Темп нарастал с невероятной скоростью, он все размашистей двигал тазом, вбивая меня в матрас. Я больше не мог сдерживаться и взорвался интенсивнее, чем в первый раз, даже прежде чем Конрад кончил внутри меня.
Я в изнеможении откинулся на подушку, голова слегка кружилась. Он взял мое лицо в ладони и покрыл благодарными поцелуями.
— Ты — мой. Скажи, что принадлежишь мне.
Донельзя измотанный, я взглянул на него из-под полуприкрытых век. Он с тревогой в глазах ждал моего ответа.
— Твой, — севшим голосом пробормотал я и соскользнул в сон.
Через какое-то время я почувствовал руки Конрада, шарящие по мне, потом он уложил меня на бок и прижался сзади. Я попытался повернуться к нему лицом, но он не дал. Мягко поцеловал в щеку и прошептал «Лежи так, милый», закинув мою ногу себе на бедро. Он принялся посасывать мне шею, его язык танцевал по коже, выписывая круги, отчего я все больше и больше возбуждался. Я повернул голову, дав ему возможность поцеловать меня, и наслаждался свежим мятным запахом его дыхания.
Больше не медля, он проник в меня. От резкого движения я хватанул ртом воздух, но на этот раз боль быстро утихла. Наращивая скорость, он входил в меня глубоко, меняя угол. Ладонью он обхватил мой член и стал гладить его вверх вниз быстрыми энергичными движениями. Меня затопило неожиданно возбуждающее ощущение его полной власти надо мною, и я позволил ему делать с собой все, что он хочет. Было что-то щемяще-нежное в том, с какой отчаянной решимостью этот сильный могущественный человек желал обладать мною. Он оторвался от моих губ и сильно укусил в шею.
Вскоре мы оба кончили и изможденные неподвижно лежали, обнявшись, он всё ещё внутри меня. Не в состоянии и пальцем пошевелить, мы предались лени.
Меня разбудило яркое солнце, я повернулся, чтобы посмотреть, в постели Конрад или нет, и сразу тело от задницы и выше прострелило болью. Я сел на кровати, прислонившись спиной к подушке. Голова кружилась, спина ныла. Солнце поднялось достаточно высоко, и блики от воды резали глаза. Все это очень напоминало похмелье, но только без алкоголя.
Из ванной доносились какие-то звуки, потом оттуда появился Конрад, полностью одетый, но не в костюм, а в серые брюки, голубую рубашку и черный пуловер; с влажными после душа волосами и с улыбкой, как у Чеширского кота. Он наклонился над кроватью и поцеловал меня в лоб.
— Привет, красавчик. Пора вставать — может быть, мы еще успеем пообедать.
— Пообедать?! Сколько сейчас времени?
— Где-то около часа. — Он ухмыльнулся. — К счастью, я на каникулах, иначе мой персонал барабанил бы в эту дверь уже в девять утра.
Я изменил позу, и тело сразу напомнило о наших недавних развлечениях, заставив меня поморщиться.
— Прими ванну. Это снимет неприятные ощущения, — посоветовал он сочувственно.
— В постели ты как животное, — проворчал я. Поздно жаловаться. Весь дом уже в курсе, чем мы занимались. Мне представилось, как его амбалы-телохранители спешат проверить, как там их бедный беззащитный босс, попавший в мои когти, и я покраснел.
— Это не совсем то, что я ожидал услышать, но пока сойдет, — хихикнул он. — Да, Гунтрам, у моих людей живое воображение. Даже если они до сих пор не поняли, чем мы с тобой занимались, то поймут, когда увидят твою шею, — к моему полнейшему ужасу торжествующе добавил он. — Давай, прими ванну и одевайся. Ты должен быть очень голоден.
— Отвернись, — сказал я смущенно.
— Да ладно, чего я не видел?..
— Все равно отвернись. Пожалуйста, — попросил я, шаря между простынями в поисках одежды. Я нашел его пижамную куртку и остался очень доволен, потому что она оказалась достаточно большой, чтобы все прикрыть. Он засмеялся и отошел от постели к окну.
Я надел ее и встал. Ноги казались ватными. Честное слово, с меня было бы достаточно одного раза, потому что дважды с ним — это чересчур для меня. Этот человек — как кролик из рекламы Энерджайзер! Я нетвердой походкой приблизился к шкафу и заглянул внутрь.
— Лучше я, пожалуй, почитаю Блумберга,(1) не то снова затащу тебя в постель.
