Она беспомощно заплакала. И это была не попытка вымолить жалость. Это был полный крах, и Монахов-Менахем это видел. О финансовых и слегка криминальных делах Оли-Алоры он был осведомлен лучше ее самой.

– Я допускаю, что ты сглупила, – медленно выговорил дверг. – А кровь?

– Что?

– Драконья кровь.

– К-какая?..

Яков Ааронович прищурился, скрестив руки на груди.

– Активная драконья кровь. Жидкая. Скорее всего, в каком-нибудь сосуде… бутылке. Весь персонал мы уже опросили. Осталась ты. Ты не видела драконью кровь?

– Я не понимаю, о чем вы говорите… я не понимаю… Там был настоящий дракон? Это разве не… голограмма?

– Последний дракон, – задумчиво произнес Монахов. – Настоящий, да, разумеется. Его кровь – ключ. Не может же эта история закончиться так однозначно. Я надеялся. Да. Что же, Оля… – Он встал, отступил на шаг, и девушка вздохнула, глубоко и чуть судорожно; ей показалось, что миновала грозная туча. – Ваш наниматель теперь не побеспокоит вас… если я прав. Мы поможем. Предложим своего адвоката. За незарегистрированное оружие будет условный срок. Более того, оставлю вам банковскую карту. – Он положил пластиковый прямоугольник на прикроватную тумбу. – Код простой, четыре шестерки. Тут достаточно средств, чтобы чисто и не привлекая внимания властей и банков, уладить все ваши дела. А затем… можете провести год-другой на южных курортах. Нам не интересно, чтобы вы оставались в Москве, Оля.

– Я поняла… – оторопело выговорила она. – Я не стану подавать заявление на Алинку… Алину… Николаевну.

– Вот и славно, – кивнул дверг и, коротко склонив голову, отступил к двери. Остановился. – Если вы что-нибудь пожелаете рассказать – звоните. Хорошим новостям мы всегда рады. Хорошим знакомым. Мы приедем быстро, только позвоните… если вдруг… вы понимаете? Мы очень заинтересованы в возможной встрече с вашим нанимателем. Вероятность мала, но…

– Я позвоню, – севшим голосом сказала Оля.

– Верю, – ответил Яков Ааронович Менахем, король московских двергов, и вышел из палаты.

Эльф беззвучно замер на ветви.

Пауки. Меньше человека, но больше собаки.

Твари охотились за орками. Сверху было видно, как они бесшумно и прытко двигаются в зарослях, забирая отряд серокожих монстров в кольцо.

Орки переговаривались на искаженном наречии, делились на ходу грубым темным хлебом, пили из мятых металлических фляг. Эльф мог бы перестрелять весь отряд, но он ждал. Здесь происходило что-то новое, непонятное.

Он разглядывал снующие членистые ноги, вслушивался в еле слышный шорох острых коготков по мягкой лесной земле и ощущал исходящую от неведомых существ недобрую силу. Эльфы могли различать тончайшее дыхание сути, свойственное душам живых существ. Злоба. Ненависть. Яростный, неутолимый голод.

Словно искры незримой горечи, разлитые в ароматном осеннем воздухе.

Тут, на дальних границах земель Нолдорина, часто бывало неспокойно. А теперь много говорили о чудовищах. Сначала дверги увидели что-то в своем Подгорье. Потом люди принесли дурные вести.

Идущий спереди паук остановился и приподнялся на задних лапах. Эльфийка, плотно вжавшаяся в толстый ствол недалеко от эльфа, вздрогнула.

У исчадия тьмы были внимательные белые глаза с вертикальными зрачками. Странные глаза, не такие, какие бывают у пауков.

В следующий миг жвалы твари раскрылись, и она испустила истошный режущий вопль. Пауки ринулись на орочий отряд молниеносно. Их было восемь или девять, но отчего-то они казались несметной ордой, закованной в безупречный черный хитин.

Ездовые волки хрипели, бросались на деревья в тщетной попытке избежать заостренных жвал и когтей. Сами орки кричали от ужаса и пытались сражаться – но членистоногие чудовища, даже потеряв половину лап, продолжали двигаться и биться, орошая лесной опад странной для таких созданий черно-красной кровью. Кровь дымилась, словно это был яд; пауки, не задерживаясь ни на миг, вскрывали черепа павших орков и насыщались, выжирая мозги.

