— До чего ловко увиливает от прямого ответа на вопрос, который ему секретарь задал, что тебе угорь, ни слова про рыбопроходные каналы, которые спасут угрей, — снова заметил Ягулче Дримский, но теперь еле слышно, скорее, для себя.

Тут Сретен Яворов, будто реагируя на замечание Ягулче, обратился к Горскому:

— А сейчас, уважаемый товарищ Горский, скажите, что станет с угрями и их миграциями, если проект строительства гидроэлектростанций и плотин будет осуществлен. До какой отметки поднимется уровень воды в Озере, если в него начнет вливаться река? Каково Ваше мнение — сумеем ли мы спасти путь угрей в таких условиях?

Цветан Горский сначала глянул в свои записи, а сделал он это впервые за время своего выступления, и сказал:

— Строительство электростанций наверняка приведет к уничтожению пути для миграций угрей. Но давайте предположим, что все-таки будут проложены, упомянутые ранее, параллельные рыбопроходные каналы. Хотя не забывайте — мы на Балканах знаем, какой здесь рельеф, да и как на практике у нас делаются дела.

Вы, товарищ Яворов, абсолютно правы, когда говорите, что прокладка пути для рыб, то есть создание канала или новой реки до границы, вместе со строительством гидроэлектростанций будет стоить очень дорого и не окупится произведенной электроэнергией.

У нас нет гарантий, что наш западный сосед — Албания — поддержит проект по строительству рыбопроходного пути на своей территории и продлит канал от границы до моря, если и там на реке появятся гидроэлектростанции. А они появятся, Албания уже готова к строительству электростанции «Свет партии». Наверняка им даны такие же директивы, они приходят из одного центра…

«Опять этот лезет не в свое дело. Он что ли будет строить или все-таки партия? Ишь куда замахнулся! Не к добру это», — отметил про себя Ягулче Дримский.

— Наши уважаемые гидроинженеры, — продолжил Цветан Горский, — уже изложили проекты по созданию рыбопроходных путей. Представили и другие предложения по спасению угрей, то есть сохранению их пути на нерест с учетом балканского рельефа — гор, ущелий и так далее. Речь идет о комплексных мероприятиях, которые потребуют больших материальных затрат. Необходим и опыт. Подобные пути для рыб рядом с большими реками, на которых построены плотины и гидроэлектростанции, имеются в Америке, Канаде. Но мы только что вышли из войны. Наш балканский рельеф непредсказуем, с перепадами высот. Горы, да и равнинные участки еще не до конца успокоились. Возможны разные природные катаклизмы, я имею в виду и землетрясения. Земля здесь каменистая, трудно рыть каналы. Река миллионы лет прокладывает свой путь.

Цветан Горский по реакции зала понял, что он отклонился от темы, по которой он был приглашен выступать как биолог. В зале чувствовалось скрытое негодование, особенно со стороны местных партийных руководителей, разумеется, и Ягулче Дримский едва сдерживал злобу. Горский счел, что наступил подходящий момент высказать свои окончательные выводы и рекомендации, в которых он оставался до конца верен делу своего учителя Игоря Лозинского. Чувствуя поддержку Яворова, Цветан Горский продолжил:

— Уважаемый товарищ секретарь, если мы сегодня не найдем способ спасения угрей, рассматривая проект возведения плотин и строительства гидроэлектростанций на нашей реке, мы навсегда прервем их путь, созданный еще на заре жизни нашей планеты. Сейчас, в это нелегкое время, для нас слишком дорого создание рыбопроходных путей, шлюзов для преодоления различий в уровнях воды между рекой и плотинами, но будьте уверены, что будущие поколения ученых, инженеров, биологов, когда будут открыты другие источники электрической энергии, потребуют, чтобы путь миграций угрей был снова открыт.

Но если сначала прервать этот путь, а потом обновить любой ценой, то через десять, двадцать или тридцать лет придут, если сумеют, другие угри, с другим заданным кодом памяти. И если такое вообще случится, эти угри окажутся в безвыходном лабиринте, в каком будут и люди в странах с закрытыми границами.

