Я убираю руку, но Гомон тут же хватает меня за пальцы и сжимает с такой силой, словно хочет раздавить. Стараюсь не морщиться.

— Нет, что ты! Я… я тоже тебя люблю. Очень люблю.

— Правда?

— Правда-правда!

Я внимательно смотрю на неё и понимаю, что… ни черта не правда. Да, ей приятно — вижу. Взволнована и польщена — тоже вижу. Горда? Ну, куда же без этого. Я ей нравлюсь, как бы там ни было, и вот это точно правда. Но любовь… Она говорит мне о ней только потому, что об этом сказал я. Если бы для меня существовала разница между настоящей любовью и её видимостью, я бы обиделся.

— Тогда тебя не должны испугать мои следующие слова. Я хочу быть с тобой, Микадо. Начиная с этого момента и всегда.

— Ты хочешь… встречаться? — на бледных щеках появляются бесформенные красные пятна, которые выглядят так, будто она чем-то больна.

Но зато они спасают меня от дурацкого вопроса, что конкретно имелось в виду. Микадо опускает Ушки.

— Пускай всё идёт своим чередом. Не стоит торопить события. Но я хочу быть с тобой — и это всё, о чём я мечтаю.

— Тогда давай будем, — Микадо морщит нос, наверное полагая, что это смотрится мило.

— Да, то время, которое не отнимает у нас работа, — я усмехаюсь.

— А ведь и верно… Мы так много работаем. Мы сможем видеться только по вечерам. И то не каждый день…

Она подпирает щёку кулаком и расстроенно смотрит в стол.

— Я бы предложил видеться и на работе, но Нана — настоящий зверь. Она даже в столовую меня не отпускает — приходится обедать, не вылезая из-за компьютера.

Пока Микадо размышляет о несправедливостях жизни, мне всё-таки удаётся вернуть себе руку. Я уже продумываю, как подвести разговор к совершенно конкретной и жизненно важной для меня теме, но вдруг Гомон вздрагивает, словно её только что разбудили, встряхивает головой и поднимает на меня глаза. И вот теперь я вижу в них то, чего не видел прежде. О, я очень хорошо узнаю этот взгляд. Это взгляд Жертвы перед поединком, из которого она вряд ли выйдет невредимой, но и противника без памятного подарка в виде синяков на шее не отпустит.

— Сэймей, я, кажется, знаю способ, как нам быть вместе всё время.

Она даже подмигивает, вот только и мимика, и тон никак не сочетаются с этим решительным пронзающим взглядом.

— Неужели?

— Ты хорошо работаешь, Нана постоянно тебя хвалит. И ведь это твоя идея, ты должен заниматься организацией показательной дуэли!

— Не понимаю, куда ты клонишь.

— Я знаю, что так нехорошо говорить, но сейчас освободилось место Хориэ-сана, а Совету очень нужен седьмой человек. Я подумала, было бы так здорово, если бы это был ты!

— Я?

А удивление даже разыгрывать не приходится. Я на самом деле не предполагал, что моя мысль долетит до неё раньше, чем я намекну не меньше пяти раз. Что, кстати, наводит на определённые подозрения…

— Да, ты! А почему нет? У них нет ни одного стоящего кандидата. Ты справишься с этой работой лучше всех!

— Всё не так просто, Микадо. Для того чтобы войти в Совет, нужно заручиться поддержкой большинства членов. И это не поиск работы, куда нужно слать резюме. Мою кандидатуру кто-то должен выдвинуть.

— Эй, я же состою в Совете! Я сделаю это. Со мной согласится Нана — я уверена.

— А если нет?

— Значит, Кунуги-сенсей. Я поговорю с ним уже завтра. Давай, Сэймей, это будет так здорово!

— Ты тоже можешь быть неожиданной, — усмехаюсь я немного нервно — и опять-таки без притворства.

— У тебя есть время до завтра, чтобы отказаться. А если нет, я правда поговорю с ним. И кстати, знаешь… Ты был прав.

— Когда?

— Когда сказал, что он меня поддержит, потому что ему это будет выгодно. Теперь я хочу поддержать тебя.

…Потому что считаешь, что это принесёт выгоду тебе. Блеск. Быстро учишься, Микадо. Надоело быть в списке аутсайдеров, я научил, как подняться выше, а теперь ты собираешься использовать мой же приём против меня. Хотя пока что не против. На данном этапе тебя устроит равноправие. Вдвоём пробиться проще, чем в одиночку. А уж потом можно и ножи точить. Микадо пока ещё ничего не точит, но такую возможность исключать нельзя.

