— Ты забыл.

— Я не забыл! Тебе не обязательно было знать об этом за три дня. Зачем ты вообще подошёл к Ямаде? Я же сказал, что всё выясню и тебе сообщу.

— Я подошёл к ней, потому что предполагал, что ты забудешь, — на этом месте в его голосе появляются неприятные нотки упрёка: — Ты обещал мне, но забыл.

— Я ничего тебе не обещал!

Видавший виды крепкий стол выдерживает мой удар кулаком, а вот попавшая под раздачу чашка — нет. Крупные осколки тонут в остатках тёмного чая на полу.

Разговоры в столовой становятся в несколько раз тише, а головы, будто механические, синхронно поворачиваются на звук.

— Сэймей, — продолжает Агацума своим возмутительно спокойным голосом, будто ничего не случилось, — я хочу быть уверен в тебе. Но не могу на тебя положиться, пока ты будешь обо мне забывать.

Я прикидываю, что лучше бы вписалось в его физиономию: тарелка или сразу целый поднос.

— Ты смеешь предъявлять мне претензии? — с усилием заставляю себя улыбнуться, хотя губы слушаются отвратительно.

— Нет, всего лишь прошу, чтобы ты…

— Значит, ставишь мне условия?

Соби опускает глаза и вздыхает, как нерадивый отец, не сумевший доступно объяснить своему пятилетнему чаду, почему Земля круглая.

— Ты забылся, Боец. Я накажу тебя, — сообщаю я хорошо поставленным голосом ведущего прогноза погоды. И даже умудряюсь запихнуть в себя кусок креветки, которая теперь кажется на вкус варёной резиной.

Агацума никак не реагирует на моё заявление, не двигается и глаз не поднимает. Я хорошо чувствую чужие эмоции, и от него сейчас разит не страхом, как положено, а почему-то досадой. И это выбешивает окончательно.

Только моё бешенство, в отличие от других людей, не взрывное, а опасно низкой температуры. Я даже съедаю ещё одну безвкусную креветку, успевая и формулировку продумать. Тщательно вытерев пальцы салфеткой, наклоняюсь к Агацуме ближе.

— Та картина для выставки, Соби… с луной. Ты закончил её?

— Да.

— Вот и прекрасно. Потому что сейчас ты пойдёшь, возьмёшь нож и порежешь её на двенадцать ровных полосок.

Соби наконец вскидывает голову.

— Сэймей…

— Молчать!

На этот раз удар по столу отдаётся звоном в пиале. Несколько сидящих рядом учеников даже вздрагивают, и их взгляды, как намагниченные, снова притягиваются ко мне.

— Иди. И уничтожь. Свою. Картину. Немедленно. Это приказ.

Меня сегодня укусила муха злости на Мимуро, а вот какая — Соби, понятия не имею. Но возможно, что она у нас одна на двоих. Потому что сначала он сыпал на меня соль обвинений и выставлял счета с претензиями. А теперь, вместо того чтобы, как обычно, что-то удушливо пробормотать и тихо уползти, вскакивает с места и вихрем вылетает из столовой. Его уже нет в зале, а ножка качнувшегося стула только-только встречается с полом, да порыв ветра обдает лицо лишь сейчас.

Мышцы во всём теле деревенеют, кулаки и зубы сжимаются. А у меня больше и чашки нет, чтобы в неё вцепиться. Усилием воли заставляю себя остыть и вновь взяться за палочки. Когда подцепляю ещё одну ненавистную креветку, замечаю, что в столовой стало подозрительно тихо. Лишь подняв голову, понимаю, что половина всех присутствующих до сих пор пялится на меня: кто с ужасом, кто с отвращением, кто с неприкрытой ненавистью. Конечно, они всё слышали… В ответ я улыбаюсь им, кладу в рот эту чёртову креветку и медленно, тщательно пережёвываю, пока эти уроды наконец не отворачиваются. А потом встаю и, так и оставив на столе поднос, а на полу — разбитую чашку, тоже ухожу.

Дурацкое ощущение, как будто я участник театра одного актёра, регулярно дающий одно и то же представление. Всё это со мной уже было, две недели назад после показательной дуэли. Так же от меня шарахались, шептались за спиной и провожали неприязненными взглядами. Нет, вру. Кое-что всё-таки изменилось. Теперь они не садятся возле меня во время обеда, я соседствую с тремя пустыми столами. Хорошо ещё, что я больше не посещаю занятия, а то в лекториях бы прочувствовал свою «проказу» в полной мере.

