— И даже не представляешь, насколько, — филин переместился на спинку кресла. — Вышла с неподготовленной речью в народ, выдвинула идиотское требование, а главное — закрыла глаза во время выступления. Ты хоть представляешь, что сделала?

— Да, я так ничего и не получила.

— И это большая удача. Потому что если в следующий раз учинишь такое, получишь десяток стрел в грудь и пару кинжалов в спину.

— Какая забота. Теперь меня жалеют дьявольские птицы, — усмехнулась девушка, всерьёз задумавшись, а не поджарить ли этого надоеду?

— Ты до сих пор не поняла одну вещь, — продолжал гнуть своё филин. — То, что я работал на короля, вовсе не делает меня твоим врагом. Так или иначе, вся страна на него работала. «Дьявольский повар» пёк ему «дьявольские пироги», «дьявольский конюх» седлал «дьявольских лошадей», а «дьявольский садовник» стриг «дьявольский газон».

— Но у них не было выбора. Здесь их земля. Не могли же они всё бросить?

Жёлтые глаза филина округлились до невероятных размеров.

— Чёрт. Прости, до меня не сразу дошло, — Мизори вспомнила рассказ Гуама. Всё правильно! Он пережил пятнадцать правителей, но служил им не потому, что был героем или злодеем. Просто замок был его домом.

В мозгу завертелись шальные мысли. Странница вспоминала свои былые приключения. Пещеры, склепы, леса. А что если все эти крысы, пауки, летучие мыши и кролики не были врагами, а всего лишь защищали свои логова?

Впрочем, птица и не думала сердиться. За свою долгую и нелёгкую жизнь Латокинт повидал немало сложных характеров. А у этой девушки были смягчающие обстоятельства, начиная от возраста и завершая профессией. В отличие от волшебников, с их педантичным следованием букве магической науки, колдуны черпали силу из собственных эмоций. Это неизменно накладывало свой отпечаток на психику чародеев. Они были порывистыми, шумными, страстными. Резкие перепады настроения происходили по поводу и без повода, гнев сменялся милостью, любовь — ненавистью, радость — грустью. Сейчас Мизори было грустно, и он её прекрасно понимал.

— Завтра уже послезавтра, а я до сих пор ничего не сделала, — продолжала сокрушаться властительница. — Теперь меня совсем перестанут уважать.

— Вот только не надо ныть, — бывший министр слетел со своего насеста и опустился рядом с королевой. Переборов в себе чувство гордости, филин состроил смешную рожицу и громко «ухнул», выжимая из девушки улыбку. — От твоего нытья проблем меньше не станет.

— А что мне делать-то? Даже если я придумаю указ, то не смогу его объявить без герольда.

— Можно написать объявление. Писать-то ты умеешь?

— С ошибками, — потупилась Мизори. Грамматика всегда давалась ей с трудом. — Может, ты сделаешь это за меня?

— Во-первых, я уволен...

— Уже нет.

— А во-вторых, есть гораздо более подходящая кандидатура. Не соблаговолите ли проследовать в подвал, Ваше Величество?

— Ха-ха, ха-ха-ха, — Мизори Торвальд отчаянно пыталась взять себя в руки, но рот никак не хотел закрываться, а с уст срывались исключительно полубезумные смешки. — Хи-хи, хо-хо.

Нет, она ведь действительно шутила, когда говорила о втором министре. Филин ещё куда ни шло, но это уже ни в какие ворота! В самом дальнем каземате, в углу одной из камер на подстилке из соломы сидела курица. Самая настоящая курица, с клювом и гребешком. Клуша сидела, подогнув под себя лапки, и с интересом разглядывала волшебницу.

— Какого чёрта, Гуам?! Только не говори мне, что эта ку...

— Дракон, — резко перебил девушку филин, поднеся крыло к её губам. — Это дракон, а я, между прочим, Гуамоко.

— Но это же...

— Это чёрный дракон! — повысил тон филин.

Мизори протёрла глаза. Курица была такой же чёрной, как первый снег.

— Потому что если бы это был не дракон, а, например, собака, кошка или, допустим, курица, то он вряд ли умел бы писать, — особый акцент был сделан на словах «допустим, курица», — а Белина прекрасно владеет пером и чернильницей, пишет под диктовку, рисует листовки и карикатуры.

