— Уверен, что нет. Вы учитесь?

— С ближайшего семестра я начну слушать экономику в университете Цюриха.

— Я желаю вам удачи, молодой человек. Это жестокий и неумолимый мир; и у Конрада много врагов, которые ни перед чем не остановятся. Они попытаются воздействовать на него через вас.

— Густав, прошу вас, не надо запугивать мальчика страшными историями, — вмешался Конрад. — Он только что вернулся из клиники после нападения в Буэнос-Айресе.

— Я знаю. В следующий раз тебе надо лучше делать свою работу, Конрад. Благодари Бога, что они действовали так неуклюже и по-любительски, — строго отчитал князь Конрада, в смущении опустившего голову. В первый раз я видел, чтобы Конрад так себя вел. — Ты — лучший грифон, который у нас был за десятилетия, и ты должен предвидеть опасность. Эти люди вышли на тропу войны, они готовы на все.

— Я понял и благодарю вас за совет, мой князь. Пойдем, Гунтрам, тебе нужно показаться врачу, — сказал Конрад, поднимаясь со стула и склоняя голову в почтительном поклоне.

Я попрощался и снова пожал руку старому джентльмену. Он улыбнулся и велел мне беречь Конрада, потому что тому нужен кто-нибудь, кто будет его любить без оглядки, когда наступят тяжелые времена.

Как только мы сели в машину, я спросил Конрада, о чем это шла речь. Конрад ответил, что князь очень дряхл и немного не в себе, но поскольку он много лет был советником в их семье и, можно сказать, наставником для Конрада, он всегда внимательно выслушивает старика.

— Сколько у тебя врагов, и почему он использовал слово «война»?

— Работа на международном финансовом рынке — это постоянное сражение. Вот и всё. Не надо воспринимать слова буквально. Как там Мопси? Еще не погрызла мои носки?

— Нет. Она спала все утро, пока я занимался немецким, и даже храпела, — хихикнул я.

Мы приехали в клинику и прошли в смотровую. Я нервно стоял перед врачом, пока он досконально меня проверял. Потом он велел мне одеваться и идти в кабинет.

Когда я туда пришел, Конрад и врач уже говорили по-немецки. Я сел рядом с Конрадом.

— Тебе уже гораздо лучше, но ты все еще нуждаешься в двух неделях абсолютного отдыха. Кардиопоказатели улучшились, но надо избегать стрессов.

— Боюсь, здесь какая-то ошибка. У меня было сотрясение мозга. В голове, — сказал я.

— Да, с точки зрения неврологии у тебя все хорошо, последствий нет. Однако во время операции произошла остановка сердца. Поэтому тебе противопоказано волноваться и перенапрягаться. Молодое сердце обычно восстанавливается очень быстро, и у тебя не должно быть проблем — если будешь принимать лекарства и дашь ему время. Это означает умеренные прогулки, много свежего воздуха, здоровое питание и временное воздержание от секса и вождения автомобиля.

— Почему мне никто не сказал?

— Гунтрам, — подал голос Конрад, осторожно беря меня за руку. — Я подумал, что лучше не волновать тебя. Это было мое решение, и я надеюсь, ты не рассердишься на меня за это. Сейчас, когда у тебя стали хорошие показатели, доктор и я решили рассказать тебе.

— Мы чуть не потеряли тебя дважды за неделю, — мягко сказал врач. — Не волнуйся, пожалуйста. Критическая стадия миновала, и тебе больше не надо об этом беспокоиться. Пожалуйста, принимай лекарства, следуй моим советам, и скоро все будет в порядке.

Я механически встал, совершенно ошеломленный тем, что сейчас узнал. Конрад попросил меня подождать его в машине, и я, не задумываясь, послушался. Шепотом пробормотал спасибо доктору и вышел из комнаты, не чувствуя твердой поверхности под ногами.

Рядом с машиной нас ждал Горан. (Не спрашивайте меня, откуда он взялся. Я не знаю. Он всегда появляется, как из-под земли, и так же быстро исчезает).

— Как ты, Гунтрам? Осмотр прошел нормально? Все хорошо? — взволнованно спросил он меня.

— Ты знал, что у меня был сердечный приступ?

— Да, но ты, кажется, благополучно выкарабкался. Мы чуть не потеряли тебя.

— Почему мне никто ничего не сказал? Это моя жизнь, между прочим!

— Потому что ты был в коме, и герцог не хотел тебя еще тревожить. Он даже велел найти тебе собаку, для снятия стресса. Животные очень хорошо умеют это.

