Оливия запустила руку в волосы, пытаясь осмыслить происходящее. Три десятка фигурок наломились на глухие ворота, вопя не то от ран, не то от страха. Все они были за несколько минут насажены на просунутые в бойницы стен пики. В сотне метрах за их спинами в клочках взрезанной лучами света темноты бежали прочь немногие здравомыслящие, вовремя оценившие гибельность предприятия. По позвоночнику девушки побежал мороз – если так и дальше продолжится, то и она и её люди останутся совсем без медалей и трофеев.
Схватка на правом фланге параракской армиии не затихала. Новые силы, брошенные в горнило мясорубки, поколебали уверенность северян. Закалённые в суровой природе и длительных войнах пехотинцы горных кланов как и прежде в разы превосходили своих оппонентов. Тяжёлые топоры и клевцы без труда вскрывали самые надёжные доспехи, а раны порой лишь злили северных ветеранов. Но их было втрое меньше. Всё чаще взмывающая для удара длань безвольно повисала, выронив оружие, когда противный чести, но вполне согласующийся с правилами войны выпад объявлял своей целью спину воина. Спустя какое-то время солдаты Параракса выровняли строй, окружив и уничтожив прорвавшихся, а сейчас яростно наседали на тех, кто недавно мнил себя победителем.
Панорамы сражения сменялись. Вот могучий берсеркер раскручивает над головой боевую секиру, вот копья нескольких лучников пронзают его соратника, не успевшего закрыться щитом. Сверкающий нашивками сотника мужчина отчаянно уворачивается от чёрного монстра, бессильно лязгающего гигантскими челюстями. Древний давно поймал бы человека, если бы не торчащие из бока серебряные стрелы. В какой-то момент взмах когтистой лапы прошёл слишком высоко, и разом прекративший убегать офицер, поднырнув под удар, вонзил в брюхо монстра длинную шпагу. Брызнула чёрная кровь, шипение плавящегося мяса и рёв умирающего зверя на секунду парализовали сражение. Всего на секунду. Когда первый из ему подобных доказал свою смертность, смятение длилось гораздо дольше.
Параракс одерживал верх. Выжившие после первой атаки освободились от страха перед врагами, уверовали в его смертность. Не имевшие до этого боевого опыта солдаты осознали, что привыкшие иступлённо колоть и рубить соломенное чучело руки с тем же остервенением проворачивают этот фокус с живыми людьми. Но главным были офицеры, сумевшие сплотить вокруг себя первые боевые группы, сейчас разросшиеся до размеров полурот и неумолимо теснящих северян.
Хьюберт был хорошим воином. Даже слишком. Меч был продолжением его руки, а иногда обоих. Честно говоря, привяжи он клинок к заду, всё равно ни один из встреченных сегодня противников не продержался бы против него и минуты. Находясь на острие атаки, он вёл часть клавендхольмского гарнизона с целью разрезать вражеский строй на две части. По крайней мере ему хотелось в это верить. Потому как строя не наблюдалось ни с той, ни с другой стороны. Увы, как и многие на этом проклятом плато, он просто махал мечом. Зато как махал! Лезвие рассекало воздух, шубы, тех кто в шубах, оно не щадило ни кольчуг, ни костей. Но мечник не расслаблялся. Азарт схватки был ему столь же чужд, сколь холодному металлу Бристоля. Они лишь инструменты войны. В этом нет наслаждения, только честь, долг и мастерство. Рука направила меч вперёд, клинок со скрежетом скользнул по массивному лезвию топора, слегка отводя его в сторону. Враг пытается ударить рукоятью, но слишком поздно понимает, что тяжёлый топор не позволит удержать равновесие, нога северянина подгибается, и в грудь вонзается острие меча старого мастера. Попытка соратников воспользоваться ситуацией и поразить рыцаря с боков и спины рассыпается о внезапный и грубый, но от того не менее устрашающий взмах. Меч увеличился вдвое и вместе с нанизанным на него человеком описал полный оборот, снося не успевших увернуться воинов. Три новых тела рухнули на жёсткую, утоптанную за тысячу схваток землю Плато Стикса.
Взгляд главнокомандующего пронзил неровные ряды людей: десятки одиночных и групповых схваток, десятки жизней и судеб, но ни одна из них не требовала его вмешательства. Люди прекрасно умирали без его помощи.
