— …Сдёрнула с объекта! Сначала нужно было разобраться, а уже потом… — заметив меня, отец осекается и отступает назад.
— Где ты был?! — мама кидается ко мне, впивается в руку ногтями и трясёт, словно так ответ вывалится из меня скорее.
— Перестань! — с трудом отцепив её от себя, смотрю на отца: — Что случилось? Что с Рицкой?
Не знаю, почему вырывается именно этот вопрос. Я даже не успеваю понять, в какой момент я решил, что стряслось что-то именно с ним.
— Где ты был, Сэймей?! Где тебя носит?! Рицке стало плохо!
Я морщусь от её свинячьего визга. Отец, тоже морщась, подходит ко мне, хватает за плечо и выводит из комнаты.
— Всё в порядке, не беспокойся. Он уже дома. Ничего страшного не произошло.
— Не произошло?! — визжит мама нам вслед, прежде чем я успеваю выяснить хоть какие-то подробности. — Он потерял сознание!
— Всего лишь закружилась голова, Мисаки. Перестань орать, — доведя меня до лестницы, отец наконец отпускает мою руку и подталкивает наверх. — Иди и посмотри, как он там.
— Объясни, что произошло.
— Мисаки позвонили из школы, сказали, что Рицке стало нехорошо. А она позвонила на работу мне, чтобы я его забрал. Сказала, что он там умирает. Если бы я знал, что…
— Его нужно было забрать как можно быстрее, а тебе до школы ехать близко! Ещё скажи, что сейчас ты опять вернёшься на работу!
— Вернусь, разумеется. Сейчас с ним всё в порядке. Устроила тут панику на пустом месте.
— На пустом месте?! Да тебе плевать на детей! Ты просто…
Боги, вот уже второй раз за день я обращаюсь к вам за мозгами…
Чтобы не слушать их бестолковые вопли, которые становятся всё громче, взбегаю на второй этаж, захожу в комнату Рицки и плотно прикрываю за собой дверь. Балкон нараспашку, и звуки с улицы немного приглушают то, что творится внизу.
У меня сердце проваливается к ногам, когда при беглом осмотре комнаты Рицку я не нахожу. Уже собираюсь идти к себе — вдруг он прячется там? — как замечаю торчащие из-за кровати маленькие чёрные Ушки. Медленно обхожу кровать и прирастаю к месту…
Это не Рицка — это крохотный комочек, забившийся в угол между тумбочкой и постелью, обхвативший руками колени и трясущийся, как промокший под дождём котёнок. Я опускаюсь напротив, осторожно протягиваю руку, глажу его по плечу, по голове, тихо зову и пытаюсь заставить поднять голову. Но он только крепче обхватывает колени и вздрагивает.
— Рицка… Рицка, ну что ты?.. Кот. Слышишь меня? Рицка…
У меня дрожит голос. Таким я не видел его ни разу в жизни. Мой Рицка, мой весёлый живой Рицка, который даже плакать тихо не умеет, теперь напоминает маленькую плюшевую игрушку — какой-то подонок пришил все четыре лапки и голову к животу, да так и оставил.
Не сумев добиться от него никакой реакции, подсаживаюсь ближе, просто обнимаю его и крепко прижимаю к себе. Он всё ещё дрожит, и эта дрожь передаётся и мне. Я вижу, как потряхивает мои руки, чувствую, как маленькое сердечко бьётся о мои рёбра, но ничего, абсолютно ничего не могу поделать. Только сижу, глажу его по голове и беспомощно жду, когда эта странная истерика хоть немного утихнет.
Наконец Рицка перестаёт дрожать, последняя судорога проходит по худенькому телу, отдаваясь мне в ладони. Он поднимает голову, обводит комнату бессмысленным взглядом и останавливает его на мне. Глаза стеклянные — две лиловые матовые плошки с чёрными потухшими точками по центру. Такие глаза я видел не раз, у Бойцов, которых брал под контроль. Неужели?.. Неужели я мог?..
— Сэймей?
Хвала небесам — нет! Голос вполне живой и немного удивлённый, как будто он только сейчас заметил моё присутствие.
— Рицка… — поддев подбородок пальцами, внимательно вглядываюсь в его зрачки, чтобы убедиться: я не обнаружу там то, что каждый раз искал у Саки. — Как ты? Ты в порядке?
— Не знаю… — он хмурится и потирает висок. — А что случилось?
Теперь я сам в лёгком замешательстве.
— Тебе стало плохо в школе, помнишь?
Рицка водит глазами по полу, словно силясь отыскать там ответ, потом неуверенно кивает.
