— Нет, сейчас мы пойдем гулять в сад. Вам нужно погреться на солнышке и спустить пар. Иначе я не смогу уложить вас спать вовремя, — сказал я, испытывая острое déja vu. Перед сном с ними всегда приходилось воевать, особенно когда у Конрада или Стефании были гости.

Я отвел их в сад, где они принялись гоняться друг за другом. Мопси бешено лаяла и путалась у них под ногами, заставляя спотыкаться. У этой собаки нет чувства самосохранения. Рано или поздно один из мальчишек ее раздавит. Я заметил, что телохранитель, Сорен Ларсен, всё время держался рядом. Могу вообразить официальную причину: охрана детей.

Новая няня, мисс Майерс (Каролина, немка, 35 лет) пришла в пять, чтобы забрать детей пить чай. Они не хотели уходить, опасаясь, что я опять исчезну, и мы пришли к компромиссу: они будут пить чай в саду со мной.

Клаус и Карл сидели за столом с серьезными мордахами и вели себя относительно неплохо — не дрались из-за кекса и не кормили собаку под столом.

— Мистер де Лиль, вы не представляете, как нам необходима ваша помощь, — устало вздохнула няня.

— Они очень милые дети. Послушные. Может, иногда плачут и ломают что-нибудь во время игры, но, думаю, это нормально для четырехлеток, — засмеялся я.

— Я — третья по счету няня с июня, работаю тут всего две недели и в понедельник собиралась уволиться. Они никогда не слушаются и все время дерутся. От их отца никакой помощи — он только ругает их, не заботясь выяснить, почему они это сделали. В вашем присутствии они — совсем другие дети. Сегодня они впервые сели рисовать, и только потому, что им пообещали, что вы приедете, если они будут себя хорошо вести.

— Я и понятия не имел, что все настолько печально, — пробормотал я, чувствуя себя очень плохо при мысли, через что им пришлось пройти.

— Обычно Клаус затевает сыр-бор, а Карл подхватывает, но он не лучше брата. Он бывает невероятно упрямым. Они постоянно ссорятся между собой или с прислугой, — закончила она.

— Эти недели они находились в психологическом напряжении. Думаю, герцогиня обвинила их в том, что я заболел, а ведь они с младенчества привыкли к моему присутствию. У меня случилось обострение болезни, и я не успел ни попрощаться с ними, ни что-нибудь объяснить.

— Я не была с ней знакома, но здешний персонал ее не одобрял. Ужасно умереть такой молодой. Неделю назад приезжала их бабушка, предлагала позаботиться о них, но герцог выставил ее отсюда. У Его Светлости суровый нрав.

— Вы не представляете, насколько, — улыбнулся я. — Он говорил вам что-нибудь о ваших обязанностях?

— Мистер Эльзесер сказал, что для меня ничего не изменилось, а вы — наставник и будете наблюдать за моей работой, сэр. Я по-прежнему занимаюсь повседневными задачами — мытьем, одеванием, кормлением. В семь я начинаю сражение: пока надеваешь пижаму на одного, другой уже успевает раздеться и сбежать. Хорошо, что сейчас лето, — весело сказала она.

— Возможно, сегодня будет полегче, — ответил я, вспоминая эту привычку Клауса и Карла сопротивляться при переодевании. Разумеется, после второго захода я становился с ними строже, и они прекращали безобразничать. Но в случае с няней они наверняка не успокаивались, пока не доводили бедную женщину до предела. Каков отец, такие и сыновья.

К половине седьмого немного похолодало, и я решил, что пора заводить детей в дом. Они сегодня достаточно накричались и набегались. Клаус попросился на руки, но тут вмешался Ларсен и строго сказал, что мне не следует этого делать из-за больного сердца.

— Извините, сэр, но это прямой приказ герцога. Они достаточно взрослые, чтобы ходить самостоятельно.

Я взял мальчиков за руку, и мы пошли в дом. В детской мы начали строить дом. Между Карлом и Клаусом разгорелся спор по поводу цвета крыши, а потом о том, сделать ли одну из комнат гостиной или конюшней. В итоге они мирно договорились, что у лошадей может быть телевизор и диван. Слушая их, я с трудом сдерживал смех.

В комнату вошел Фридрих и объявил, что мне не полагается ни купать их, ни переодевать. Это тяжело, а мне лучше отдохнуть перед ужином. Этим займется мисс Майер.

Я поднялся с корточек и повернулся к нему:

— Фридрих, я хорошо себя чувствую, а основной источник моего беспокойства находится вовсе не в этой комнате.