Видевшие множество боев разведчики Нолдорина не двигались. Они будто окаменели, слившись с ветвями.

Отряд орков погиб в считаные мгновения. Шесть или семь ездовых волков, около десятка воинов Морума – тела с изуродованными головами остались валяться под деревьями. И всего два поверженных паука, в месиво изрубленные черными секирами – останки обоих еще шевелились, пытаясь даже после смерти жрать плоть…

Их выжившие собратья, перепачканные кровью и ошметками мозгов, причудливо кружили под деревьями, будто исполняли странный танец, будто являлись пальцами одной руки… пытающейся нащупать что-то тут, недалеко, найти вожделенную цель, такую вожделенную, что остановиться и уйти было невозможно.

– Дверги ничего не напутали, – прошептал Арвиль, едва шевеля губами. – Значит, правда… Новое зло пришло со склонов гор северного Морума. Нам надо вернуться в Нолдорин любой ценой.

Один из пауков снова поднялся на шести задних лапах, поводя по воздуху парой передних, нащупывая исходящее от эльфов тепло, пробуя на вкус их души.

…Арвиль встретился с пауком взглядом – и выстрелил. Вскинула лук и Тенарис.

Стрелы попадали в цель, пробивали природный паучий доспех, из-под которого плескало густым. Одна, другая, третья – довольно, чтобы свалить наземь самого крупного из орков. Но черные чудовища, исколотые, похожие на ежей, даже не вздрагивали и упорно двигались к двум фигурам, замершим на дереве.

– Гномы говорили правду… – вскрикнула Тенарис. – Они не чувствуют боли, не знают пощады! О, что за неведомая беда!..

Паук под деревом замер – белые глаза немигающе смотрели снизу.

А потом он прыгнул.

Движения уловить не удалось. Эльфийка дрогнула, воинская выучка помимо рассудка отбросила ее прочь. Она потеряла хватку, выпустила ветвь, за которую держалась. Лук полетел вниз, цепляясь за сучья. Тенарис упала следом, спиной в траву, перекатилась и вскочила. Паук уже стоял напротив – на четырех задних лапах, растопырив остальные. От маслянистых волосков на его теле исходил удушающий сладко-тленный запах.

У девушки предательски закружилась голова. Отвратительный враг.

– Арвиль! – вскрикнула Тенарис.

Ее возлюбленный метался поодаль, соскочив следом за ней. Флагом реял светлый хвост волос. Эльф прыгал, отбиваясь сразу от пары преследующих его чудовищ. Брызгала кровь – непонятно чья, алая, густая, горячая; свистел длинный меч.

– Тенарис! Отсекай лапы, разрубай тело и голову!

Эльфийка выхватила меч. Но паук не увернулся, не отскочил, не испугался. Серебряная рыбка эльфийского клинка мелькнула и звякнула, встретив сопротивление блестящего когтя. Враг парировал молниеносно – другой коготь вспорол кожаную одежду Тенарис, боль ошпарила тело девушки, в глазах потемнело. Второй удар она нанесла уже почти вслепую – и отрубила лапу; паук яростно завизжал, щелкая челюстями – это был крик ярости, но не боли.

– Арвиль! – вскрикнула лучница, зажимая рукой рану; клинок выставила перед собой.

Эльф отбился от чудовищ, перекатился – ближе к любимой. Еще раз взмахнул мечом и рассек одну черную тушу почти до половины; та заскребла лапами по земле, агонизируя в жутком молчании; сразу же всадил клинок по рукоять в плоть другого паука, вспарывая хитин. Тугая струя крови ударила ему в лицо – оглушительный, мерзостный вкус. Арвиль мотнул головой, пытаясь сплюнуть…

И в спину ему вонзился огромный черный коготь.

Багрянец плеснул изо рта эльфа, взгляд сделался растерянным, недоуменным. Арвиль пошатнулся.

– Нет… – закричала Тенарис. – Не-е-ет!

Тонкий, высокий эльф упал медленно, как осенний лист.

Девушка всхлипнула, пальцы на рукояти меча сжались намертво, до боли в костяшках. Она ударила, рассекая черный глянец паучьего доспеха, ударила, и еще, и еще…

…Теперь все были мертвы.

Отряд неизвестно как зашедших в земли Нолдорина орков.

Один из двух разведчиков дайна Виленора.