— Возвращайся туда, где твое место. Все могло быть гораздо хуже. Линторфф — хороший хозяин, если правильно себя вести, и никто из нас, тем более, Репин, ничего ему не скажет о твоих постельных приключениях. Ему не надо об этом знать. У нас сейчас мир.

— Я — не одна из ваших шлюх, Обломов. Все, что я делал с твоим боссом, было по обоюдному согласию.

— Вот именно. В тот момент, когда ты сделался сучкой Линторффа, ты полностью стал его собственностью. Возвращайся к нему, и радуйся, если он не отправит тебя в один из наших борделей или не отдаст своим людям, чтобы они затрахали тебя до смерти.

— Не смейте сравнивать Конрада с такими, как вы! — крикнул я, не успев осознать, что делаю. Обломов многозначительно улыбнулся.

— Можешь лгать себе, сколько хочешь, но не пытайся обмануть меня. Ты до сих пор его защищаешь. Ты любишь его. Мне этого достаточно. Алеша, забирай мальчишку. У тебя три часа на то, чтобы покинуть страну до того, как вернется Репин. Думаю, ты не захочешь с ним встречаться.

— Конечно, нет. Скажи ему, чтобы забыл мой номер телефона, ладно?

— Конечно, парень. Гунтрам, отправляйся домой и оставайся там. Я больше никогда не хочу видеть тебя на своей территории. Серьезно. Тебе нечего делать с такими, как мы. Соболи — для королей, — совершенно не обидно улыбнулся он. — Павичевич, в следующий раз, когда мы увидимся, мы с тобой разберемся.

— Жду с нетерпением, — ответил Горан, бросив на него презрительный взгляд, и с силой потянул меня за локоть, поднимая со стула. Он потащил меня к двери, и Алексею пришлось поторопиться, чтобы успеть за нами.

Снаружи нас ждал большой черный мерседес. Горан затолкал меня туда и сел рядом, а Алексей — спереди на пассажирское место.

— В «Крийон», — рявкнул он шоферу.

У отеля из машины вышли только мы с Гораном.

— Алексей сейчас едет в аэропорт. Ты остаешься со мной, улетим завтра. Нам нужно поговорить. — Он отвел меня в люкс на шестом этаже. — У меня соседний номер. Не пытайся сбежать, Гунтрам. С тобой останется Милан, и наши номера соединены.

— Что дальше? Привяжете меня к кровати? — возмутился я.

— Нет. Милан будет сидеть в твоей гостиной. Не ссорься с ним. А сейчас тебе надо заучить историю твоей жизни за последний месяц. В ней не должно быть пробелов, Гунтрам. Герцог должен поверить, что ты вернулся к нему добровольно.

— Ничего подобного! Меня выгнал Обломов!

— Ты не должен говорить герцогу, что изменил ему с Репиным. Я не хочу, чтобы повторилась лондонская история, — продолжал он, не обращая внимания на мои слова.

— Какая измена?! Мы порвали отношения два года назад. Он женился и трахал эту женщину чуть ли не у меня на глазах! Я хотел поставить точку в отношениях с человеком, который был влюблен в меня семь лет, и я изменил?

— Ты любишь его? Я имею в виду Репина.

— Не знаю. Я воспринимаю его, как друга.

— Я не сплю со своими друзьями.

— Ладно, я его не люблю, но на тот момент это было самым естественным! Это просто секс!

— Хорошо, значит, ты не жалеешь?

— Конечно, нет! Мы оба взрослые и свободные. Ну, я, по крайней мере. Я просто хотел расслабиться и посмотреть, как это будет с другим мужчиной.

— Тебе понравилось?

— Я не буду отвечать! — Он посмотрел на меня так, что мне стало не по себе. — Ладно, это было неплохо, но не то чтобы захватывающе. Повторять не буду. Оно не стоит проблем, — смущенно пробормотал я, но он все еще смотрел на меня тем самым «взглядом». — Ладно, с Конрадом в сто раз лучше, с ним, когда он нормальный, это — как Новый год и День рождения сразу (8). Репин неплох в постели, видно, что он опытен, но все делается механически. Я был немного разочарован, — признался я.

— Хорошо, это то, что я хотел услышать. Считай это просто экспериментом, не стоящим чувства вины, и забудь о нем. Никогда не рассказывай герцогу. Все закончилось. И он никогда не рассказывал тебе о своих подвигах. Но не повторяй этот опыт — второй раз мы не сможем тебя прикрыть, братик. Давай проверим твою историю.

