Когда этот человек вошел в его жизнь, герцог почти обезумел от страсти. Их бурная связь продолжалась несколько лет. Он обманывал герцога, шантажировал его, требуя более высокой позиции в администрации банка, и даже женился. Его светлости следовало бы прекратить эту связь, как только он узнал о его браке, но его любовь была сильнее, чем чувство самосохранения. Эти пагубные отношения тянулись почти семь лет, пока этот человек не решил украсть все, чем владел герцог, предав его. К счастью, Фердинанд раскрыл план до того, как тот был осуществлен, и с большим трудом, но сумел убедить герцога.

Фридрих замолчал, чтобы сделать глоток воды. Я кивнул, ожидая продолжения.

— Он порвал все отношения с этим подлецом, но его душа умерла. Последние тринадцать лет он жил одной работой, превратившись в тяжелого, беспощадного человека, неспособного вновь построить личную жизнь. Он отказался от связей с мужчинами, позволяя себе иногда короткие эпизоды с женщинами, не продолжавшиеся дольше одной ночи, за которую он платил. Он полностью изолировал себя от людей.

Этот человек внешне очень похож на тебя, Гунтрам. Цветом глаз и волос, фигурой. Ему было двадцать семь, когда он познакомился с герцогом, и если бы не разница в возрасте, вы с ним могли бы сойти за братьев. Но я уверен, что у тебя с ним нет ничего общего. У тебя спокойный характер, милый, робкий и уступчивый — не то, что у него.

С тех пор, как ты здесь, герцог изменился. Он снова стал похож на человека, а не на станок, печатающий деньги. Единственное, чего я опасаюсь, что ты причинишь ему боль, как тот, другой. Не думаю, что он найдет силы пережить это второй раз. Этим утром, когда я пришел в спальню его будить, я обнаружил, что он не спит и обнимает тебя так, словно ты — самая большая его ценность. Он провел всю ночь, бодрствуя — просто смотрел на тебя. Ты — его шанс снова начать жить.

— Я не уверен, что смогу оправдать ваши ожидания. Где-то в глубине души я знал, что ему нравлюсь не я, а призрак прошлой любви, — медленно сказал я, полностью разочарованный в себе и в Конраде, чувствуя гнетущую пустоту в желудке. Очень хотелось скорее сбежать отсюда и поплакать.

— Вот видите! Лучше побыстрей от него избавиться, пока он все не разрушил, — пролаял Фердинанд.

— Да, вы правы, Фердинанд. Мне лучше уйти.

Я был полностью раздавлен: похоже, любовь — только для особенных людей, красивее и умнее меня. Я поднялся из-за стола, чувствуя себя старше, чем несколько минут назад.

— Гунтрам, я тоже в курсе истории, подожди минуточку, — остановил меня Михаэль. — Попытайся поставить себя на место Фердинанда. Он не простой слуга, а друг герцога с детства. Именно ему пришлось собирать целое из кусочков после той катастрофы. Он всего лишь хочет убедиться, что ты не причинишь умышленно герцогу боль.

— Конечно, нет. Зачем мне это? Большую часть времени он был добр ко мне. Но разве вы не понимаете, что он всегда будет видеть во мне того человека?

— Признаю, что на первый взгляд вы с ним очень похожи, но стоит поговорить с тобой хотя бы десять минут, и ощущение сходства пропадает. Вы двое — как день и ночь, — сказал Фердинанд, взяв меня за руку. — Пожалуйста, сядь и послушай нас.

Я попытался высвободиться из его захвата, но он был жестче, чем его слова.

— Сейчас, дитя, скажи нам правду. Ты смог бы его полюбить, как думаешь?

— Не знаю, — я колебался. Эти люди только что сообщили мне, что я — всего лишь замена кого-то другого из прошлого.

— Нет, ты знаешь, — настаивал Фердинанд.

— Не буду отрицать, что он меня привлекает. Очень. Но не знаю, любовь ли это. У меня еще никогда не было серьезных отношений, и все кажется непривычным и смущающим. Я могу вам пообещать не делать ничего, что могло бы его ранить, но вы не должны обвинять меня, если у нас с ним не сложится.

Фердинанд поднялся и, обойдя стол, встал рядом со мной. Я с опаской следил за ним, ожидая, что он сейчас сделает. Он с легкостью поднял меня за локти и прижал к груди, ощутимо похлопав по спине.

