— Хорошо, доктор, — пробормотал я, полностью растеряв браваду и чувствуя себя маленьким и потерянным.

— Я прослежу за этим, доктор. Можно поговорить с вами наедине? — спросил Конрад, кивнув головой на дверь.

— Разумеется, mein Herzog. Сюда, пожалуйста.

Они вышли из палаты, оставив меня один на один с мыслями и страхами.

Это была очень глупая затея, и теперь я долгое время буду расхлебывать ее последствия. Мне следовало уйти, как только я увидел в квартире незнакомых мужчин. Почему Мари Амели не сказала мне о них заранее? С другой стороны, она — хорошая девушка, и не могла навредить мне намеренно. Какая ей от этого выгода? Боюсь, что она считала, будто делает доброе дело, пригласив этого типа. Ведь она всегда советовала мне завести кого-нибудь кроме Конрада, потому что он — «гребаный нацист, забирающий всю твою энергию и молодость, не позволяя и шагу ступить без его разрешения». По ее словам, мне нужно найти себе приятеля-ровесника в университете, чтобы отдохнуть от подавляющей личности Конрада, и это даже не будет изменой, потому что герцог достаточно стар, чтобы быть моим отцом.

Мне давно надо было приструнить ее, чтобы не вмешивалась в чужие дела, потому что я очень счастлив с Конрадом, но опять же из-за своей слабохарактерности я не смог ее вовремя остановить. Выходит, в том, что случилось, виноват я сам.

— Привет, мелкий, — сказал Михаэль, входя в палату в сопровождении Горана и Алексея.

— Здравствуйте, — нерешительно ответил я.

— Алексей отвезет тебя домой, — сурово сообщил Горан.

— Я должен поблагодарить вас, Алексей Григорьевич. Доктор сказал, что вы спасли мне жизнь.

— Да ладно... Как говорится, теперь твоя жизнь принадлежит мне. Я спас твою шкуру и должен теперь за тобой присматривать, — он широко улыбнулся. — Похоже, я тебя усыновил.

— Тебе не стоит много разговаривать, — посоветовал мне Горан, на этот раз уже мягче. — Мы рады, что ты снова с нами, маленький брат.

— Фу! — Михаэль изобразил отвращение. — Даже Горан становится сентиментальным. Пожалуй, надо уходить отсюда, пока я не поклялся ему в вечной любви, — он драматически поднял глаза к потолку.

— Попробуй — и останешься без языка, — ответил серб холодно и таким тоном, от которого становится не по себе.

— Вот это — другое дело: Горан, которого мы все знаем и любим, — усмехнулся Михаэль, совершенно не впечатленный убийственным взглядом серба. — Нам пора идти, а тебя оставляем Алексею, отныне и навеки твоей няне. Приедешь домой, ложись в постель и не бери с собой собаку.

— Где герцог? — спросил я, отчего-то нервничая.

— Вернулся с Фердинандом в банк. Вечером увидитесь. До свидания, выздоравливай, — коротко попрощался Михаэль и ушел вместе с Гораном.

Позже вернулась Анке, вынула из меня все проклятые трубки и иголки и вручила шесть разных коробочек с лекарствами для дома.

— Все инструкции я отдала тому большому русскому в коридоре. Береги себя, милый, и, надеюсь, я тебя здесь больше никогда не увижу.

Поездка домой прошла преимущественно в молчании. Я пытался выудить какую-нибудь информацию из Алексея, но он только велел мне сидеть тихо и не беспокоиться, раз в случившемся нет моей вины. Эти ребята из КГБ ничего не скажут, если не хотят говорить.

Дома Фридрих на всю мощность включил режим наседки, чуть ли не решив сразу уложить меня в постель, но я настоял на своем, сказав, что хочу в оставшееся до обеда время посидеть с Мопси в библиотеке. Мы нашли компромисс: я поем и пойду в постель до чая, а потом, до возвращения Конрада, побуду в библиотеке, читая или рисуя.

Примечания переводчика

NASDAQ — американская биржа, на которой торгуются ценные бумаги высокотехнологичных компаний.

** дословно Baba Jaga :)

*** Так у автора.

========== "32" ==========

20 мая

Вчера вечером Конрад вернулся с работы в обычное время. Я рисовал в библиотеке, Мопси храпела, лежа у меня в ногах. Удивительно, как много может спать эта собака. Она-то уж точно не умрет от сердечного приступа. Конрад нежно поцеловал меня в лоб.

