— Какого рода отношения связывают тебя с тем мальчишкой, — в голосе совершенно явственно прозвучало отвращение, — с площади?

— Федерико? Он — мой лучший, особенный друг и приехал со мной в Европу на каникулы. Мы с ним вместе развлекаемся с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, — объяснил я.

Один из охранников едва не разбил кофейную чашку о блюдце, в шоке уставившись на меня. Почему Конрад выглядел так, словно готов взорваться? Гнев в его глазах сменился холодной яростью. Осторожней, парень, это настоящий фарфор, и твой босс будет недоволен, если ты его разобьешь и ему придется платить. Хотя ваши трудовые отношения меня не касаются.

— Нас поселили в одной спальне, и хотя это заняло некоторое время, в конце концов мы стали лучшими приятелями, и Фефо всегда был не прочь развлечься. Конечно, со стороны это выглядело странно, но там такое — обычное дело. Признаюсь, он иногда ставил меня в неудобное положение, но постепенно я привык. Учителя наказывали нас, но чем еще заняться в закрытой школе?

— Я не удивлен. То, что он делал — преступление, особенно с учетом того, что тебе было тринадцать, а он выглядит гораздо старше тебя, — сказал Линторфф, поджав губы, его голос стал ниже, а немецкий акцент — заметнее, чем прежде. Я оглянулся и увидел, что его охранники тоже шокированы. Не моя вина, что у немцев совсем нет чувства юмора!

— Ничего постыдного мы не делали. А вот когда он назвал меня в присутствии своей матери голубком, тогда действительно было неудобно. Но мы привыкли шутить друг над другом. Я знаю, пора стать взрослее, но мне же пока всего девятнадцать. Знаете, в школе Фефо вел себя, как полный отморозок. Однажды он притащил свинью в библиотеку, — оправдывался я, сбитый с толку тем, что все трое смотрят на меня с осуждением. — Неужели вы сами никогда не валяли дурака в школе? Не развлекались?

Двое охранников все-таки оказались живыми людьми — они хохотали до слез. Действительно, жирная свинья в библиотеке была невероятной шуткой. К сожалению, из-за нее нам запретили выходить в город в течение двух месяцев, и пришлось целую неделю чистить картошку.

— Ты имеешь в виду, подшучивали ли мы друг над другом? — спросил Линторфф, бросив убийственный взгляд на своих людей; через секунду они уже были абсолютно серьезны.

— Да. Вас, наверное, удивило, как он меня называет? У него привычка придумывать мне прозвища.

— Похоже, английский тебе не родной язык.

— В общем, да. Я привык думать на испанском.

— Развлекаться(8) с кем-то означает заниматься случайным сексом. Обычно развлекаются с проститутками, — терпеливо объяснял мне Линторфф, словно маленькому ребенку.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Я жестоко покраснел и буквально умирал со стыда. Почему преподаватели учат нас понимать язык Шекспира, но оставляют без внимания действительно важные выражения?

— Закажу-ка я лучше десерт, прежде чем ты окончательно переселишься под стол, — сказал Линторфф, позабавленный моей реакцией.

Он что, читает мои мысли? Все-таки нет. Наверняка я выгляжу убито. Очень некстати в голову пришла картинка, как весь мой класс «развлекается» друг с другом, и это было действительно смешно. Немцы наверняка решили, что у нас в школе была очень веселая жизнь. Фу-у-у, я и Фефо!

— Возможно, тебе стоит приобрести экземпляр «Американского психопата»(9), чтобы расширить свою английскую лексику, — весело предложил Линторфф.

— В школе мы для этого читали «Над пропастью во ржи»(10). Видимо, мне стоит обновить словарный запас, — пробормотал я, пытаясь прийти в себя после одного из самых неловких моментов моей жизни. Меня спасла армия официантов, уносящих посуду. Затем появилась очень привлекательная тележка с десертом, и на ней среди прочего прятался поделенный на порции яблочный пирог с миндалем — в точности такой, как я люблю. Давно я не ел его — с тех пор, как мне исполнилось семь. Забавно, какие незначительные вещи нам запоминаются.