— Согласен, Гунтрам, именно поэтому ты должен дать ей делать свою работу. Герцог однозначно высказался по поводу твоего положения в этом доме: ты не прислуга, а часть его семьи, — торжественно объявил мне старик. — Ты можешь остаться и проверить, как она справляется, но сам не должен ничего делать.

— Спасибо, Фридрих, — коротко ответил я, отпуская его кивком.

К восьми детей вымыли, переодели в пижамы, и они без проблем поужинали. Потом легли в постели и попросили меня им почитать. Я согласился, и когда, закончив, поцеловал их на ночь, Карл начал плакать.

— Не уходи, Гунтрам, пожалуйста. Останься.

— Мне нужно поужинать с вашим отцом. Я и завтра буду здесь.

— В прошлый раз ты сказал то же самое! — захныкал Карл.

— У тебя нет комнаты. Ее заняла мисс Майер! — выкрикнул Клаус.

Я нервно сглотнул.

— В этом доме огромное количество комнат. Я найду, где переночевать, а если нет, то приду к вам. Договорились?

— А где твои вещи? У тебя с собой нет чемодана, — Карла просто так не одурачишь.

— Карл, я не таскаю с собой чемодан весь день. Он был в машине. Фридрих, должно быть, распорядился отнести его в одну из спален, и он мне скажет, куда. Кроме того, когда я уезжал, то большую часть вещей оставил здесь. Наверное, их куда-то убрали, — попытался я его успокоить.

— Она сожгла все твои картины, Гунтрам. Только у папы осталась одна с нами всеми.

— Всеми нами, Клаус. Не переживай, всё равно они мне не удались. Мы вместе нарисуем новые, красивые.

— Папа очень рассердился на нее, гораздо сильнее, чем на нас, когда мы пролили чернила на его бумажки. — Да, я помню этот случай. Конрад плохо подумал и оставил важные документы в пределах досягаемости детей, почему-то считая, что они к ним не притронутся. Он тогда накричал на них, и они больше никогда не прикасались ни к одной его бумаге, но и он научился убирать документы в стол, запретив детям лазить туда. — Они громко кричали друг на друга перед тем, как она уехала. Она не вернется?

— Не думаю, милый, — осторожно ответил я. Возможно, Конрад ничего им не сказал. — Теперь спите, а утром мы вместе позавтракаем.

— Обещаешь?

— Обещаю. Мне пора, ваш отец не любит, когда его заставляют ждать. Спокойной ночи.

Я еще раз их поцеловал и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. В коридоре меня поджидал Фридрих.

— Поторопись, Гунтрам. Его Светлость назначил ужин на девять, а уже без четверти. Я сложил твои вещи в шкаф в твоей прежней комнате. В башне, — сказал он. — Сегодня неформальный стиль. Надевать галстук не требуется.

— Не думаю, что у меня получится, Фридрих, — сказал я, все больше и больше нервничая.

— Гунтрам, дитя, сделай это ради маленьких принцев. Я уже давно не слышал, чтобы они смеялись. Ты же добрый мальчик, ты не должен винить герцога за то, что случилось с твоим отцом. Он не отвечает за это. Вопрос решили до того, как он успел вмешаться. Таковы наши правила, дитя. Я всегда желал тебе добра, как и герцог. Прошу тебя, мой мальчик, больше не ссорься с ним.

— Он сегодня уже продемонстрировал мне свою доброту. Я либо сплю с ним, либо ухожу навсегда. Он сказал, что я должен вернуться к обязанностям Консорта. Но из этого ничего не получится.

— Ты уже не можешь уйти. Дети тебя видели. Герцог больше не обидит тебя, он только хочет получить второй шанс. Он очень жалеет о том, что женился на этой женщине.

— Стефания никогда не была для меня проблемой. Проблема — в его лжи и в том, как он поступил с моей семьей. Я любил его больше всего на свете, а он предал меня. Прости, мне надо переодеться, чтобы приготовиться к фарсу.

Я пошел в комнаты Конрада. Дверь в его студию была закрыта. На меня навалились воспоминания о том, что там случилось в последний раз. В спальне при виде большой кровати на четырех массивных ножках, накатила тошнота. Все мои вещи снова были разложены так, как я их оставил — словно я никогда и не съезжал из этой комнаты. Я развернулся и пошел в ванну, чтобы сменить рубашку и пиджак. Переоделся, умыл лицо и руки. Лишь одна мысль вертелась в голове: я не смогу. Это слишком. Меня мутило от страха.