— Тогда добро пожаловать, братец, — сказал он с искренней нежностью. Я попробовал выскользнуть из его объятий, но безуспешно. Наконец он решил, что с меня хватит, и разжал руки.

— Ты не должен рассказывать герцогу о нашем разговоре. Все, что тут было сказано, должно здесь и остаться, — убийственно серьезно предупредил меня Михаэль.

— Почему?

— Потому что одно упоминание имени этого человека приводит герцога в ярость, а тебе лучше не знать, чем обычно она заканчивается. Я знаком с ним с девятилетнего возраста, и сейчас он твердо уверен, что ты — его второй шанс, и вы можете начать с чистого листа, — заявил Фердинанд, пристально глядя мне в глаза. — Он хочет тебя заполучить, и ничто его не остановит.

— Хватит, Фердинанд. Мы уже миновали стадию запугивания, — нервно сказал Михаэль. Я попятился. Даже сейчас, когда Фердинанд передумал спускать с меня шкуру живьем, выглядел он устрашающе.

— Для его же собственного блага парень должен понять, что за человек тот, с кем он собирается жить.

— Думаю, я имел такую возможность вчера, — заметил я, с содроганием вспоминая прошлый вечер.

— Ему сорок четыре года, и он уже не изменится, что бы ты себе ни думал и что бы он сам ни говорил.

Это что, последнее напутствие?

Фридрих сел рядом и стал расспрашивать меня об университете, работе, и о том, чем я занимался в трущобах. Несмотря на первоначальное впечатление, что он — холодный человек, сейчас он разговаривал со мной почти по-отцовски. Не понимаю, почему Конрад сказал, что Фридрих может быть хуже него самого.

— У нас не осталось святой воды — попрыскать ею в моей студии? — на пороге появился Конрад, своей массивной фигурой загораживая вход в кухню. Все присутствующие поспешно встали, я тоже, но не так грациозно, как они. Как эти громилы ухитряются двигаться бесшумно и изящно — это загадка.

— Невозможная женщина! — раздражено пробормотал Конрад, подойдя к столу и шутливо взлохматив мне волосы. Он уселся на освободившееся место рядом со мной. — Кофе еще остался?

Фридрих молниеносно поставил перед ним чашку и кусок вишневого пирога.

— Она всегда такая упрямая или только со мной? — спросил он меня.

— Она не привыкла, чтобы ей возражали, — пояснил я, на самом деле еще сильно приуменьшив. Мне пришло в голову, что Мартина вполне могла все испортить, выведя Конрада из себя — она не знает, что такое уступать, и не умеет вовремя остановиться. С нее станется прочесть ему лекцию об искусстве быть ответственным родителем. — Есть шанс, что ты ей всё же поможешь?

— Да, Гандини повез ее в отель, и он решит проблему.

— Это сделано, сир? — спросил Фердинанд.

Почему глава безопасности задает своему боссу такие вопросы? Очень странно звучит.

— Разумеется, — сухо ответил Конрад, медленно помешивая кофе. — Ну, Гунтрам, что ты делал все это время? — быстро спросил он, не дав мне времени поразмыслить, что такое они сделали с Мартиной.

— Пытался читать, пил кофе с твоими людьми, рисовал, пересказал почти всю свою жизнь и получил предупреждение, что умру медленной и мучительной смертью, если буду плохо себя вести, — отрапортовал я. Если уж лгать, то правдоподобно.

Он хмыкнул:

— Похоже, ты неплохо провел время.

На лицах телохранителей явственно виделось облегчение. Ребята, вы мне должны. Вам повезло, что он не стал выяснять подробности, отвлекшись на еду и рисунок. Теперь настала моя очередь волноваться. Ощущение было такое, словно я сидел перед учителем с небрежно сделанной домашней работой. Конрад медленно водил пальцем по ежиным колючкам. Вынырнув из задумчивости, он скомандовал:

— Фердинанд, позвони Лендеру и скажи ему, что я хочу сделать те трансферы как можно быстрее. Если трейдерам надо остаться на дольше, пусть останутся. Я хочу покончить с этим делом до ужина.

Надо ли говорить, что громила со своей свитой бросились бежать со всех ног.

— Разве ты не на каникулах? — улыбнувшись, спросил я. Этот человек точно трудоголик. И оптимист. Уже больше пяти, банковские клерки наверняка разошлись.