Он позаботился о том, чтобы растянуть меня, а потом одним решительным движением вошел внутрь. Его толчки были часты и напористы, но вместе с тем не грубы. Он пронзал меня, доводя до безумия. Движения пальцев на моем члене вторили толчкам его члена, и вскоре мы одновременно кончили.

Мы в обнимку перекатились по постели, Конрад затащил на себя, не переставая покрывать мое лицо поцелуями. Я удовлетворенно вздохнул, поудобнее устраиваясь на его груди.

— Ты и святого сведешь с ума, котенок, — пробормотал Конрад.

— Хорошо, что ты не святой, — хихикнул я, засыпая на нем.

========== "9" ==========

9 января

Завтра утром Конрад должен опять уехать. Назначение — Шанхай и Гонконг. Когда вернется — неизвестно. А я должен остаться дома и по утрам посещать студию Остерманна, раз уж мне нечем заняться. Ну я, конечно, бы мог придумать, чем заняться, но как обычно, моего мнения никто не спросил.

После нашей «примирительной» ночи мы проснулись, держась друг за друга, словно сегодня ожидался конец света. Но жизнь продолжалась. Мы вместе позавтракали, и он уехал в свой офис, а вернулся только в одиннадцать вечера и сразу лег спать.

Сегодня Конрад предложил подвезти меня в Цюрих, в студию. Я сперва очень удивился, потому что не договаривался с Остерманном на это время, но оказалось, что Моника вчера сделала это за меня.

Хотя мне и захотелось побиться головой об окно навороченного лимузина Конрада, должен признать, что провести целый месяц, оставшийся до начала учебы, без него и не выходя из дома, было бы очень скучно.

Приехав в студию Остерманна, я застал там несколько его учениц преклонного возраста. Похоже, было «время бабушек». Он велел мне сесть у окна, где хорошее освещение. «Тут лучше видны все твои косяки», — заявил мне Остерманн. Я с удовольствием погрузился в работу над своим эскизом бытовой сценки с собаками. Несмотря на резкий запах масла и скипидара, писать красками мне нравилось больше — есть время поразмыслить, обдумать дальнейшие действия, что-то исправить. Я до сих пор люблю акварель, и в работе с нею надо точно знать, что собираешься делать, иметь совершенно четкое представление о цели, но масляные краски позволяют тебе лучше исследовать объект.

— Всё, уходим. Уже час. Я не собираюсь тебя кормить обедом. Возвращайся в три или в четыре. Вот тот малый слева, похоже, настоящая чума, — слова Остерманна вернули меня к действительности. Неужели уже прошло столько времени?

— Он из тех собак, которые лают и бегают за лошадьми. Создавать как можно больше шума — его неотъемлемое право.

— Старайся, чтобы напряжение отражалось в том, как он припал на передние лапы. Ты слишком сконцентрировался на его голове, груди и задней части, а все должно выглядеть, как единое целое.

— Ага, точно. Сперва я думал, что это слишком, но вы правы.

— Ты должен найти баланс с двумя другими — с тем, сонным, и с тем, который что-то грызет. И не нажимай так на уголь, или ты все испортишь. Он только для наброска перед красками. Все, иди, потом доделаешь.

На улице меня в машине ждал Хайндрик, одетый в синий костюм.

— Привет. Ну что, по бургеру?

— Об этом приходится только мечтать. Мы в банк. Надень-ка галстук.

Я издал стон. У меня же каникулы! Вздыхая, я принялся рыться в карманах пальто, чтобы найти эту чертову удавку. Не могу поверить — парадный обед! Теперь понятно, почему Фридрих подложил мне сегодня костюм-визитку вместо джерси. Жалобы, что я не способен писать маслом в неудобном пиджаке (может, в XIX веке художники и могли, но я — нет), он не захотел услышать. Единственная поблажка: мне разрешили взять с собой легкий свитер.

Пытаясь срочно избавиться от унылого выражения лица, я вошел в личную столовую Конрада и обнаружил, что стол накрыт для восьмерых. Великолепно! Еще и прием!

