхъестественных способностей. На просьбу офицера продемонстрировать сверхъестественные умения задержанный ответил отказом, мотивировав тем, что для демонстрации ему нужны противники из числа учащихся. После чего заговорил странной речью…» Извините, это цитата. «…заговорил странной речью, по-видимому, призванной усыпить бдительность служителей правопорядка или ввести вышеуказанных в состояние гипноза. Младший сержант…» Фамилию опустим. «…сержант предпринял попытку снять с задержанного наручники, но был остановлен старшим по званию…»

Кунуги читает эту нудятину с листа так, будто рассказывает сказку душевнобольному. Не знаю, насчёт того ученика, но вот этот монотонный голос точно вводит всех в состояние гипноза.

Нагиса устроилась в своей излюбленной позе — грудь на столе, кулак под щекой — и рисует пальцем узоры на столешнице. У Наны в спасительном от таких моментов телефоне открыта книжка. Чома прикрыл черепашьи веки с прожилками — якобы вникает, но на самом деле дремлет. Микадо ёрзает на стуле, то и дело бросая на меня взгляды разной степени красноречивости. Минами уткнулся подбородком в сплетённые пальцы, по глазам видно — он далеко отсюда, где-то там, где можно себя развлечь, не вставая с этого стула. Я, наверное, единственный, кто слушает Кунуги, потому что не слушать ещё скучнее.

— Может, хватит уже? — шепчет Нагиса Ритсу, прикрыв рот ладонью.

Кунуги так увлечён чтением, что даже не слышит. Ритсу оживает, выпрямляется, оглядывает всех, чтобы убедиться, что не он один выпал в астрал.

— Кунуги-сан, давайте ближе к делу, — прерывает он ко всеобщему облегчению. — Ваши действия.

— Мой Боец сумел стереть ему память. Сейчас задержанный находится в изоляторе, ничего о сверхъестественном и о нашей школе больше не говорит. Ждёт назначения даты суда. Офицеры думают, что у него были галлюцинации из-за того, что он надышался своей краски. Всё-таки ту надпись он делал в закрытом помещении.

— Хорошо, нас устраивает.

— А если память вернётся? — спрашивает Чома, не открывая глаз. Ну да, чтобы создать иллюзию того, что всё это время он не спал.

— Не вернётся, — уверенно припечатывает Кунуги, опускаясь на место. — Работа была грубая, но чистая. Парень своё имя-то с трудом вспомнил.

— Сэймей, — говорит Ритсу, — сразу же после собрания подготовь его документы на случай, если нас вдруг посетит полиция.

— Хорошо, сенсей.

«Подготовить документы» — значит, иметь под рукой папку с «мирским» делом ученика. Чтобы в списке предметов не было ни одного сомнительного, а в самом личном деле — ни слова, имеющего отношения к Системе. Мне здесь и такими вещами приходится заниматься.

— Что дальше на повестке дня? — спрашивает Минами без особого энтузиазма.

— Файермэн, — оживляется Нагиса.

— Да, верно, — Минами поправляет очки, сразу делаясь собранным и серьёзным. — Коллеги, хочу донести до вашего сведения важную информацию.