Наши софизмы становятся всё более вялыми, а разговор скатывается до банального спора. Мы не оставляем эту злободневную тему и по пути на следующий урок. Только когда звенит звонок, а мы рассаживаемся по местам и обнаруживаем у каждого на парте по листку с вопросами к контрольной, он наконец машет рукой, произносит дипломатичное: «Ладно, там посмотрим», — и на этом тема закрывается.

Предмет носит пространное название «Наука о человеке». На деле же это дикая мешанина из анатомии, психологии, биологии и ещё каких-то околомедицинских наук. И дисциплина настолько сумбурная и дремучая, что ученики быстро сократили название до лаконичного «ночь». На вопрос, чему нас здесь учат, трудно ответить однозначно. В первый год мы изучали строение материи и органику, потом пошла психодиагностика, несмотря на то, что отдельный предмет «психология личности» у нас есть. Затем нас обучали оказанию первой медицинской помощи и учили классифицировать и определять повреждения. К этому году мы добрались до строения человеческого тела и в частности — нервной системы. Нам рассказывают о расположении рецепторов, принципе работы нервных окончаний и самых чувствительных местах на теле. Грубо говоря, нас учат, как сделать человеку очень больно. Но, понятное дело, эта дисциплина только для Жертв.

Ведёт самый идиотский и невнятный предмет в школе самый чудной и странный учитель — Саган Нагиса.

Не могу сказать, что она мне так уж не нравится, просто она несистемная — поэтому с самого начала я не воспринимал её всерьёз. Резкая, излишне крикливая, вечно всем недовольная, цепляющая на себя дурацкие платьишки-косички. Пародия на учителя. Иногда, когда я вижу их с Ритсу вместе, мне кажется, что её будто создали искусственно, причём старались сделать полный антипод вечно невозмутимого Минами. Большинство учеников готовы вешаться от её сумбурных лекций, когда она начитывает заумный материал своим капризным девчоночьим голоском, постоянно перескакивая с пятого на десятое. А я почему-то воспринимаю её лекции всегда вполне сносно. К тому же в последний год они даже стали интересными. Самое смешное, что по какой-то удивительной причине Нагиса выделила меня чуть ли не с первого урока. Уж не знаю, что она во мне разглядела, но моментально возвела в разряд «любимчиков». Быть любимчиком Нагисы очень полезно — хорошая возможность задерживать домашнее задание и возвращаться по вечерам, чтобы «слегка» подправить контрольную работу. Меня, кстати, многие учителя в школе любят. За исключением, разумеется, понятно кого. Однако причина, по которой я очень быстро впал к нему в немилость, мне даже льстит. Он чувствует мою Силу, мой потенциал — и его это раздражает. Так что, по сути, мы ненавидим друг друга за одно и то же.

А Нагиса, хоть и нервирует порой, вызывает, скорее, снисходительную улыбку. Главное — с ней всегда можно договориться. Это важно, например, в данный момент, когда я беру свой лист с вопросами и понимаю, что ответить смогу от силы на половину: вторая половина — это проверка знаний за прошлый год, которых, мягко говоря, осталось немного. Выучив и сдав курс об оказании первой медицинской помощи, я благополучно удалил его из памяти, как совершенно ненужный блок, только занимающий место. Поэтому с сегодняшней контрольной не тороплюсь: медленно и аккуратно вывожу иероглифы, стараясь отвечать как можно более развернуто и пространно, в то время как мои одноклассники ожесточённо строчат ответы, успевая только переворачивать страницы тетрадей. Так что к концу урока у меня за плечами лишь одиннадцать ответов из двадцати. Звонок звенит синхронно с недовольным мычанием двух третей класса, которые ещё пытаются дописать последние строки. Но Нагиса пресекает их попытку схалтурить стуком ладони по столу.

— Сдаём работы! И не смейте советоваться! Кояма-кун, вопросы контрольной будете обсуждать уже за дверью. Всё равно я знаю, что на пятый и седьмой вы ответили неверно. В вас просто не заложено понимание основ человеческой физиологии.

Подхожу к её столу одним из последних и тереблю в руках тетрадь, изображая робость. Она окидывает недовольным взглядом последних припозднившихся за моей спиной и картинно вздыхает, постукивая наманикюренным пальчиком по стопке работ.