— Понятно, значит, второй министр Ледяного Властелина...

— Нет. Белина всего лишь секретарь. То есть она была секретарём у позапрошлого правителя, Хладному Королю она не служила. Старик совсем выжил из ума, он считал, что госпожа Белина курица.

— Она умеет говорить?

— Не совсем. Драконы — существа необычайно гордые и говорят исключительно на родном языке. Но не переживай, она всё понимает.

— А можно попросить её сказать что-нибудь по-драконьи?

— Можно, но не рекомендую. Если, конечно, у тебя нет желания менять бельё. Драконий язык действует на людей весьма специфично — условный рефлекс, так сказать.

— Белина, значит? — девушка опустилась на корточки, вглядываясь в птичий зрачок. — Госпожа Белина, согласны ли вы стать придворным писарем Параракса?

Курица на мгновение задумалась, потом нехотя встала и слегка кивнула головой. То, что произошло в следующее мгновение, показало Мизори, что в этом мире она повидала ещё далеко не всё. Развернувшись в сторону гнезда, птица открыла клюв и, выдохнув струю пламени, сожгла его дотла. Потом старательно выгребла из пепла несколько оплавленных колечек, которые положила в мешочек, висевший у неё на шее.

Оторопевшая Торвальд отчаянно ловила ртом воздух, в то время как Белина, расправив крылья, взмыла вверх, приземляясь молодой правительнице на плечо. Коготки накрепко уцепились за мифрильный наплечник, в нос ударил запах серы. Птица села, упираясь в девичью щёчку мягким бочком. Не таким, ой, не таким, Мизори представляла себе государственный аппарат!

На обширных землях Западного Континента, где-то между Гарвеей и Остральгом, есть небольшая страна — Параракс. Её север упирается в море Алых Рифов, а запад окаймляет горная цепь. Несколько десятков деревень, жмущихся по берегам рек, маленький порт и непролазные чащи — вот и все достопримечательности, что может предложить это место случайному путнику. На фоне всеобщей серости выгодно выделяется столица. Город по праву считается одним из красивейших на континенте, незатейливая архитектура пригородов здесь переплетается с работами лучших градостроителей Западных Земель. Виной тому частые смены власти и желание каждого нового правителя привнести в городской стиль что-то своё. Вот и сейчас в одном из окон расположенного за городом замка горел свет. Несмотря на глубокую ночь, в кабинете царила атмосфера кипучей деятельности. У камина мирно лежал доспех, за столом, шурша бумажками, восседала Мизори, за её спиной уместился Гуам. Белина выводила строчку за строчкой.

Утро встретило параракчан целым ворохом объявлений. Стране требовались стражники, почтальоны и дворники.

Но самым печальным был перенос послезавтра на неопределённый срок...

====== Важная птица ======

— Твою же мамочку, — девочка и рада была бы проорать что-нибудь позабористей, вроде «легион невинно убиенных моллюсков», но получилось только это и то шёпотом. Забившись под грот-мачту, она с ужасом вслушивалась в рёв ветра и скрип обшивки несчастного корабля.

Шторм бушевал, казалось, целую вечность. Волны с диким рёвом бились о борт корабля, матросы тщетно пытались спустить треклятые паруса. Бабади, старый боцман, безуспешно разбрасывался командами. Этот пьяный чёрт! Ну почему нельзя было отпраздновать день рождения на берегу?! И теперь, благодаря ответственному за дисциплину человеку, судно вот-вот отправится ко дну. Кто-то орёт, чтобы сбросили балласт, кто-то молится, бухнувшись на колени, кто-то в истерике пытается привязать себя к фальшборту. Мизори тихо матерится, дрожа от холода в насквозь промокшей одежде. Ну как? Как старик мог их так подставить? Они ведь даже приготовили ему торт, со свечками! Кстати, он их так и не задул...

Беглый взгляд в сторону кубрика показал, что меж щелей в палубе уже просачивается дым. Похоже, продолжать празднование они будут в аду.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — несколько пытавшихся стащить заклинивший парус матросов свалились вниз, с мерзким звуком распластавшись по палубе.