— Тебе надо брать пример с Мопси и побольше отдыхать, — мягко побранил он меня. О, хорошо, значит, он уже не так сердит, как утром.

— От лежания в постели я начинаю сходить с ума. Я спал после обеда. Как ты провел день?

— Как обычно. Ужинать будем в полдевятого. Если не возражаешь, мне хотелось бы немного здесь поработать. Сегодняшняя встреча с юристами сбила мне весь график.

— Понятно. Пойду в свою студию, — тихо ответил я. Кажется, ему не хочется разговаривать.

— Нет, вы с Мопси можете остаться. Просто я не хочу наводить на тебя скуку своими бумагами.

— Мне с тобой никогда не бывает скучно, Конрад. Но учти, Мопси довольно громко храпит, — я улыбнулся ему, двигаясь, чтобы он мог устроиться рядом, но он сел за письменный стол. Я вернулся к наброску большой собаки, которую видел несколько дней назад.

Во время ужина стояла тишина, лишь один раз нарушенная замечанием Конрада по поводу вина. Я сидел на своем обычном месте, справа от Конрада, а он — во главе стола. К тому времени, как подали десерт, его молчание уже стало меня тяготить. Неужели он сердит на меня? Вряд ли — еще час назад он был ласков со мной. Обвиняет во всем Мари Амели? Очень возможно, учитывая его реакцию на мои слабые попытки заступиться за нее. Может быть, он уже отомстил ей? Оставалось только надеяться, что Фердинанд смог его остановить, потому что я уже видел несколько примеров того, что бывает, когда Конрад срывается.

— Ты хорошо себя чувствуешь, котенок? Ты очень бледен. Не хочешь пойти пораньше спать?

Хороший знак. Он назвал меня котенком. Надо попробовать.

— Насчет вчерашнего. Полагаю, это было ужасное недоразумение, и ты не должен винить в случившемся Мари Амели. Я вот не виню.

— Пожалуйста, не указывай мне, что я должен делать, — резко ответил он. Прекрасная работа, Гунтрам! Теперь он вышел из себя.

— Я выпил колу, но это была не ее квартира. И она не могла знать, что он туда добавил.

— Не собираюсь обсуждать с тобой результаты дознания, проведенного Гораном. Для меня и Фердинанда все кристально ясно. Даже если ты предпочитаешь считать ее поведение дурацкой шуткой, ей было прекрасно известно, что ты нездоров. Я до сих пор не понимаю, почему она потащила тебя, дезинформировав всех нас, в квартиру к наркодилеру, ранее осужденному за педофилию.

Я почувствовал дурноту.

— Я думал, Мари Амели хочет познакомить меня с парнем. Она считала, что ты мне не подходишь, — пробормотал я, не сознавая, что говорю это вслух. Вот дерьмо! Идиот! Я дал Конраду еще больше поводов ее наказать.

— Тогда мое решение было правильным, — сказал он ровным голосом. Я посмотрел на него, ожидая увидеть гнев, но там не было ничего. Только пустой взгляд.

— Как ты собираешься поступить с ней? — сдавленно прошептал я, на самом деле не желая этого знать. Иногда любопытство бывает не к добру.

— Не так, как хотел бы. Пусть радуется, что сохранила жизнь и не проведет ее в тюрьме. Положение ее отца спасло ее шкуру.

— Пожалуйста, не вреди ей. Это только глупая детская шалость, и больше ничего. Я не виню ее, хотя именно мне придется иметь дело с последствиями.

— Я отрекся от нее. Она исключена из моего завещания, ей не позволено работать в моих компаниях, ей запрещено с тобой общаться. Она будет лишена поддержки своей семьи и должна завтра уехать из Цюриха. Через три года семья сможет ее вернуть, но для меня она умерла, и я никогда и пальцем не пошевелю ради нее.

— Как ты не понимаешь, это же смертельный приговор для нее! Она — наркоманка, ей надо помочь, а не выбрасывать на улицу! — крикнул я, поднимаясь со стула, но накатившая вдруг дурнота заставила меня схватиться за край стола. — Ты подписал ей смертельный приговор!

— Думаешь, она испытывала хоть малейшие угрызения совести, когда вмешалась в твою жизнь? — спросил он все так же холодно.