Я попросил кусочек, и пока мне его сервировали, я взглянул на Линторффа и поймал его внимательный взгляд. Откусив от пирога, я немного расстроился из-за того, что они забыли положить корицу. Знаю, что в такие десерты ее не принято класть, но привычка есть все яблочное с корицей досталась мне от отца.

— Что-то не так?

— О, это просто глупость. Я подумал, может, у них найдется корица, но, наверное, шеф-повар убьет меня за профанацию своего творения.

— Мы можем спросить.

Его взгляд на секунду затуманился, он посмотрел так, словно хотел проглотить меня целиком. Я опустил глаза и пробормотал:

— О, нет, в этом нет необходимости. Просто пришло в голову — этот пирог очень похож на тот, что мы с отцом любили. Он всегда как следует посыпал его корицей, и я перенял у него эту привычку.

Остаток ужина прошел в относительном спокойствии. Похоже, он потерял интерес к разговору, и я могу его понять. Кто захочет тратить время на девятнадцатилетнего мальчишку? Когда подали кофе, он уже настолько глубоко погрузился в свои мысли, что я начал ёрзать на стуле. Он заметил это и сказал:

— Думаю, что тебе давно пора спать. Я отведу тебя в отель.

— О, не стоит. Объясните мне, пожалуйста, как пройти к Риальто, а оттуда я уже найду, как вернуться домой.

— Боюсь, ты свалишься в канал. В твоем возрасте опасно блуждать по улицам одному. А я не прочь пройтись.

Я уже говорил, что у него был собственный способ дать понять, что он не принимает слова «нет» в ответ? Должно быть, не любит отказы.

Так или иначе, но мы отправились в мой «роскошный» отель с двумя громилами на буксире. Ночь была по настоящему холодной, и я сунул руки в карманы.

— Не делай так. Это неприлично.

Он нахмурился, от его сурового тона у меня по спине побежали мурашки. Я быстро выдернул руки наружу.

— Мне холодно, — сказал я, оправдываясь, словно пятилетний ребенок. Да что там, как трехлетний!

Он медленно приблизился ко мне, словно огромный хищник. Волк. Молча взял мои ладони в свои и поднес к губам. Не целуй их, ты что!!! Я был совершенно ошарашен его странным, неуместным поведением, но в то же время почему-то не чувствовал себя оскорбленным и не испытывал желания протестовать. Сердце бухало, как отбойный молоток, но я вспомнил, что папа делал так же, когда меня знобило, а Линторфф был примерно такого же возраста, как отец тогда. Повторяя про себя мантру «это как с папой», я аккуратно высвободил свои пальцы.

Он очень пристально глядел мне в глаза. Я нервно сглотнул, а он тем временем молча снял свои перчатки и, ловко поймав мою ладонь, стал натягивать на нее одну из своих перчаток, медленно лаская мои пальцы. Я обнаружил, что его действия кажутся мне чрезвычайно возбуждающими, и заволновался, попытавшись освободиться из его хватки.

— Ехать зимой в Европу без перчаток — не самая хорошая идея, — он отпустил меня.

А где же его охранники? Мне кажется, или они исчезли? Эй, ребята, ваш босс вот-вот ввяжется в неприятности, а вас нет.

Ох, это точно не отцовское поведение… Так, мне срочно нужно в отель или куда-нибудь еще — только подальше отсюда!

— Нет, нет, я не могу их взять. Вы сами замерзнете, — слабо проблеял я.

Он пожал плечами, словно ничего особенного не случилось, и пошел дальше. Может, я что-то недопонял? Наверное, у этих европейских аристократов более свободные нравы, чем у нас, крестьян из пампасов. Должен признать, что я немного озабочен вопросами секса. Когда у тебя мало опыта в этих делах (фактически, никакого), то видишь намеки там, где их нет. По мнению Фефо, это основной симптом сексуальной депривации. Задумавшись, я чуть не налетел на Линторффа, когда он остановился у моего «палаццо».

— Ээээ… до свидания. Спасибо вам за ужин, — пробормотал я.

— Ты уже побывал в Сан Марко?

Что, простите?? Нет, я там не был, но если это еще один трюк, чтобы навязать мне свое общество, то у него ничего не выйдет.

— Собираюсь туда завтра или послезавтра с друзьями.