— Горан, ты говоришь мне держать все при себе, а в прошлый раз я из-за одного единственного поцелуя чувствовал себя ужасно виноватым.

— Тогда ты был очень юн и впечатлителен и по уши влюблен в него. Сейчас ты старше и мудрее. Он тебя никогда не спросит, и ты никогда не скажешь.

Это невообразимо! ОК, я буду держать язык за зубами. И вообще, Конрада больше не касается, с кем я трахаюсь.

С каких пор Линторфф снова стал Конрадом? Дерьмо! Обломов ошибается. Они манипулируют мной, как марионеткой.

— Гунтрам, надо, чтобы ты выучил свою часть. Мы действительно не хотим новых осложнений. Мы устали. Сделай это для всех нас, — попросил Горан. — Решите ли вы двое свои проблемы, это другое дело. Он хочет тебя вернуть, а дети постоянно плачут. Жан-Жак сказал Алексею, что Клаус думает, что его отец ему лжет. Ты, должно быть, мертв, потому что оставил всю свою одежду в замке, значит, ты не в отпуске.

— Он так думает? — я почувствовал себя ужасно виноватым, что Клаусу и Карлу так плохо.

— Дети плачут практически каждый день. Они стали неуправляемыми, не слушаются отца и уже выжили из дома двух нянь. Они ненавидят их и говорят, что эти женщины хотели занять твое место.

— Как себя чувствует герцог после гибели нерожденного ребенка? — я не хотел спрашивать о ней. Скорее всего, он переживает из-за ее кончины, но я не хочу об этом знать. Это было бы слишком больно.

— Как всегда. Делает самое суровое лицо и работает, как маньяк. После смерти герцогини он только один раз ездил в Цюрих. Думаю, он не хочет ничего признавать, — печально вздохнул Горан.

Очень похоже на Конрада. Работать до полного изнеможения, чтобы не думать о том, что потерял. Мне стало его жаль. Он ведь как большой ребенок, окруженный акулами и волками, которому приходится бороться изо всех сил, чтобы оставаться на плаву. Должно быть, ему ужасно одиноко. Когда умер Лёвенштайн, я единственный, кто с ним был. Стефания приехала лишь на похороны.

— Возможно, мне следует поговорить с ним, чтобы понять, как он справляется с горем, — задумчиво протянул я. — Я тоже скучаю по моим малышам, и несправедливо заставлять их страдать из-за наших разногласий. Но я не знаю, смогу ли жить с ним под одной крышей.

— Гунтрам, ты сейчас в выигрышном положении. Герцог отчаялся вернуть тебя и примет твои условия. Он чуть не свел меня с ума за последний месяц, заставляя искать тебя повсюду и постоянно спрашивая о результатах. Уговори его позволить тебе жить в Цюрихе. Ты можешь оставаться с детьми, пока они не лягут спать, а потом уезжать к себе.

— Это может сработать. Я люблю детей так же сильно, как сильно мне ненавистен их отец, — задумчиво сказал я. Не совсем так. Я не испытываю ненависти к нему, хотя и должен. Я ничего не чувствую. Правильно. Безразличие. Если я и защищал его перед Обломовым, то только по привычке. Ничего более. Люди вечно видят что-то там, где ничего нет.

— Хорошо. А теперь займемся делом, — вернул меня к действительности Горан.

Нет, я не люблю этого мудака. Он разрушил мою жизнь. Он сначала подарил мне весь мир, а потом, не задумываясь, отнял. Он — эгоистичный ублюдок, которого волнует лишь собственное благополучие. Он как ребенок. Константин прав: Линторфф увидел меня, я ему приглянулся, и он решил взыскать долг моего отца, неважно, каким образом.

Дети эгоистичны, им нужно все внимание и защита, какие вы можете им дать. Но Линторффу уже за пятьдесят, пора повзрослеть.

Правильно?

(1)ФРС — Федеральная резервная система США — орган банковского надзора.

(2)Бен Бернанке был главой ФРС во время ипотечного кризиса в США (2007-2008 гг).

(3)«Фанни Мэй» и «Фредди Мак» — крупнейшие ипотечные банки США, которые государство спасло от банкротства во время ипотечного кризиса, взяв под контроль и обеспечив дополнительное финансирование.

(4)UBS AG — крупнейший швейцарский финансовый холдинг, во время ипотечного кризиса испытывал сложности, ему, как и «Фанни Мэй» и «Фредди Мак», помогло государство.