— Да… наверное. Помню, что у меня закружилась голова. И помню кабинет врача… И папу. И ещё я споткнулся на пороге дома… И… — он снова смотрит на меня и заканчивает уже твёрдо: — И ты.
К моему невероятному облегчению, его глаза уже не напоминают две стекляшки, взгляд живой, но немного испуганный. Я глубоко вздыхаю и снова притягиваю его к себе.
— Всё в порядке, кот, всё хорошо. Наверное, ты просто переутомился. Так бывает.
Прижатая к моей груди голова покачивается в знак согласия. Правда, Рицку убедить мне удаётся куда лучше, чем себя. Какое, к чёрту, переутомился?! Да он высидел от силы один-два урока. И что значит «так бывает»?! Так не бывает. Не встречал ни одного случая, чтобы у ребёнка закружилась голова, а он потом толком не помнил, как его привезли домой.
Что бы это ни было, пожалуйста, боги, Будда — да кто угодно! — сделайте так, чтобы этого больше не случалось. Хоть меня уже и отпустило, сердце до сих пор колотится, как у зайца. Не помню, когда я в последний раз так пугался. За себя — точно ни разу. А Рицка… Мой кот… Чем бы это ни было, клянусь, я сделаю всё, чтобы тебя уберечь. Я защищу тебя от всего, что может причинить тебе хоть каплю боли или страданий. А того, кто это сделает, зубами загрызу.
Остаток дня я не отхожу от Рицки ни на шаг, несмотря на все его уже вполне бодрые заверения, что с ним всё в порядке. Мама так и не вернулась на работу, поэтому обед я попросил принести нам прямо в спальню, где мы обосновались на постели, включив на компьютере диснеевского «Короля льва». Смотрел его раза четыре — это Рицкин любимый мультфильм из западных, — но сюжет до сих пор не запомнил: всё-таки говорящие и поющие звери — это что-то явно не моё. А в этот раз я так погружён в размышления, что мне вообще трудно уследить за тем, что происходит на экране.
Отец, конечно же, опять уехал на работу, едва они с мамой как следует наскандалились. Его возвращения я ждал с нетерпением — было что обсудить. Рицку сон сморил очень рано, он даже ужинать на стал, только поклевал печенье, не вылезая из постели, и лёг спать. И теперь я спускаюсь к столу, чтобы успеть перехватить отца до того, как он отправится к себе в комнату корпеть над очередным проектом.
Обстановка в кухне царит недобрая. В то время как отец спокойно ужинает, посматривая в расстеленную на столе газету, мама буравит его таким тяжёлым взглядом, что странно, как он ещё не начал проверять, не прицеплена ли к шее гиря. Все молчат, а я боюсь заводить разговор о том, что случилось днём, иначе есть риск, что мама снова станет орать. Но кто-то должен быть первым, и наконец я негромко интересуюсь у отца, что же именно произошло в школе?
В ответ не слышу ничего нового. Когда он приехал в школу, Рицка сидел в кабинете врача. Давление и температуру ему к этому моменту уже измерили и не нашли ничего необычного. Как рассказала учительница, он спокойно сидел за партой, а потом вдруг стал покачиваться и падать, как будто не мог сохранить равновесие. Сенсей отвела его к врачу, но им обеим он не сказал ни слова — молча смотрел и моргал, словно не понимал, где находится.
Когда отец вёз его домой, тоже не заметил ничего странного. Рицка сидел на заднем сидении и вроде бы смотрел в окно. Ну да, как будто отец вообще что-то замечает со своей вечной работой. Да у него сплошные схемы и чертежи в голове! Что самое непонятное, и дома ни отец, ни мать не увидели ничего особенного. Рицка просто был хмур и молчалив — и всё. Они отправили его наверх, а сами принялись ругаться, тут и появился я. И это всё. Они не застали того состояния, в котором я его обнаружил.
Выслушав всё это и рассказав о том, что видел, я принимаюсь если не ставить диагнозы, то по крайней мере набрасывать версии: что это было и почему могло произойти. Но диалога у нас с родителями не получается, и разговор быстро катится по наклонной вниз. Отец морщится, отмахивается от каждого моего предположения и называет их надуманными и необоснованными. Потом вообще заявляет, что в этом возрасте у детей всякое бывает и не стоит уделять этому слишком много внимания — не иначе как повторяет слова школьного доктора, которыми она старалась скрыть незнание. Да и мама меня, как ни странно, не поддерживает. Ещё днём кричала, что Рицка чуть ли не умирает, а послушав нас какое-то время молча, просит меня перестать рассказывать страшилки, поблагодарить небеса за то, что всё закончилось хорошо, и забыть.
