— Кто бы говорил! — сладко ответил я. — Ты должен быть доволен, Конрад: я смогу оценить твои постельные подвиги по достоинству — теперь у меня есть, с чем сравнить.

— Ты отвратителен — весь в своего дядю, — презрительно бросил он.

— Отлично. Тогда я буду спать в своей комнате, если, конечно, ты всё еще хочешь, чтобы я остался.

— Хорошая попытка, Гунтрам. На секунду я даже поверил тебе. Ты спишь со мной, — сухо приказал он, вновь обретая свои надменные манеры.

У него не только избирательный слух, но и избирательное понимание. Я признался. А поверил он мне или нет, это его проблема. Я отвернулся к окну, а он склонился над документами.

========== "23" ==========

Мы приехали в замок к трем. Телохранитель распахнул дверь для Конрада, и тот, как всегда, элегантно выбрался из салона. Я остался сидеть, все еще сомневаясь, правильно ли поступаю. Конрад пошел в дом, оставив бедного телохранителя в растерянности.

— Должен ли я отвезти вас обратно в Цюрих, сэр? — уточнил громила.

— Нет, все в порядке. Пусть босс немного подёргается, — ответил я.

Телохранитель весело хмыкнул:

— Хайндрик прав. Несмотря на хрупкую внешность, характер у вас имеется. Я — Сорен Ларсен. Приятно познакомится с вами, сэр.

Теперь рассмеялся я.

— Мистер Делер за спиной называет меня Dachs (барсуком). А недавно меня сравнили еще и с соболем. Приятно познакомится, Ларсен.

— Думаю, вам пора, сэр, иначе герцог пришлет кавалерию.

— Да уж, Фридрих может быть очень настойчивым и более неприятным, чем Его Светлость, — улыбнулся я, вспомнив старого австрийца.

Я вылез из машины и направился к двери, где уже стоял Фридрих, изумленно глядя на меня, словно увидел выходца с того света.

— Мой дорогой мальчик! — он бросился ко мне и, забыв протокол, крепко обнял. — Я так волновался, когда герцогиня отослала тебя. Почему ты не поговорил со мной? Меня она тоже уволила, но я поехал в Цюрих, чтобы переждать до возвращения герцога. Тебе следовало бы поступить так же.

— Она сказала, что это он уволил меня, потому что я бесполезен. Так или иначе, не будем больше это обсуждать — о мертвых либо хорошо, либо ничего, — ответил я, вспомнив наставления Горана.

— Ты не прочел записку герцога, которую я тебе дал? — спросил Фридрих, глядя мне в глаза.

— Он писал её две недели назад, во время вспышки вины. Вы сами сказали, что я уже не могу рассчитывать на его поддержку. Мы поссорились тем вечером. Сильно поссорились. И я сделал единственное, что можно было сделать в той ситуации — ушел.

— Благоразумие никогда не было твоей сильной стороной, Гунтрам, — сказал Конрад с лестницы. — Пойдем к детям. Фридрих, Гунтрам останется на ночь в моей комнате. Сделай соответствующие приготовления.

Старик ошарашено уставился на меня, ища в моем лице подтверждения. Я глубоко вздохнул и стал подниматься по ступеням. Конрад стоял наверху, с очень серьезным лицом. Дождавшись меня, он развернулся и пошел к детской, но на полпути внезапно остановился и снова посмотрел на меня.

— Я не хотел сделать тебе больно, Гунтрам. Каждое слово в моем письме — правда. Я не знаю, что Стефания могла тебе сказать, но я никогда не собирался отстранять тебя от воспитания детей — лишь передал финансовые полномочия Фердинанду, потому что тебе, с твоим сердцем, было бы трудно заниматься этим. На твое имя открыт счет с суммой, достаточной для того, чтобы ты смог материально поддерживать детей в случае моей смерти, — объяснял Конрад. — Из-за твоего равнодушного отказа я в тот вечер потерял самообладание. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Гунтрам?

— Не знаю. Я хочу увидеть детей.

— Как пожелаешь, — он постучал в дверь и открыл ее для меня.

Клаус и Карл рисовали темперными красками, устроив вокруг себя ужасный беспорядок. Рядом с ними сидела высокая женщина, видимо, няня. Клаус первым поднял голову и, увидев меня, вскрикнул. Он выскочил из-за стола, опрокинул стакан с водой на няню, и бросился мне в объятья. Мопси басовито гавкнула и потрусила ко мне.

