— Доброе утро. Меня зовут Гунтрам де Лиль.

— Доброе утро, сэр. Сейчас вас кто-нибудь проводит.

В следующую секунду другая женщина (на этот раз блондинка, высокая, элегантная, аристократичная) появилась из боковой двери и попросила меня следовать за ней. Мы миновали коридор и зашли в лифт, который поднял нас на четвертый этаж. Приемная была обшита деревянными панелями и обставлена изящной мебелью из кожи, дуба и красного дерева. Стены украшали две картины импрессионистов. Блондинка коротко постучала в одну из дверей и открыла ее для меня. Мягко улыбнулась и исчезла.

Кабинет Моники впечатлял размерами. Она поднялась со стула, чтобы поздороваться со мной, хотя я просил ее не вставать.

— Милый, ты так хорошо выглядишь после двух недель отдыха. Герцог на встрече и освободится минут через двадцать, но ты можешь подождать в его кабинете, — она расцеловала меня в обе щеки.

— Я тоже рад вас видеть, Моника. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить вас за то, что навещали меня в клинике.

— О, не стоит… Кстати, у меня есть несколько документов для университета тебе на подпись. Рада, что ты выбрал экономику. Я тоже на ней специализировалась. Ты можешь спрашивать у меня все, что захочешь.

Ну и дурак же я был, когда думал, будто она — обыкновенная секретарша с хорошими навыками печатанья.

— Спасибо, Моника. Надеюсь, что у меня получится. Мой немецкий все еще так себе.

— С учебной программой ты знаком — уже легче. Тебе только надо привыкнуть к языку. Мари Амели тоже собирается в университет, возможно, она поможет тебе с переводом, а ты ей — с математикой.

— Одноглазый ведет слепого, — хмыкнул я, пока она перебирала папки в ящике.

— Для Мари Амели и малость будет полезна, — пробормотала она. — Вот. Подпиши, пожалуйста, здесь и здесь.

— Что это? Я не продам душу дьяволу, не узнав цены.

Она мелодично рассмеялась.

— Эта пачка бланков для трастового фонда на твое образование. Все будет списываться с этого счета, номер которого передан в университет. Здесь — кредитная карточка, ты можешь оплачивать ею книги и все необходимое для учебы. А это — нормальная кредитка для остального. В этой папке также твои швейцарские водительские права, но предполагается, что ты начнешь ими пользоваться только после разрешения врача.

Я взглянул на бланки трастового фонда и оторопел, когда увидел количество нулей после пятерки. Шесть. Должно быть, ошибка.

— Моника, вы уверены насчет этой суммы?

— Герцог сам проставил ее, но эти деньги могут быть использованы только на обучение. После того, как ты закончишь университет, остаток вернется на его счет.

— Мда, либо обучение здесь очень дорогое, либо он ожидает гиперинфляцию в ближайшие пять лет.

— Лучше подстраховаться, милый. Кто знает, может, ты окажешься вечным студентом, — пошутила она.

— Герцог прикончит меня, если я не уложусь в пять лет, — пробормотал я, подписывая бумаги. Она открепила кредитки от писем и вручила мне.

— Теперь все. Думаю, первые учебники на этот семестр прибудут на следующей неделе. Вы с Аннелизой можете их поизучать.

— Хорошо, так и сделаю. Спасибо.

Она отвела меня в офис Конрада. Впечатляюще — не то слово. Огромные окна с бархатными шторами, деревянные полы и панели. У окна массивный письменный стол, и несколько стульев вокруг. Имелась и небольшая зона отдыха с темно-коричневыми диванчиками, личная ванная со всем необходимым, столовая и даже маленькая спальня.

— Раньше герцог часто оставался в банке и ночевал здесь, — сообщила Моника, закончив экскурсионный тур у окна и усадив меня на банкетку. Чтобы не скучать, можно было смотреть в окно.

Через некоторое время в кабинет, переговариваясь на немецком, вошли Конрад и Фердинанд (я понял целых три слова!). Я встал при их появлении. Конрад взглянул на меня и сказал, что ему надо еще пять минут что-то прочитать, а воспитанный Фердинанд направился ко мне, чтобы пожать руку.

— Определенно, ты выглядишь гораздо лучше. Две спокойные недели явно пошли тебе на пользу.