— Тогда стань мне опорой, Микадо, — и я стану опорой для тебя, — говорю я.

— Да! Как же здорово!

Гомон вскакивает с лавки и начинает кружиться на месте, разбрасывая ногами обожжённые солнцем листья. Совсем ещё ребёнок, глупый и наивный. Но настоящая Жертва, в чём до сегодняшнего вечера у меня были сомнения. С одной стороны, мне это только на руку. Но с другой — придётся и с ней теперь держать ухо востро.

Наконец лифт подскакивает и замирает, угодливо раскрывая двери. Я жду увидеть нечто необычное, интригующее — ведь я добрался до самого ядра планеты под названием «Семь Лун», — но впереди ждёт ещё один нескончаемый коридор. На этот раз — с громадным потолком и салатовой, местами облупившейся краской на стенах.

Гомон выходит первой, нерешительно оглядывается на нас. Но, поймав взгляд Ритсу, кивает и уходит вперёд. Ритсу молча смотрит в окно, пока цокот её каблуков не смолкает, затем приоткрывает ставню, достаёт сигарету и раскуривает, показывая, что никуда не торопится, а значит, и мне не следует. Запах дыма его сигарет, который я, казалось, надёжно похоронил в глубинах памяти, вмиг прорывается на поверхность, щекоча ноздри.

Подхожу к соседнему окну. Кругом одни верхушки деревьев: редкие у стен здания, теснящиеся у забора и почти лес — за его пределами. Краска на подоконнике тоже украшена разбросом трещин.

— Тут бы не помешал ремонт.

— Едва поднялся на этаж, а уже пытаешься вносить изменения в существующие порядки?

— Пока что вижу беспорядок. Так что вы собирались мне сказать?

— Надеюсь, ты понимаешь, что твоё сегодняшнее присутствие на собрании ещё не означает, что ты станешь одним из членов Совета?

Провожу пальцами по подоконнику. Края засохшей краски царапают подушечки.

— Совет ещё должен проголосовать. Я знаю правила.

— В таком случае, ты…

— Минами-сенсей, — улыбаюсь я, сковыривая ногтем белые чешуйки, — давайте не будем ходить кругами. Поскольку голосуют шестеро, мне нужно минимум четыре голоса. Соответственно, и вам. В себе и в Нагисе-сенсей вы уверены. Чтобы я не попал за круглый стол, против должны проголосовать ещё Чома-сан и Кунуги-сенсей. Проблема в том, что вы не знаете, чью сторону они примут. Если бы знали, вы бы не стали задерживаться со мной в этом коридоре. Разве я не прав?

Ритсу ухмыляется, поправляет очки. Выглядит он почему-то довольным, как человек, знающий тайну, постичь которую не дано никому другому.

— Ты сильно удивишься, — хмыкает он.

— О чём вы?

— Ты привык жить по правилам, которые сам же себе и выдумываешь. Потому что способен побеждать только с ними. Но Совет — новая для тебя игра, и правила здесь свои. Либо ты подчиняешься им, либо тебя дисквалифицируют.

На первый взгляд кажется, что это обычный пафосный бред, какого я уже успел от него наслушаться. Но если бы это действительно было так, Минами не нужно было бы даже рта раскрывать. На что он пытается мне намекнуть? Что он способен повлиять на решение Совета? Значит, опять мне придётся зависеть от него, чтобы не вылететь?

— Боюсь, вы ошибаетесь, — улыбаюсь я.

— Почему же? Наверняка хочешь сказать, что любые правила можно изменить?

— Правила можно менять только в том случае, если они действительно существуют. В Совете нет главного члена, значит, и нет того, кто мог бы эти правила установить. Выходит, у каждого они свои. Я — не исключение.

— Тебе не знакомо понятие командной игры? — Минами наконец-то прощается с окурком, плотно закрывает ставни и запоздало разгоняет ладонью зависшее над ним облако дыма.

— Знакомо. Кажется, в этой игре нет лидеров и тех, кто им подчиняется, не так ли?

Я жду, что Ритсу скажет что-то ещё — не в его правилах оставлять последнее слово за противником, — но он только меряет меня хмурым взглядом и кивком головы приглашает идти за собой. До самой двери зала заседаний мы молчим.