— А для отца — нет? Она постоянно называла его убийцей. Долг жены — поддерживать своего мужа, а не сбегать от обязанностей. — Он пристально уставился на меня, от него повеяло темной злобой. Я поерзал на стуле. — Опыт говорит мне, что есть два типа женщин. Те, которые уже тебя предали, и те, которые скоро предадут.
— Извини, что поднял эту тему. Я понятия не имел, — проговорил я, склонив голову. Воспоминания о матери привели его в бешенство, и мне хотелось успокоить его, прежде чем он спустит пар на мне. Теперь понятно, почему он так тяжело воспринимает отказы.
— Mäuschen****, это не твоя вина, что моя семья распалась. Такое случается даже с лучшими семьями, — уже мягче сказал он. — Я все еще хочу детей, но мне нужен для этого кто-то c добрым характером. Не хочу повторять ошибки своего отца, — твердо сказал он, взяв мою руку в свою.
— Конрад, но я же не могу иметь с тобой детей!
— Разумеется, — раздраженно ответил он. — Я сказал, что мне нужен компаньон, чтобы их завести. Не смотри на меня так. Я не собираюсь тебя прогонять, я слишком тебя люблю.
— Нет, ты всего лишь собираешься жениться, а я буду твоим любовником выходного дня, — сказал я горько.
— Я? Жениться? Ни за что! От женщин одни проблемы. Посмотри хотя бы на Фердинанда, — проворчал он. — У человека моего положения есть другие способы завести потомство, но об этом пока рано говорить. Ты еще слишком юн, чтобы брать на себя такую ответственность.
— Конрад, ты о чем вообще?
— Через несколько лет поймешь.
Примечание автора
«Ты в ответе за тех, кого приручил». Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц», глава 21.
Примечания переводчика
**«Майские события 1968», «Красный май» или просто «Май 1968» — социальный кризис во Франции, начавшийся с леворадикальных студенческих выступлений и вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и почти 10-миллионную всеобщую забастовку. Привёл в конечном счёте к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля, и, в более широком смысле, к огромным изменениям во французском обществе. (Википедия).
***Ла-Дефанс — деловой район в Париже.
**** Мышонок (нем).
========== "4" ==========
24 декабря
Уже поздно, а его до сих пор нет. Знаю, Конрад — большой мальчик, но обычно он звонит мне или передает сообщение через телохранителей. Полчаса до полуночи, а у меня нет от него вестей с двенадцати дня. Обед не может длиться так долго, и, вроде бы, я ничем его не расстроил за завтраком.
Рано утром мы слушали мессу в Нотр-Дам. Забавно, но год назад, когда я в прошлый раз приезжал в Париж, то тоже туда ходил — сейчас мне вдруг вспомнились подробности. В тот день с левой стороны — в передней части зарезервированного для службы пространства, — стояло много одетых в консервативные костюмы мужчин, и вид у них был такой, словно их единственная цель в жизни — снова возвести Луи XXVIII на французский трон. Вот такие вот современные ребята. Разумеется, черни вроде меня полагалось сидеть сзади, а вездесущие туристы тем временем наматывали круги по церкви.
— Кажется, я видел тебя еще до Венеции, — сказал я за завтраком. Конрад, снова вернувшись в свою суровую банкирскую ипостась, сидел напротив, погруженный в чтение документов. Он поднял глаза и очень серьезно посмотрел на меня.
— Где? — пытливо спросил он, сосредоточив на мне все свое внимание.
— Здесь, в Париже. В Нотр-Даме. Я тоже был на мессе ровно год назад. Церковь была заполнена армией людей, одетых в костюмы. В передних рядах, — я пожал плечами. — Ты всегда приходишь туда в этот день?
Скорее всего. Это же Конрад, который всегда ест одно и то же печенье с послеобеденным кофе — без молока, без сахара — налитым в одну и ту же чашку из мейсенского сервиза, которым пользуются с тех пор, как его дедушка занял руководящий пост в банке.
— Это не церковь, Гунтрам, это Dom, собор, — поправил он меня. — Нет — я не сидел там. В тот день мой рейс отложили, и я опоздал. Пришлось до конца службы стоять в толпе туристов. Поэтому в этом году я планирую прийти пораньше. Доедай, не тяни время, — сказал он более резко, чем требовалось.