— Спасибо. Я больше не вижу розовых слонов и не кусаю людей. Моника упомянула, что ваша дочь тоже поступает в университет.

— Да, мы думали, отправить ли ее учиться или отослать обратно к бабушке в Гюстров. Но поскольку ты тоже поступаешь в университет, возможно, тебе удастся на нее повлиять.

Я уж собирался спросить, что он имеет в виду, но Конрад яростно захлопнул папку и поднялся из-за стола.

— Они на разных факультетах и вряд ли будут много встречаться. Пора обедать. Уже 13:45. Фердинанд, я не вернусь после клиники. Скажи Монике, чтобы отправила эти документы домой во второй половине дня.

Он быстро вышел из комнаты. Я торопливо попрощался с Фердинандом и побежал за Конрадом, еле догнав его у лифта.

— Ты чем-то расстроен?

— Ты тут не при чем. Слишком много работы и непродуктивные встречи. Сейчас мы пойдем есть, а потом — в клинику.

Как только мы вышли из лифта, он коротко переговорил с женщиной в холле.

— Надеюсь, ты не против прогуляться. Кёнигсхалле совсем рядом, мы перейдем мост, и ты заодно посмотришь на Цюрихзее*. Через час нас заберет машина.

Ресторан был старинным и аристократическим. Теперь я знаю, что Конрад не обедает в Пицца-Хат. Официант проводил нас через теплый и уютный зал в отгороженное помещение. На стене висела копия Шагала (во всяком случае, я думаю, что копия).

Как только мы сели, Конрад, не глядя в меню, сделал заказ. Хотя я привык по пятницам есть рыбу, я ничего не сказал — он же не обязан делать тоже самое. Мы спокойно ели, когда к столу подошел мужчина средних лет и формально поприветствовал Конрада. Я собирался встать, но острый взгляд, брошенный мне Конрадом и то, что сам он остался сидеть, заставили меня замереть на месте.

— Моего друга зовут Гунтрам де Лиль, — резко ответил он, когда незнакомец спросил обо мне. — Он останется здесь.

Мужчина побледнел, что-то пробормотал по-немецки и быстро ретировался.

— Прости, что поставил тебя в неловкое положение, Конрад. Не надо было приводить меня в такое место, — мягко сказал я. Последнее, что мне нужно, это неприятности с его банковскими знакомыми.

— Это замкнутый мирок, и все знают вкусы друг друга. Он ушел, потому что ему не следовало беспокоить меня во время личного разговора. Если он хочет обсудить со мной деловые вопросы, то пусть запишется у Моники на прием. Эти люди из Голдман Сакс** думают, что вправе свободно нарушать чужую приватность. И, кстати, тебе не нужно при них вставать. Они нам не ровня.

Мы вернулись к еде. Под самый конец обеда к нам подошел очень старый человек (думаю, около восьмидесяти лет), опиравшийся на трость. Конрад немедленно вскочил и почтительно поздоровался со стариком, сделав знак официанту принести стул.

— Мой князь, могу ли я представить вам Гунтрама де Лиля? — очень мягко спросил он. Я уже тоже встал и протянул руку. — Гунтрам, это Густав цу Лёвенштайн, один из лучших друзей и советников моего отца.

— Счастлив познакомиться с вами, мой князь, — сказал я, наклоняя голову, в то время как старик усаживался напротив меня. Он бросил на меня долгий оценивающий взгляд, который я молча выдержал. Старик улыбнулся.

— Он очень молод, Конрад. Сколько ему лет?

— Девятнадцать, мой князь, — смиренно ответил Конрад.

— Да он мне во внуки годится! Это совращение малолетних, мой дорогой!

— Он вполне зрел для своего возраста.

— Да, может быть и так… У него в глазах древняя душа. Надеюсь, ты оправдаешь его ожидания, Конрад. Не думаю, что ты когда-нибудь сможешь найти такого, как он.

— Истинная правда, мой князь, — тихо сказал Конрад.

— Я рад, что вы решили остаться с Конрадом, молодой человек. Он может быть упрям, как осел, но это фамильная черта. Все Линторффы известны этим.

Я не ожидал, что он ласково погладит мою руку, почти как дедушка.

— Он — человек твердых убеждений, — с улыбкой сказал я. — Надеюсь, что не разочарую его.