Он больше не кричал на детей и согласился, что это была неудачная шутка. Они пообещали никогда так больше не делать, и я верю им. Бедняги до сих пор под впечатлением от слов Стефании. Она обвинила их в моей болезни и сказала, что я их больше не люблю, потому что они едва не убили меня.
Ведьма!
В воскресенье вечером мы достаточно легко уложили их спать. Они дали няне себя помыть, а потом спокойно слушали сказку.
— Я рад, что ты спишь с папой, — заявил Клаус, нимало не смущаясь присутствием няни. Я побледнел. — Теперь он может о тебе позаботиться.
— Клаус, тут нечего обсуждать, — сказал я.
— Да, это хорошо, — поддержал брата Карл. — Папа всегда говорит нам, что любит тебя так же сильно, как и нас. Про Стефанию он такого не говорил.
— Думаю, вам пора спать, — с нажимом сказал я, донельзя смущенный, избегая взгляда няни. Я поцеловал их в лоб и вышел из комнаты.
Каролина нагнала меня на лестнице.
— Мистер де Лиль, пожалуйста, нет причин испытывать из-за меня неловкость. Все слуги счастливы, что вы вернулись к герцогу. Они говорят, что с ним очень тяжело, когда вас нет рядом.
— Спасибо, мисс Маейрс, — тихо ответил я.
Неужели они до сих пор обсуждают, что мы делаем в спальне? Все еще следят, в каком настроении «хозяин» вышел к завтраку?
Не переодеваясь, я пошел прямиком в столовую, и долго сидел там один.
— Вот ты где. Позвал бы меня, раз так голоден, — сказал Конрад, входя в комнату вместе с Фридрихом, который обрадовался, что я чинно сижу на своем месте. — Можете подавать.
Мы ели в молчании, я не находил в себе сил начать разговор, и, честно говоря, все еще со смущением вспоминал наш утренний поцелуй.
— Не поехать ли нам на следующей неделе в Аргентину? Могу взять две недели отпуска. Я решил не участвовать в спасении «Леман».
— Я еще не готов к такому путешествию, — отказался я.
— Мне бы хотелось немного отдохнуть. Последние два месяца выдались тяжелыми. Сначала твоя болезнь, а потом смерть ребенка.
— Да, ты прав. Я отказался необдуманно. Я поеду, куда ты захочешь.
— Ты тоже должен этого хотеть, Гунтрам, — мягко сказал он. — Мне хочется, чтобы ты был счастлив со мной.
— Как я могу быть счастлив с человеком, который заставляет меня спать в своей постели и прикрывается детьми, чтобы поцеловать меня? — воскликнул я.
— Докажи мне, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Докажи, что тебе все равно.
— Я говорил тебе это сотни раз, но ты не слушаешь! Ты просто не хочешь слушать! Тебя волнуют только собственные желания, остальной мир может отдыхать! — закричал я. — Ты убил моего отца!
— А я тебе в сотый раз говорю, что я этого не делал! Ладно, давай заключим пари. Я поцелую тебя еще раз, а ты пообещаешь не кусаться и не сопротивляться, и если у тебя встанет, ты разделишь со мной постель. В библейском смысле.
— В Библии нет того, что ты собираешься делать! Это считается грехом!
— Это была метафора, но смысл ты уловил. Если ты не возбудишься, я оставлю тебя в покое. Если возбудишься, то пойдешь со мной на свидание.
— Я не буду участвовать в таких дурацких затеях! Что дальше? Ролевые игры?
— Я понимаю. Ты боишься, что не сможешь себя контролировать. Это действительно трудно.
— Ничего я не боюсь. Целовать тебя — это как целовать кобру. Мне ничего не стоит выиграть у тебя это пари.
— Я разрешу тебе спать одному в любой спальне три недели. И не буду тебя беспокоить.
— Наверняка на это время у тебя запланирована командировка.
— Ничего подобного. Неужели ты так боишься не совладать с собой от одного крохотного поцелуя? Мы сделаем это вечером, чтобы твоя утренняя эрекция была здесь не при чем. Я прошу всего лишь свидание. Мы пойдем в оперу, на концерт или в театр, поужинаем в ресторане, а потом отправимся в симпатичный отель, чтобы заняться сексом.
— Как ты смеешь! Я не одна из твоих шлюх! Иди к ним, если тебе так невтерпеж! Ты всё это затеял, чтобы меня помучить. Думаешь, раз контролируешь ситуацию, то я буду делать всё, что ты захочешь?! Нет. Все кончено!
