— Мне надоела эта игра. Давай больше не будем.

Надоела она мне, вообще-то, ещё в первую нашу прогулку. Смысла подобной забавы я так и не понял. Какой интерес в том, чтобы постоянно спрашивать собеседника о его любимых фильмах, цветах, напитке или сорте мороженого, следом извещать о своих пристрастиях и шумно радоваться, если они совпали?

— Ты не любишь мороженое?

— Я не люблю бессмысленных разговоров.

— Тогда давай вести беседы со смыслом. Чем ты занимался вчера вечером?

— Читал.

— Правда? И я тоже!

Да нет, дело не только в играх. Микадо радуется любым совпадениям, даже таким нелепым, как это. И постоянно пытается их найти. А если находит кардинальное различие во вкусах или взглядах, жутко расстраивается, как будто есть что-то обидное и неприятное в том, чтобы хоть чем-то отличаться от другого человека.

— И какую же книгу?

— Ну… — Гомон на какое-то время замолкает, расправляясь с остатками мороженого, выбрасывает палочку и слизывает розовую кашицу с пальцев. — Я читаю мангу.

— Наверное, милые любовные истории с красивыми девушками и отважными юношами?

— Не совсем, — она продолжает обсасывать пальцы, отчего-то стремительно заливаясь краской. — И там нет девушек. Ну… а… А ты что читал?

— Учебник по литературе, — говорю я, пытаясь понять, что она сейчас имела в виду.

— А какая твоя любимая книга? Нет, не смотри так! Мы больше не играем, я просто так спрашиваю.

— У неё нет названия, — усмехаюсь, вспоминая свою находку в школьной библиотеке. — И автор неизвестен.

— Хотя бы о чём она?

— О силе.

— О, а Токино тоже любит такие книги. Чаще всего он читает фэнтази, о сильных и смелых рыцарях.

Скоро при упоминании Токино у меня начнёт дёргаться глаз, потому что слышу я это имя постоянно. Токино сегодня пошёл туда-то, сделал то-то, а ещё он такой-то и такой, и он тоже любит вон то и вот это… Это раздражает даже больше, чем глупые игры в вопросы и ответы.

После первого «свидания» я Бойца Гомон, к счастью, не видел, но его призрак продолжает висеть позади нас третьим лишним. За три недели нашего знакомства я узнал о нём не меньше, чем о ней самой. Теперь я в курсе, чем Фудзивара изволит завтракать, в какой позе он спит, почему не любит рыжих и многое другое. Я пытался намекнуть Микадо, что мне это совсем не интересно, но ничего путного не вышло. Что бы она ни рассказывала, в её словах местоимение «мы» всё равно мелькает чаще, чем «я».

— Как дела на работе? — хочу поскорее свернуть с книжной темы, пока меня не попросили пересказать сюжет моей любимой.

— Ну, вчера было собрание, — скучным голосом начинает Микадо.

Знаю я. Потому и спросил.

— И как прошло?

— Да как обычно. Кунуги-сенсей рассказывал, как вернул двоих учеников, которые сбежали из школы. Потом Нагиса-сенсей возмущалась, что…

— Микадо, я не об этом, — мягко прерываю её. — Вы обсуждали моё предложение?

— По сравнению с прошлым разом — практически нет. Они сказали, что им ещё нужно подумать. Но мы снова голосовали.

— И как?

— Всё так же: мы с Наной-сан — за, Хориэ-сан воздержался, а Минами-сенсей, Чома-сан и Кунуги-сенсей — против.

— А Нагиса?

— Она вообще отказалась голосовать. Сказала, что теперь ей нужно подумать.

— Ещё бы, — хмыкаю я. — Если решение примут, то отдуваться придётся её Зеро. Но, по крайней мере, она не была против, как в тот раз. Уже хорошо.

— Сэймей, — насупившись, Микадо подтягивает ноги к груди, — можно я всё-таки скажу, что это была твоя идея?

— Ни в коем случае.

— Но почему? Они меня совсем не слушают, они никогда меня не слушают!

— А если узнают, что ты пользуешься чужими идеями, и замечать тебя перестанут. К тому же я говорил тебе: ты — член Совета, любое твое предложение может быть вынесено на рассмотрение. А я — всего лишь помощник техника. Мне не положено выдвигать такие предложения.