— Что? — я вытаращил глаза. Еще?! Я еще от предыдущих трех раз не отошел, знаете ли… Нельзя сказать, что мне не понравилось, и я с удовольствием повторил бы, но только позже. Умеренность, слыхал о таком?
— Нет ничего более сексуального, чем вид любовника в твоей собственной одежде, — его глаза вспыхнули, как у голодного волка. — Это снова подстегивает желание.
— Тебе придется подождать до вечера — я еще не пришел в себя.
Мда, карьера постельной игрушки мне не светит.
Совет Конрада оказался полезным — после ванны действительно стало лучше. Я оделся, побрился, почистил зубы, причесался и, взглянув в зеркало, обнаружил, что у меня большая проблема: на шее справа красовался засос размером с Буэнос-Айрес. Даже если застегнуть рубашку, его будет видно за милю! Придется попросить у Конрада шейный платок — в конце концов, не он ли сказал, что брать взаймы вещи любовника это сексуально… Не обложит же он этот заем процентами.
Сильные руки обхватили меня за талию, и кое-кто снова начал глодать мою многострадальную шею, не обращая внимания на протесты.
— Пожалуйста, хватит. Я больше не могу, — попросил я, но, признаюсь, не так уж и убедительно. — Будет еще больше отметин!
Но протест был заглушен его поцелуем.
— Ну и прекрасно, — шепнул он, снова впиваясь мне в шею.
Я выпутался из медвежьих объятий и повернулся к нему лицом, запах его одеколона странно взволновал меня, навевая ощущение déja vu.
— Можешь одолжить мне шейный платок? Я с этим из комнаты не выйду.
— Ты так скромен, мой милый, — сказал он, посмеиваясь, — а в постели так жаден, — от этих слов я покраснел. — Мечта любого мужчины, — прошептал он, прижимая меня к себе.
— Вспомнил! — воскликнул я. Конрад недоуменно взглянул на меня. — Так же пах одеколон моего отца! Вот почему он мне так нравится. Он всегда пользовался им, когда навещал меня.
Конрад озадаченно нахмурился, глаза потемнели.
— Надеюсь, ты не принимаешь меня за своего отца, — отрывисто сказал он, с силой прижимая меня к мраморной раковине.
— Что?! Нет, конечно. Я не ищу замену отцу, и ты совсем другой! — пожал я плечами. — Где ты его взял? Мне не попадался такой запах уже многие годы.
— Один миланский парфюмер делает специально для меня. Ладно, дам тебе платок, раз уж ты так хочешь, — сказал он сухо.
Мы вместе спустились вниз. Я чувствовал себя неловко, так что шел за ним в студию, как послушный щенок. Вскоре пришел Фридрих спросить, не хотим ли мы ланч, и Конрад велел накрыть в малой столовой. Не успел дворецкий уйти, как в комнату ворвались Фердинанд с Михаэлем с какими-то папками и начали говорить с Конрадом по-немецки, полностью игнорируя меня. Я мирно сидел у окна, глядя на них и не особо интересуясь их разговором. Когда они ушли, Конрад поманил меня к столу.
— Гунтрам, у меня кое-что есть для тебя.
Когда я подошел ближе, то увидел, что он положил на стол большую зеленую коробку и пододвинул ее ко мне.
— Сегодня День Волхвов. (2)
— Я совершенно забыл об этом. И у меня ничего для тебя нет.
Честно говоря, об этом празднике я почти не вспоминал. В школе он приходился на каникулы, к этому времени все студенты уже разъезжались по домам; учителям, дежурившие в школе, никогда не приходило в голову дарить мне подарки в этот день. Мне больше везло на Рождество.
Я стоял, с благоговением глядя на коробку.
— Да ничего особенного — просто попалось на глаза, когда я был в Цюрихе. Давай, открой ее, — подбодрил меня Конрад.
Я все еще молча глазел на подарок. Он игриво потянул меня за рукав, возвращая к действительности. Разорвав обертку, я увидел деревянную коробку с металлической крышкой. Под ободряющим взглядом Конрада я открыл ее и обнаружил там набор карандашей от Caran d'Ache, аккуратно сложенных в два поддона.
— О, здорово! Спасибо тебе большое. Всегда хотел один из этих наборов, — воскликнул я, бросаясь ему на шею. Не говоря ни слова, он усадил меня к себе на колени, и я стал рассматривать подарок, наслаждаясь теплом, идущим от его тела.