Оказывается, ту сцену видел не только Мимуро, после всего очень «кстати» куда-то провалившийся. Он продолжает со мной здороваться при встрече, но каждый раз отговаривается тем, что его в зале ждёт Мэй — а ведь им же тренироваться нужно и всё такое, — и сматывается. Тогда в столовой, к сожалению, были и Зеро — я их просто не заметил. Впервые увидев, как мы с Соби «мило» общаемся, Ямато, у которой со своим Бойцом любовь до гроба, наверняка возвела меня в ранг главного идейного врага. То ли считала раньше, что мои убеждения по поводу Бойцов внешне никак не должны проявляться, то ли тот мой приказ стал последней каплей в чаше её толерантности, но теперь, проходя мимо по коридору, она даже не смотрит в мою сторону. Ямато отходчивая, я знаю — ещё сама ко мне прибежит, когда узнает, что я уезжаю. Но обиду, чувствую, затаила крепкую.

Всё это мне настроения не прибавляет. И заняться, как назло, решительно нечем — уроков-то у меня больше нет. И Мимуро нет, и Хироши… Больше не осталось никого. Смешно, но мои невероятные прогнозы, когда я предрекал себе одиночество в школе, постепенно сбываются. Минами тут, конечно, ни при чём. Я сам всё устроил наилучшим образом. И если бы на горизонте этого уныния не брезжил рассвет моего отъезда, разгребал бы последствия до конца года.

Как же всё-таки вовремя я затеял эту свистопляску с экстернатом, прямо как чувствовал. Или нет… Скорее, предвидел подобный итог, едва у меня появился Соби. Что, кстати, до самого Агацумы, его я не видел аккурат до этой пятницы, вечер которой начинается не совсем ожидаемо.

Я валяюсь на застланной постели, со скуки листая первый учебник, что попался мне под руку, и постоянно поглядываю на часы. Обычно ночные тренировки начинаются не позже девяти-десяти, но уже почти одиннадцать, а в коридоре стоит умиротворяющая тишина. Я уже подумываю, что тренировку отменили или перенесли, когда за дверью наконец раздаётся знакомая сирена.

Вскакиваю с кровати и иду обуваться, между делом злорадно посмеиваясь над другими участниками битвы, которые наверняка уже разлеглись по своим тёплым постелькам и теперь потеряют несколько минут на одевание, в то время как я даже джинсы не снимал. Однако голос Наны в динамиках сообщает немного не то, что я ждал услышать:

«Внимание, учащиеся! Объявляется Особая ночная тренировка! К участию допускаются пары с третьего года обучения. План тренировки: миссии “Н”, “П” и “Б”. Немедленно проследуйте в тренировочный зал для получения инструкций!»

И уже можно никуда не спешить, поэтому второй шнурок завязываю как следует.

Я думал, что это будет обычная Королевская битва, но сенсеи, похоже, решили немного помудрить. Во-первых, известие о том, что эта тренировка только для старшеклассников, говорит само за себя. Значит, испытание либо трудное, с каким дети пока справиться не в силах, либо опасное. Во-вторых, к традиционным миссиям «Поиск» и «Битва» добавилось ещё и «Нахождение». На моём веку такого здесь не было. О «Нахождении» мне рассказывал Хироши. Сначала участникам предлагается найти некий спрятанный чёрт-те где предмет с неясно какой целью, и лишь потом им позволено искать друг друга и вступать в битвы. За соблюдением правил из своей каморки будет следить Нана и наверняка половина учительского состава.

Что-то всё это неспроста…

Когда выхожу из комнаты, меня уже обгоняют спешащие в административный корпус ученики. Подхваченный всеобщим возбуждённым потоком, минут через восемь я вхожу в двери зала. Внизу шевелится и вовсю переговаривается разнопёрая живая масса из нескольких десятков человек. За пультом управления застыли наши тренеры: Ямада и Такада. Соби я замечаю сразу, потому что стоит он в самом дальнем углу, подпирая стену, и совершенно не проявляет интереса к тому, что творится у него под носом.

— Все здесь? — спрашивает Ямада-сенсей, пытаясь перекричать гул.

Но не получив реакции на услышанный только первым рядом вопрос, включает микрофон и стучит по нему ладонью. Противный писк простреливает черепную коробку, и почти все, морщась, затыкают уши.