Уже не говоря о том, что, если Минами узнает, откуда дует ветер, об авантюре можно забыть.

— Но тогда попросил бы лучше Нану-сан, а не меня! Её там хотя бы уважают.

Я вздыхаю. Потом протягиваю руку и невесомо касаюсь её плеча, скрытого рукавом.

— И это я тоже тебе объяснял. Это не вотчина Наны. Она не отвечает за международные связи. А если у нас всё получится и они согласятся, это станет твоим первым настоящим делом в Совете. И если ты сможешь всё организовать, тебя тут же начнут уважать и прислушиваться к тебе.

Микадо ведёт плечом, как будто хочет сбросить мою руку, но для убедительности её жесту не хватает недовольства.

— Пока что половина из них только смеётся надо мной.

Между прочим, и об этом я её предупреждал. Но тогда, загоревшись идеей, она лишь махнула рукой и сказала, что ей не привыкать. А затея, на которую я подбил Гомон, очень проста.

Чтобы получить возможность продемонстрировать Кингу Зеро, я решил обратиться к давней Луновской традиции, похороненной ещё лет тридцать назад. До того времени было принято хотя бы раз в год приглашать на показательные дуэли представителей иностранных школ, традиционно — на сентябрьские. Чаще всех, разумеется, приезжали китайцы и американцы. Китайцы — как ближайшие соратники и партнёры, янки — как главные конкуренты, перед которыми старались выпендриться наилучшим образом.

«Белому орлу» в то время похвастаться было нечем, так что к себе в гости они звали крайне редко. А уж после того, как они своровали нашу схему расстановки, Луны засекретили многие данные и гостеприимную традицию свернули. С тех пор если к нам и приезжают какие-то иностранные делегации, то только китайские и на чашечку сакэ. Для остальных ворота закрыты.

Понятное дело, что смелое предложение открыть их вновь поначалу не встретило ничего, кроме смеха. Но когда Микадо подняла этот вопрос и на следующем собрании, Совету пришлось его обсудить и даже проголосовать. Первое голосование вышло предсказуемым: один — за, остальные — против. Но к сегодняшнему дню чаша весов уже начала склоняться в нужную мне сторону.

Шестёрка повела себя именно так, как я рассчитывал. Сначала встретила предложение в штыки, потом задумалась, прислушалась к патриотической гордости, в кои-то веки выпятившей грудь колесом, и теперь пребывает в сомнениях. С одной стороны, организация приезда иностранцев — особенно янки — дело не такое лёгкое. Придётся поднять на уши охрану, усилить защиту, следить, чтобы никто не свернул с экскурсионной дорожки, и очень много улыбаться по поводу и без. Но с другой — это отличный шанс встряхнуться, оживить скучающую школу, чтобы ни у кого и мысли не возникало куда-то там сбегать порезвиться на воле. Ну и наконец, в очередной раз утереть янки нос — пухнущее самолюбие не даст просто взять и отмахнуться от такой возможности.

Микадо, ещё вначале жаловавшаяся, что чувствует себя всего лишь безголосой куклой, которой заткнули пустое место за столом, слушала меня с восторженным трепетом, когда я излагал ей этот план. Сейчас от неё требуется всего лишь не дать Совету забыть о нём. Потому что совсем скоро на сцене появлюсь я и смогу уже сам развеять нынешние сомнения шестёрки.

— Даю слово, они ещё пожалеют, что так к тебе относились, — улыбаюсь я, крепче сжимая её плечо, и сразу убираю руку. — К тому же я очень хорошо тебя понимаю. Я ведь и сам очень молодой сотрудник, к которому никто не прислушивается. Я знаю, как бывает обидно, когда твои слова не воспринимают всерьёз.

— Правда? — Гомон смотрит на меня с приятным удивлением. — И у меня всё точно также. Видишь, в этом мы тоже похожи!

Кто бы сомневался…

— Тогда мы должны держаться вместе, — говорю я, опуская ресницы. — Мы можем помочь друг другу.

— Конечно! Да, давай будем вместе… — Микадо запинается и стремительно краснеет. — То есть… я имела в виду работу.

Я не могу покивать и обратить всё в шутку. Но и не могу делать двусмысленные намёки, чтобы не подгонять развитие отношений между мной и Гомон. В её голове, разумеется. Поэтому просто скашиваю глаза и улыбаюсь. Пусть трактует как хочет.