Я ничего ему не ответил. Горан открыл для меня дверцу, и я забрался в черный бронированный Мерседес-лимузин. Конрад — поклонник Mercedes Guard и обычно пользуется машинами из этой коллекции. Подозреваю, что таким образом он хочет поддержать промышленность своей страны, не говоря уж о Порше и БМВ, на которых ездят его люди. Знаю, я заболтался, но это помогает успокоиться.

Через несколько минут появился Конрад и сел рядом со мной. Горан закрыл дверцу и сел рядом с водителем, а Конрад поднял стекло между нами и передними сидениями.

— Ты сердишься из-за того, что я тебе не сказал?

— Я до сих пор слишком ошеломлен, чтобы сердиться.

Он взял мою ладонь и поцеловал пальцы. Я отстранился.

— Я не мог тебя снова потерять. Боялся, что, узнав о сердечном приступе, ты будешь медленней выздоравливать. Прости, если обидел тебя умолчанием. Я действовал из добрых побуждений.

— Ты даже нашел мне собаку. А если бы сейчас было лето, ты бы запустил дельфина в бассейн? — безучастно спросил я.

— Бессмыслица какая-то… Ты хорошо себя чувствуешь, котенок?

— Я в абсолютном порядке — доктор только что подтвердил.

— Не надо сарказма. Он тебе не подходит.

— С тех пор, как я тебя встретил, я был втянут в расследование, связанное с наркотиками, несколько раз избит и даже изнасилован тобой, пережил один или два сердечных приступа. Думаю, что это ты мне «не подходишь». Моя предыдущая жизнь была скучной и бедной, но зато безопасной, — спокойно сказал я, не заботясь о том, взорвется сейчас Конрад или нет. Я устал от его вспышек, и у меня снова начала болеть голова.

Он ничего не ответил, и я был благодарен ему за молчание. Мы приехали домой, и я не стал ждать, пока шофер откроет мне дверь. Просто вылез из машины, пошел прямиком на кухню, взял Мопси и отправился гулять. В результате я оказался на скамье под деревьями с собакой на коленях.

Внезапно Мопси выпрыгнула у меня из рук и побежала к Конраду, который шел к нам. Великолепно! Даже собака на его стороне.

— Гунтрам, пойдем домой. Для тебя сейчас слишком холодно. Если хочешь покричать на меня, можешь сделать это внутри.

— Я не собираюсь на тебя кричать. Это бесполезно. Ты всегда найдешь, как извратить мои слова, и я буду выглядеть плохим парнем, который заставляет тебя страдать. Разница только в том, что сегодня не будет секса, потому что у меня может случиться сердечный приступ, а умереть во время траха — это «неподходящий» вариант.

— Тогда я буду молчать, пока ты не почувствуешь себя лучше и мы сможем поговорить.

— Мне бессмысленно разговаривать с тобой. Ты всегда оказываешься хозяином положения. Ты умнее и изворотливее, чем я когда-либо буду. Я только могу смиренно ждать, когда ты устанешь и отпустишь меня. Хуже всего, что я не представляю, как жить без твоей любви. Да, несмотря на то, что ты — бессердечный эгоистичный ублюдок, я люблю тебя и не в силах уйти, хотя это самое разумное, что я могу сделать. Любовь бывает более разрушительной, чем ненависть.

— Я пытаюсь измениться. Я не лгал тебе. Просто придерживал факты до того, как тебе станет лучше, — обиженно защищался он.

— Конрад, мы оба знаем, что ты не изменишься. Ты слишком привык вести себя так.

— Я действительно хочу, чтобы ты был счастлив, даже если ты не веришь мне. Пойдем со мной домой. Тебе нельзя переохлаждаться. У меня много обязательств, и я каждый день принимаю жизненно важные решения. Я научился жить с этой властью в руках, и лучшее, что я могу сделать — это тщательно и с добрыми намерениями взвешивать свои решения. Когда я смотрю на тебя, когда ты улыбаешься мне по утрам, я знаю, что все было не зря. Неужели ты осудишь и накажешь меня за то, что я пытаюсь сберечь то, что люблю больше всего на свете?

— Конрад, ты должен перестать обращаться со мной, как с ребенком, — взмолился я, держа его руки, но он высвободился и поймал мои, чтобы поцеловать их. Я грубо вырвал их и спрятал в карманы. — Нет, хватит. Мне не хочется испортить воспоминание о привычном чувстве защищенности в твоих объятьях, — сказал я сухо. Он выглядел растерянным. Минуту или две. И вот уже я увидел по его лицу, что он готов к контратаке.