Ублюдок усмехнулся:
— Два года я позволял тебе управлять нашими отношениями, и посмотри, что из этого вышло. Мы оба несчастливы. Отныне я снова беру управление на себя, и один из нас доволен этим. Другой может присоединиться к вечеринке или отказаться. Так что ты скажешь, дорогой? Да или нет? Это лучшее предложение, какое ты когда-либо получал. Один поцелуй за три недели свободы. Для тебя это будет легкая победа. Ведь ты все время твердишь, что ненавидишь меня.
— Недели выберу я. И если ты позволишь себе что-нибудь, кроме поцелуя, я буду считать, что ты проиграл.
— Согласен. Я — честный игрок, что бы ты там себе ни думал. Займемся этим сейчас или после десерта?
— После десерта.
Неужели я согласился на это идиотское пари? Да, похоже. Гунтрам, ты придурок, если хоть на минуту поверил, что он будет играть честно!
Мы в мрачной тишине доели яблочный пирог с мороженым, тот самый, который я любил в детстве.
Очень маловероятно, что я смогу возбудиться, вспоминая отца. Я подавил смешок.
— Так что, ты хочешь покончить с этим сейчас? — настойчиво спросил я, когда он допил свой кофе с коньяком.
— Разумеется. В библиотеке?
— Не хочешь пересмотреть свой выбор места действия? Возможно, более романтичная обстановка повысит твои шансы, — поддразнил я его.
— Я понятия не имел, что тебе нужны свечи и шампанское. Лично меня обстановка библиотеки вполне устраивает, я и там смогу заставить тебя стонать и умолять о прикосновениях. Может, тебе стоит почитать отчет о перспективах доллара США на следующий год, чтобы немного обуздать свой энтузиазм? Думаю, будет большой удачей, если мы успеем добраться до постели, — ухмыльнулся он.
Самоуверенный ублюдок!
Не удостоив его ответом, я поднялся и направился прямо в проклятую библиотеку. Он пришел туда через полчаса и притворился, что удивлен, увидев меня там.
— Так мы собираемся что-то делать или нет? — проворчал я.
— Смотрите-ка, какие мы сегодня нетерпеливые! Иди сюда, и посмотрим, — сказал он, как король рассевшись на диване. Я подошел к нему, чувствуя, что моя решимость поддается его уверенности. Он абсолютно убежден, что выиграет. Нет, он просто блефует, сказал я себе, садясь рядом с ним.
— Не кусаться, Гунтрам. Еще ближе, милый, — он смотрел мне в глаза.
Он обхватил мой затылок, чтобы я никуда не делся, и я ему это позволил. Когда он положил ладонь на мою щеку, я бессознательно прижался к ней. Его взгляд смягчился, и на секунду я снова увидел того человека, в которого влюбился много лет тому назад. Он подался навстречу и начал покрывать шею легкими поцелуями, медленно дыша в ухо. Ублюдок знает мои слабые места.
Я попытался высвободиться из его хватки, но он решительно вернул меня на место, его язык начал играть с мочкой, деликатно посасывая ее.
— Ты говорил про поцелуй, а сам трахаешь мое ухо! — возмутился я.
— Не беспокойся, любовь моя, до этого мы тоже доберемся, — шепнул он мне на ухо, от его глубокого чувственного голоса меня тряхнуло, словно от разряда тока, волоски на шее стали дыбом. Он оторвался от моей шеи и принялся ласкать губы, словно спрашивал разрешения продолжать. Я почувствовал, как мое тело постепенно стало расслабляться — вопреки тому, что происходило у меня в голове. Губы, словно обладая собственной волей, раскрылись, и я позволил втянуть меня в глубокий поцелуй.
Мое тело решило забыть о здравом смысле, оно начало отзываться на его ласковые поцелуи. Он на секунду отстранился, чтобы перевести дыхание, и тут уж я атаковал его. Конрад не замедлил поддержать мое рвение. Каждый из нас пытался захватить власть. Но когда у меня закончился воздух, мне пришлось признать поражение.
Он оторвался от моих губ, прижал меня к себе.
— Я выиграл, — мягко объявил он, в его голосе не было торжества, которого я почти ожидал услышать.
— Так нечестно! Было два поцелуя, а не один! — попытался возразить я, но он заткнул меня новым ошеломительным поцелуем, наваливаясь на меня и распластывая по дивану. Забыв обо всем на свете, мы снова принялись целоваться.