Не получится ли, что, создавая, мы уничтожаем? Не нарушим ли мы ту удивительную непрерывность жизни, которая существовала миллионы лет, мы, несчастный народ с так часто прерывавшейся в прошлом историей, оторванные от Европы веками…

Цветан Горский закончил свое выступление. Было ясно, что он задел людей за живое. Даже Ягулче Дримского.

Охваченные в начале заседания единым порывом, верой в необходимость строительства гидроэлектростанций на реке, теперь почти все присутствующие находились в сомнении относительно целесообразности проекта. Одни начали опасаться за судьбу Озера, другие не знали, чем обернется строительство электростанций для них самих.

А Ягулче не переставал проклинать угрей, а с ними вместе и свое имя. Его судьба висела на волоске в результате дискуссии, развернувшейся после доклада Горского… Видно, не зря Ягулче опасался этого Цветана…

У Сретена Яворова была заранее подготовленная речь, которой он должен был закрыть заседание. Речь весьма патетическая, наподобие той, какой он открыл заседание накануне…

В заключение предполагалось объявить о решении — немедленно приступить к работам. Впрочем, именно для этого Ягулче Дримский и был назначен директором. Но Сретен Яворов не сделал этого. Что-то перевернулось, поменялось в душе Сретена. Она распахнулась. Рухнула в ней плотина, которая должна была перекрыть реку, по которой испокон века свободно передвигались угри…

26

Была ночь. Самая долгая ночь в жизни Отца. Его душа была словно компас, в котором стрелка не стояла на месте. Показывала все стороны света одновременно. Он был весь в мыслях об отъезде. Поздней ночью Отец слушал свое радио в виде паука с растопыренными лапками, купленное в Стамбуле и перевезенное через границу по Озеру. Радио было для нас как нечто живое, как член нашей семьи. Отец всегда слушал его по ночам, включал на малую громкость, когда все спали.

Этой ночью, ожидая Цветана Горского с заседания, на котором решалась судьба угрей и их пути, Отец слушал радио и не верил своим ушам!

Тито готовился сказать «нет» Сталину, но все еще не осмеливался сделать это открыто. Он старался не слышать о планах Сталина собрать вокруг себя балканские государства, создав Федерацию, которую потом ему было бы легче подчинить. А что будет, если Сталин рассердится, размышлял Отец, он может навсегда закрыть границы, и в таком случае никому нельзя будет уехать с Балкан.

Сама судьба торопила Отца принять решение. Он нервно ходил по комнате. Время от времени крутил глобус, подсознательно желая обозначить следующий этап бегства. Подошел к книгам. Начал отбирать те, которые брал с собой во время всех переселений семьи.

Мама чувствовала, что в доме что-то не так. Она всегда боялась, как бы угри не оказали слишком сильного влияния на Отца, на судьбу их семьи. Не к добру это, считала Мать. Но несмотря ни на что в решающие моменты она предоставляла полное право на последнее слово — Отцу. Глядя, как Отец ходит вокруг книг и глобуса, она и сама начала верить, что правильное решение кроется в книгах, в чем не раз убеждал ее Отец. Правильная книга, правильная страница, последняя строчка, межстрочное пространство… Они будто скрывали великую тайну, которую Отец и его друзья Игорь Лозинский и Цветан Горский хотели разгадать.

Мама всегда была за то, чтобы остаться у синих прозрачных вод Озера, а Отец за то, чтобы следовать за волнами, вот теперь — по пути угрей. В отцовских размышлениях об отъезде имелась и конечная цель: возвращение в страну у Озера, где мы оставили наш дом, поле, виноградник, мельницу… Отец был убежден, что это возвращение непременно должно было осуществиться, но обязательно через Америку. Первой станцией на пути назад в родную страну, по его замыслу, было бы место, где река впадает в Ионическое море. Оттуда, по направлению к Озеру, отправились предки, которых он помнил.