свет, слетевший с каштана,
не взорвет его в стоячей воде
ущелий, ниспадающих
с отрогов Апеннин к Романье;
угорь, факел, хлыст,
стрела Амура на земле,
его лишь наши теснины и пересыхающие
ручьи Пиреней приводят
к раю нереста;
зеленый дух в поисках
жизни, где только
сушь и жалящее одиночество,
искра, говорящая,
что все начинается тогда, когда кажется, что все
сгорело дотла, обуглилось;
краткая вспышка, близнец
другого, запечатленного во взмахе ресниц,
чтобы он мог нетронуто сиять среди сынов
человеческих, тонущих в твоей грязи,
разве ты не видишь в ней сестру?
Эудженио Монтале
Часть первая
1
Я стоял на македонской земле, на краю огромной скалы, балконом нависшей над синим бескрайним простором Озера. За моей спиной был монастырь Святого Наума, по красной черепичной крыше которого гордо расхаживал павлин с распущенным хвостом всех цветов радуги, привносивший свою лепту в красоту библейского пейзажа. Взор, миновав границу между двумя странами, обозначенную белыми, едва заметными отсюда плавучими знаками на глади Озера, уперся в близкий берег, в Албанию.
Я смотрел на родной городок Поградец, откуда началось последнее переселение отцовского семейства в далеком 1942 году, после которого ему было суждено навсегда остаться на новой земле. По рассказам Мамы, всю жизнь бережно хранившей доставшуюся ей по наследству связку ключей от домов, которые когда-то пришлось покинуть нашим предкам, выходило, что самым старым в ней был ключ от дома на берегу Ионического моря, чьи воды омывали нашу родину. А нашему дому на албанском берегу Озера было около ста лет. На маминой связке в определенном порядке были нанизаны ключи и от давно не существующих домов, начиная еще с того времени, когда много веков назад произошел раздел большого старинного христианского семейства на христиан и их братьев, принявших новую веру. Тут заканчивались воспоминания Матери и начинались воспоминания Отца, изо всех сил старавшегося как можно глубже проникнуть в семейные тайны…
На протяжении многих летя читал и перечитывал отцовские книги и записи, чтобы разобраться в причинах великого скитания нашей семьи по балканскому Вавилону. Я вникал в незавершенный отцовский труд — История Балкан сквозь призму падений империй, от которого осталась лишь стопка бумаги — пожелтевшие и поблекшие листы, явно проигравшие битву со временем и вроде как потерявшие свое значение — в надежде, как можно больше узнать о нашем роде, о нашей семье.
Отца необычайно интересовала история Оттоманской империи на Балканах, то, какое воздействие оказала она на судьбы наших предков. Для него так и осталась неразгаданной главная семейная тайна — что же происходило на Балканах в течение прошедших пяти веков оттоманского владычества, почему после завоевания Албании дело дошло до распада огромного семейства, до его великого раскола по вере — вплоть до смены Бога, когда одна часть семьи, после турецкой осады и победы, под угрозой смерти перебралась на другой берег моря, унеся с собой старую христианскую веру, захватив связку ключей от старых домов, исчезнувших в пламени пожарищ, убежав со спасенной иконой и священной книгой в руках, а другая часть того же семейства, чьим дальним потомком являюсь и я, осталась на много-много поколений вековать на берегу моря, перекликаясь со своими братьями, оказавшимися на другом его берегу, веря, что когда-нибудь судьба снова сведет их вместе. Часть семьи оказалась ближе к Европе, а другая — ближе к Азии. Но по воле судьбы всегда получалось так, что наше разделенное семейство находило пристанище у воды: моря, или озера, или реки.
Проходили века, и семья потеряла надежду когда-нибудь соединиться вновь. И неизвестно, кому в роду было тяжелее: тем, что остались со старым Богом, или тем, которые его поменяли, чаще добровольно, но иногда и по принуждению. Но на здешних просторах после упорного сопротивления людям всегда приходилось дорого платить за свое поражение, порой жизнью. Поначалу никто не хотел быть под рукой победителя. Но победитель не собирался долго с этим мириться. Поэтому один из наших предков сказал: «Если руку нельзя укусить, надо ее пожать!» — и семья приняла нового Бога, что, правду сказать, принесло ей множество новых неожиданных испытаний. Вера, одними принятая, другими отвергнутая, все же определила дальнейшую судьбу семьи. В самом Царьграде было решено, что семья должна быть оторвана от моря и найти себе новое прибежище — на берегу Охридского озера…
Поэтому предкам, несмотря на все их недовольство, волей-неволей пришлось смириться с переселением. Впервые после нескольких веков жизни у моря они оставили свои дома. Так прервался семейный сон, мечта родственников, живущих на противоположных берегах моря, о воссоединении. Остались с ними только предания да легенды, напоминавшие им о славном прошлом, да еще — уходящая корнями далеко в глубь веков трехголосная и четырехголосная полифоническая песня о победах и поражениях — из всех древних средиземноморских народов свойственная только албанцам. Надеюсь, что это полифоническое пение о сопротивлении и уступках, до конца так и не разгаданное и не завершенное, оставшееся жить со своим особым смыслом, когда-нибудь судьбоносно разгадает кто-нибудь из наших потомков. Тогда же предки просили, даже отправили челобитную в Стамбул, чтобы их поселили у воды, на берегу реки или озера.
Так и вышло! Им дали, взамен оставленных, дома и земли на берегу Озера, недалеко от маленького городка, на который я сегодня гляжу с высокой скалы. Гляжу через старинную подзорную трубу, которую Отец некогда привез из Стамбула и через которую три поколения родственников смотрели на это родное им место через границу, проходящую здесь, прямо за монастырем. Хотя семья еще до приезда сюда приняла новую веру, она сохранила и обычаи старой, православной, христианской веры. Монастырь Святого Наума для многих ее членов оставался святилищем потерянного Бога. Так что наши предки находились между двух вер: ни одна не была искоренена до конца, но и не укоренена полностью. Это обстоятельство делало их скорее толерантными, чем радикальными в отношениях между собою.
Мусульмане не только хранили христианские обычаи, но часто и спасали христиан-богомольцев. В семейной летописи записано, что предки не раз верой и правдой защищали монастырь Святого Наума и помогали ему. Албанские девушки-мусульманки и девушки-христианки вместе собирали по горным склонам лекарственные травы во время их цветения.
Монастырь создавал равновесие между мусульманским и христианским населением, служил мостом между одними и другими. Святой, которому монастырь был посвящен, приносил спасение от бед и исцеление от болезней абсолютно всем, независимо от религиозной принадлежности. Когда между Албанией и Югославией был воздвигнут кордон — высокая непробиваемая стена, мои албанские соотечественники подходили к границе, и из-за колючей проволоки бросали деньги, твердо веря, что кто-нибудь с другой стороны границы отнесет их в монастырь. День Святого Наума как большой праздник отмечали вместе с христианами и мусульмане. Они приносили с собой много подарков. Христианские монастыри нередко служили местом укрытия и пребывания дервишей, а в имаретах, приютах при мечетях, где бесплатно раздавали еду и давали ночлег, останавливались и мусульмане, и христиане. Мои предки, хотя и приняли новую веру, остались привязаны к монастырю и во времена, когда над ним нависала опасность появления незваных гостей, храбро вставали на его защиту…