— Простите, сенсей, — я изо всех сил мило улыбаюсь.

— Ну что там, Аояги-кун? Проблемы с девятым вопросом?

— Да честно говоря… — провожаю глазами последнего ученика и заканчиваю, лишь когда за ним закрывается дверь: — Честно говоря, сенсей, я сегодня не в форме.

— Дайте-ка сюда, — Нагиса щёлкает пальцами, и мне приходится протянуть ей тетрадь. Пробежав первый лист глазами, она морщится. — От вас такого не ожидала. Это же основы, которые я вбивала в ваши головы весь прошлый год! Как можно не помнить совершенно ничего о лёгочных повреждениях?! Что вы будете делать, Аояги-кун, если ваш Боец пропустит заклинание дымовой завесы и вы начнёте задыхаться?

Всё это я слушаю, смиренно опустив глаза и кивая в нужных местах. Видимо, мой покорный вид быстро растапливает чёрствое сердце нашей суровой учительницы, потому что она наконец заканчивает отповедь, тяжело вздыхает и возвращает тетрадь мне.

— Вы можете лучше, Аояги-кун. Хотите подтвердить это или навсегда остаться в моих глазах талантливым лентяем?

Беру тетрадь и прижимаю её к груди.

— Сенсей… Вы же знаете, я никогда бы позволил в себе сомневаться. Я всегда любил ваш предмет. А что до контрольной, то я всего лишь подзабыл некоторые моменты. Вы же понимаете… без постоянного Бойца и регулярной практики… — тут главное не переборщить, поэтому я замолкаю и смотрю на Нагису хорошо поставленным просяще-заговорщицким взглядом.

— Ну хорошо, — фыркает она после многозначительной паузы. — Придёте в следующую пятницу в лабораторию. Вопросы будут те же. Подготовьтесь как следует. Надеюсь, вы не забудете основы оказания первой помощи по дороге ко мне. И не вздумайте готовить шпаргалки!

Смотрю на неё круглыми от возмущения глазами — что-то вроде «да я бы никогда!» и «как вы могли подумать?!» — и кладу тетрадь поверх стопки. А вот теперь самое время откланяться, что я и делаю, не жалея шеи, и пячусь к двери.

— Спасибо, Нагиса-сенсей, вы очень любезны, Нагиса-сенсей, всего доброго, Нагиса-сенсей.

Она мрачно кивает и лезет в сумку за ноутбуком, в то время как я выхожу в коридор и плавно прикрываю за собой дверь. Вот, собственно, и всё. Две минуты грамотной игры — и за контрольную у меня будет «отлично». Хоть о чём-то пока можно не волноваться.

К середине дня голод даёт о себе знать настолько, что до столовой мы добираемся минут за десять. К счастью, очереди почти нет, так что уже совсем скоро мы сидим с полными еды тарелками и уплетаем обед.

— Что у тебя сейчас? — спрашивает Мимуро, прожевав первый кусок капусты.

Я тянусь к сумке за расписанием, выпрямляюсь, и рука с листком опускается на колено.

— Эй, ты чего? — Мимуро хмурится, осторожно касается моего рукава. Но я продолжаю смотреть ему за спину.

Опять он… Сидит у окна за столом на шестерых в гордом одиночестве. На столе только чашка чая, которую он сжимает в ладонях, и блокнот с ручкой. То и дело он что-то записывает, потом отрывается и какое-то время смотрит в окно, затем снова берётся за ручку.

— О ками-сама… — Мимуро уже успел обернуться и увидеть, куда я таращусь. — Ну и что там, Сэй? Что такого интересного? Подумаешь, с урока смылся. Мало ли.

— Кто он?

— Восемь, — хмуро констатирует Мимуро.

— Что?

— Ты спрашиваешь у меня об этом уже восьмой раз. И в восьмой отвечаю: не имею понятия. Чей-то Боец. Если интересно — подойди да спроси.

— Не буду я к нему подходить! — я наконец отрываюсь от этого парня и смотрю в тарелку. А щекам почему-то становится жарко. С чего бы вдруг?

Мимуро снова оборачивается, критически его оглядывает, что-то прикидывая, и неуверенно предлагает:

— Ну, хочешь, я подойду?

— Не смей.

— Да что за детский сад-то? Сэймей?