— Гунтрам, ты вернулся! Прости, я никогда не буду больше так делать! — заплакал Клаус, вцепившись в меня ручонками. Я крепко обнял его, прижал к себе и стал успокаивать, слегка покачивая, как делал это, когда он был совсем маленьким.

— Клаус, маленький, не плачь. Я никуда не собираюсь уходить. Просто я заболел, и мне надо было отдохнуть.

— Она сказала, что ты нас больше не любишь и заболел из-за нас, — как всегда, очень серьезно сообщил нам Карл, не двинувшись с места и даже не отложив кисточку. Сказав это, он снова занялся своим рисунком, больше не обращая на меня внимания.

— Нет, Карл, что ты! Я был болен за много лет до того, как вы с Клаусом родились. Иногда мое сердце не хочет работать, как положено, и тогда мне нужно отдохнуть. Вы тут совершенно не при чем. Я люблю вас больше жизни и ужасно скучал по вам, — сказал я, гладя Клауса по макушке. — Я кое-что вам послал по почте, не знаю, дошло оно или нет…

— Книжку! Папа читал нам ее каждый вечер! — воскликнул Клаус. — Она для меня или для Карла?

— Для обоих, и будьте благодарны, что получили ее, — вмешался Конрад до того, как я успел что-нибудь сказать. — Мисс Майерс, должно быть, вы хотите переодеться.

— Да, мой герцог, — кивнула няня и исчезла за дверью.

— Теперь Гунтрам вернулся и сделает для вас другие книжки. Он снова будет с вами играть.

— Я не хочу, чтобы он опять ушел, — твердо сказал Карл, упрямо не слезая со стула.

— Он не уйдет. Папа проследит за этим, — пообещал Конрад, и у меня мурашки побежали по спине от его уверенного тона. — Давай, Карл, поздоровайся с Гунтрамом. Он хочет и тебя поцеловать.

Карл нерешительно подошел ко мне, бросив взгляд на отца, чтобы оценить, правда это или нет. Он встал напротив меня, сидящего на полу в обнимку с Клаусом. Я как можно мягче спросил:

— Можно тебя поцеловать, Карл?

— Ты не сердишься на нас?

— Я никогда не сержусь на вас. Иди сюда, Карл, дай тебя обнять, — просяще сказал я. — Я не хотел вас обижать, простите, что не успел попрощаться.

Он подошёл поближе, снова посмотрел на отца, но, в конце концов, обнял меня и поцеловал в щеку. Я притянул его ближе, поцеловал в лоб и почувствовал легкий толчок локтем в ребро: Клаус надулся, ревнуя, что его брату уделяют так много внимания. Они всегда соревновались за мое внимание. Я взъерошил Клаусу волосы и улыбнулся ему.

— Ты останешься с нами навсегда? — спросил он меня.

— Так долго, как захочет ваш отец, — осторожно ответил я.

— Папа любит Гунтрама и больше никуда его не отпустит, — твердо сказал Конрад, встал на колени и обнял сразу и детей, и меня. От неожиданности я даже не нашелся, что сказать, и не дал ему заслуженный пинок, когда он осторожно поцеловал меня в щеку. — Он останется с вами до ужина. Не мучайте его, ведите себя хорошо.

Детишки в восторге захихикали — папа поцеловал Гунтрама! Я не знал, как быть. Конрад поднялся и пошел к двери. Место, которого коснулись его губы, горело огнём.

— Ужин в девять, Гунтрам. У тебя достаточно времени уложить этих двух в постель. После семи тебя подменит мисс Майер.

— Что вы рисовали? — не очень успешно пытаясь восстановить самообладание, спросил я, когда Конрад ушел.

— Ты красный, как помидор. У тебя температура? — спросил Клаус.

— Нет, нет, я просто немного запыхался. Это всё погода. Здесь более влажно, чем в Испании, — солгал я.

— Что такое Испания? — незамедлительно поинтересовался Карл.

— Место, куда можно поехать. Очень солнечное, и там живут дружелюбные люди. Я отдыхал там.

— Тебе надо было поехать с нами и с папой на Зюльт. Там было солнечно. А в другом месте, в городе, мокро, и шел дождь. Мы несколько раз ходили в парк. Там белки! — восторженно сообщил мне Клаус. — Они светились!

— Клаус, белки с этой планеты не светятся. Просто у некоторых на спине серебристая шерстка.

— Нарисуешь мне белочку? — спросил он, состроив жалобные глаза.