— Значит, я не видел тебя, — весело заметил я и в ответ получил рассерженный взгляд за то, что мешаю ему читать.
— Ты должен был внимательно слушать проповедь, а не глазеть по сторонам, — чересчур уж сердито рявкнул он.
— Я и слушал! — запротестовал я. Где его дух Рождества? Он разговаривает со мной, словно я — ребенок, шуршавший фантиками от шоколадных конфет в середине проповеди!
Мы больше не сказали друг другу ни слова, пока ехали в собор. Меня посадили рядом с ним, но мой боковой обзор был загорожен фигурами Михаэля и Горана. Видимо, Конрад боялся, что я начну подмигивать симпатичным туристкам-японкам. Когда церемония началась, я встал, все еще злясь на него.
Когда служба закончилась, люди вокруг меня потянулись к выходу. На улице они стали собираться в маленькие группы рядом с памятником Карлу Великому в дальнем конце площади. Большинство — банкиры или промышленные магнаты. Горан встал слева от Конрада, а Михаэль — справа. Я остался один и принялся глазеть по сторонам, пока остальные разговаривали между собой. Отходить от них я не решился, потому что иначе бы меня силой вернули на место. Чуть поодаль общался с другими телохранителями Хайндрик Хольгерсен, и было заметно, что ему смертельно скучно. Бедный парень!
Рассматривая проходящих мимо меня туристов, я гадал, когда можно будет уйти.
Несколько больших машин уже припарковались у края тротуара. Неудивительно, что часть туристов уже щелкала на фотокамеры этот впечатляющий ряд черных гробов. Ведь не каждый день увидишь машины стоимостью несколько сотен тысяч долларов, выстроившиеся в ряд. Пригрело полуденное солнце, воодушевив местных воробьев покинуть ветви деревьев и отправиться на поиски пищи. Невероятно, насколько они шустрые — ничто съедобное не укроется от их зорких глаз.
— Вы воображаете, что можете править миром, но мы разоблачим вас и ваши проклятые планы! — крикнул мужчина средних лет, окруженный компанией из пяти-десяти человек, одетых, как рабочие. «Чудесно, агитаторы уже здесь», — подумал я, а Хайндрик уже пытался оттащить меня, дергая за руку. Я уперся в землю ногами — не хочу пропустить такое зрелище!
Люди в костюмах мельком взглянули на говорившего и вернулись к своим беседам, словно не произошло ничего, заслуживающего их внимания, а их телохранители выстроились в неровную «линию обороны». Лицо Конрада ничего не выражало. Даже если внутри него бурлил гнев, на поверхность он не прорывался.
— Вы еще хуже масонов! Вы жаждете разрушить нашу демократию, чтобы беспрепятственно выжимать из нас соки! — проорал мужчина в лицо Конраду. Горан осязаемо напрягся. Конрад устремил на агитатора один из своих ледяных взглядов, но ничего не сказал. Хайндрик в очередной раз дернул меня, и я понял, что это был последний тактичный намек садиться в машину.
Швед пытался запихнуть меня в черный мерседес. Люди в костюмах стали медленно расходиться под крики рабочих, хотя для профсоюзных активистов их было слишком мало, и они производили странное впечатление.
— Постой, Хайндрик, ты мне руку сломаешь!
— Садись в машину и помолчи. Мы едем обратно в отель.
Он с силой толкнул меня в салон. Можно охранять меня так, чтобы не убить в процессе?
— Мы не будем его ждать?
— Нет, герцог поедет с Михаэлем и Гораном в другой машине, — сказал он и сделал водителю знак трогаться. Я чуть не свалился с сидения, когда мерседес резко газанул.
— В отель?! Я хочу погулять!
— У меня приказ, что в случае беспорядков тебя нужно отвезти в безопасное место. В данном случае это отель.
— Беспорядки? Семеро кричащих парней? В моем представлении, беспорядки — это минимум двести человек, вооруженных резаками.
— Никогда не знаешь, чем всё может обернуться в итоге. В любом случае, плохо, что им известно место встречи, — раздраженно ответил Хайндрик.