Я стоял, морально готовясь к длинному и скучному обеду. Сперва появились Михаэль и Фердинанд в сопровождении четырех незнакомых мне мужчин, и никто и не подумал меня им представить. Меня посадили в середине, рядом с Михаэлем и Фердинандом, который занял место в конце стола. Они стали по-немецки обсуждать «ситуацию с русскими». Михаэль принялся подробно излагать теорию о том, что развивающиеся страны всегда рано или поздно восстают против сложившегося порядка, поэтому необходимо использовать все доступные средства до того, как они станут слишком сильны. Я в изумлении смотрел, как нормальный человек с чувством юмора вдруг превратился в хладнокровного хищника. И ведь он все это серьезно, понял я. Ну, у него докторская степень по астрофизике, не может же он быть полным идиотом.

— Господа, они пока только проверяли наши силы. Наш ответ был корректным, но они решили, что мы успокоились и ничего не замечаем. Как я уже сказал, мы должны сосредоточиться на их легальной деятельности. Таким образом мы подрежем им крылышки, а сами в это время укрепим наши позиции на Востоке, — очень серьезно объяснял он.

— Михаэль, ты мог бы подождать меня, прежде чем объявлять войну, — строго сказал с порога Конрад. Он прошел к своему месту во главе стола и движением руки разрешил нам сесть. Появились официанты, быстро расставили блюда и исчезли.

— Приношу свои извинения, сир. Я не имел намерения превышать свои полномочия, — сконфужено сказал Михаэль. — Мы все еще расстроены из-за румынского дела, но сначала надо усилить наше присутствие на этой территории, — добавил он.

Я сидел, опустив глаза в тарелку — не люблю присутствовать при их деловых разговорах.

— Сир, я согласен с Михаэлем. Мы не должны позволить им перегруппироваться. Это все-таки наша территория, — сказал Фердинанд с другого конца стола.

— Лучше всего расшатать их рубль. Все их доходы в этой валюте, и они окажутся в ловушке, — предложил Михаэль.

— Ты хочешь устроить новый кризис, как в 1998 году, когда русские не могли заплатить долг в 40 миллиардов?

— Сейчас иная ситуация, чем в 1997 году, мировая экономика восстанавливается, — возразил Фердинанд. — Я согласен с мнением Михаэля, как и все в этой комнате. Мы не можем сейчас остановиться.

— Понятно, — Конрад ковырял пищу на тарелке, полностью погрузившись в свои мысли. Все молчали и не притрагивались к еде, ожидая его решения. Он отпил вина и прочистил горло.

— Я согласен с присутствующими, и вам всем прекрасно известно, что я никогда не оставляю оскорбление безнаказанным, но в данный момент нужно заставить их поверить, что мы попались в их ловушку. Никаких ответных мер не предпринимать. Я не хочу воевать с бывшим боссом Антонова, который сейчас набрал силу. У нас обоих очень ранимые натуры, — добавил он, вызвав оглушительный смех. — Коэн, каково их положение на сырьевом рынке?

— Занимаются в основном золотом и нефтью. Как обычно.

— С этого момента начинайте осторожно покупать фьючерсные контракты и на нефть, и на золото. Если мы начнем играть на повышение — не без помощи американцев, которые готовят вторжение в Ирак — российским властям будет легче решать свои проблемы. Мы должны привлечь их на свою сторону. Действия наших оппонентов на московском рынке уже обеспокоило их. Я хочу, чтобы в конце нашим врагам некуда было бежать. Коэн, покупайте как можно незаметнее. Пусть это займет столько времени, сколько вам потребуется — даже год, если необходимо.

Фердинанд, верни назад Антонова, где бы он сейчас ни был. Проект трубопровода откладывается sine die.* Я не хочу распылять ресурсы, принимая на веру утверждение американцев, что они способны контролировать афганцев; кроме того, наши друзья в Москве могут расценить наши действия, как недостаток уверенности в российской мощи. Они крайне чувствительны к таким вещам.

Господа, я не желаю никаких провокаций в их адрес с нашей стороны. Это ясно? — присутствующие закивали. — Михаэль, попроси Горана заглянуть ко мне сегодня. Кроме того, я хочу, чтобы ты разработал несколько сценариев полномасштабных ответных ударов в ближайшие два года.

— Я не думаю, что они успокоятся, празднуя свою так называемую победу. Это тупик, — проворчал Михаэль, недовольный тем, что его план отвергли.