Кроме одного.
Невысокий воин в чёрной кожаной куртке орудовал двуручным мечом, словно оголодавший путешественник ножом и вилкой. Под ударами зачарованного клинка раскалывались доспехи и щиты, ломалось оружие и прочие материальные ценности. Но, в отличие от Хьюберта, этот человек откровенно наслаждался боем, каждой смертью, каждой раной, каждой победой. Старик думал не долго, когда недавно убивший Древнего офицер пал, насаженный на двуручник незнакомца. Главнокомандующий уменьшил Бристоль до удобных размеров и неспешно двинулся навстречу грядущей медали. Человек в чёрном заметил оказанное ему внимание. Белая, уходящая в нагрудник борода и торчащие сквозь щели в забрале усы были среди воинов не менее известны, чем длинные, собранные в хвост волосы и акульи зубы. Очень быстро вокруг дуэлянтов образовалось пустое пространство. Никаких речей и салютов, приветствием и сигналом к сражению стали скрещённые клинки.
Командующий Клавендхольма очень быстро оценил легендарную силу врага. Он превосходил человека, превосходил даже усиленного чарами аристократа, однако для того, кто некогда воевал с орками, сильный враг вызывал лишь давно забытую скуку. Отводя тяжёлые удары, переводя их в скользящие и принимая уже ослабленные взмахи на несокрушимые доспехи, первый мечник Параракса подмечал и запоминал тактику врага и его манеру боя. Что в силу отсутствия вышеозначенных было совсем не сложно. Когда же тот показал все свои умения, Хьюберт перешёл в контратаку. Сражение взорвалось серией выпадов и косых взмахов, блоков и уворотов. Чёрный клинок врага неуверенно метался из стороны в сторону, сам же мужчина отходил назад. С каждым ударом Хьюберт наращивал скорость и усложнял комбинации, но его противник тоже демонстрировал новые грани мастерства. Чем более умело нападал главнокомандующий, тем эффективнее действовал Князь. Мужчина точно извлекал из памяти забытые приёмы, постепенно возвращая телу утерянные навыки. И тело пользовались, на смену инстинктивным блокам пришли умелое парирование, обманки и сбивы. Спустя несколько минут контратака была прервана, и Князь перешёл в наступление, в этот раз уже с силой и тактикой. Когда чёрное лезвие, отведя в сторону Бристоль, ударило в массивный наплечник, Хьюберт внезапно осознал, что Тёмные Властелины вот так без причин не задувают три сотни свечей на праздничном торте. По гладко начищенной стали поползла тяжёлая красная каля, оставляя за сбой длинный след. Кровь дезертировала. Её следовало отдать под трибунал, но перед этим стоило решить проблему, столько лет стоявшую перед Парараксом.
Бристоль сузился втрое, приняв подобающую рапире форму. Главнокомандующий наносит укол, пробивающий куртку, но пока не достающий до плоти Всетемнейшего. Ответный взмах отражает уже полноценный палаш, вторая рука старика подпирает лезвие, уводя чёрный меч Князя в сторону. Подножка – алаарский правитель оказывается на земле, и только перекат спасает его от смерти под колоссальным клинком, оставившим на камне скалы глубокую трещину. Бристоль менял и форму и размеры, но каждой из этих форм Хьюберт владел мастерски. Шаг за шагом он теснил «проблему», приближая её к неизбежному решению. Куртка мужчины обзавелась превосходной вентиляцией, а несколько рассечений и ран украсили его тело. В какой-то момент престарелый воин сумел подцепить гарду чёрного клинка своей, поле чего вырвал из рук врага его оружие.
Князь оказался на земле, поражённый и беззащитный. Алаарцы молча взирали на своего поверженного повелителя. Никто из тех, кто знал Князя, не мог поверить в произошедшее. Им не было дела до навыков своего господина, но ведь Всетемнейший не может проиграть!
Неспешным шагом победитель приблизился к мужчине. Как же похожа эта сцена на их с Глэдис поединок. Вновь поверженный враг перед ним, и вновь за ним выбор жить тому или пасть. Вспоминая, чем обернулся его прошлый выбор, рыцарь не усомнится ни на секунду.
