До сих пор не понимаю, как мог выстрелить в него. Не знаю, что на меня нашло. Это был не мой день.

Фридрих присутствовал при нашем «мировом соглашении». Линторфф извинился передо мной, а я — перед ним. Заметно было, что ему действительно стыдно. Не могу сказать про себя того же самого, но и не горжусь тем, что сделал.

Жизнь пошла своим чередом. Мы избегаем друг друга еще старательней, чем прежде.

Он давно умер для меня. Почему сейчас что-то должно измениться? Я только хочу работать, и чтобы меня оставили в покое.

Не было никакой необходимости заставлять герцогиню извиняться передо мной. Могу представить ее ужас, когда она увидела фотографии. Бедная женщина, хоть и ведьма! Она вызвала меня к себе в кабинет и сказала, что ей жаль, что все так обернулось, что герцог верит в мою невиновность, но она не может сразу забыть случившееся. Она станет наблюдать за моей работой пристальней, чем прежде. При этом распоряжаться теперь будет Лизетта, не я. Хорошо, что меня освободили от лишней нервотрепки: я очень устал. Два свободных дня, подаренных доктором, я безвылазно провел в своей студии и почти закончил портрет детей и их отца. Спускаться вниз, в общую столовую для персонала, я не осмеливался.

Из затворничества меня вызволил Жан-Жак.

— Если из-за того, что мне пришлось тебя ждать, будет испорчено суфле, клянусь, тебе придется есть борщ до следующего ледникового периода. Пойдем, поужинай с нами. Двое французов смогут заткнуть немца, любящего покомандовать.

— Он — австриец из Зальцбурга, и ты один более чем способен ему противостоять.

— Немец, австриец, какая разница… Идем же, или я пришлю за тобой Алексея.

— Мне так стыдно, дружище. Не знаю, почему. Я ничего дурного не сделал, но чувствую себя ужасно.

— Это потому, что ты честный человек, который вляпался в дерьмо. Ты чувствуешь себя грязным, но вспомни о цветах лотоса. Они растут в грязи, но они идеально чисты. Продемонстрируй немного надменности этим сплетницам. Один из твоих ледяных взглядов, и они разбегутся, как крысы.

— У меня не бывает ледяного взгляда, — возразил я.

— Спроси у герцога, дорогой. Спроси у герцога, — фыркнул он.

Всё еще напряженный, я спустился в столовую. Фридрих и телохранители приветливо поздоровались. Хайндрик обнял меня, я слегка пихнул его в плечо, и он повинился, каким был индюком. Я сел за стол к Фридриху, Жан-Жаку и телохранителям. Незадолго до окончания ужина Лизетте пришла в голову не самая лучшая идея громко заявить, что герцогиня приказала ей самой вымыть детей. Разговоры за столами стихли, и я слышал только, как часто стучит мое сердце.

— Уведомляю вас, Лизетта, что, начиная с завтрашнего дня, вы работаете здесь последний месяц. То же самое будет с каждым, кто позволит себе подобные замечания, — очень медленно проговорил Фридрих. — Таково распоряжение Его Светлости. Вы все будете относиться к мистеру де Лилю с подобающим уважением, так как он занимает здесь более высокое положение, чем вы, и является членом семьи. Его положение равно положению герцогини.

— Надеюсь, что нет — она кандидатка на вылет, — прокомментировал Жан-Жак.

Когда Лизетта заплакала, мне сделалось нехорошо. Она присматривала за детьми с самого их рождения! Подумаешь, сказала глупость. Единственный способ отменить ее увольнение — поговорить с ублюдком.

На следующее утро, двадцать четвертого, я попросил Фридриха ради детей изменить решение, но он не захотел меня слушать. Я умолял его поговорить с Линторффом, но он повторял, что следует прямому указанию герцога. «Я могу организовать тебе встречу с герцогом, если хочешь». Я кивнул. Возможно, Линторфф чувствует нечто, похожее на раскаяние, и позволит Лизетте остаться.

Как ни странно, он согласился меня выслушать всего через час после того, как я поговорил с Фердинандом. Разве ему не нужно работать? Разгар мирового финансового кризиса, а он сидит дома?

Он работал в библиотеке, на столе высились стопки бумаг, стояло два ноутбука. Одет он был буднично, в полосатую рубашку, галстук и куртку, все коричневато-серого оттенка. Необычно.

— Что такое, де Лиль? — спросил он, сразу же раздражаясь из-за моей нерешительности.

— Я хотел бы, чтобы вы отменили решение насчет мисс Лакруа. Детям она очень по душе, и она нянчит их с самого рождения.

— Я не буду дискредитировать Фридриха перед персоналом. Он выполняет мои распоряжения, и я надеюсь, ты будешь делать то же самое.

— Со всем уважением, но герцогиня назначила Лизетту главным ответственным за детей лицом, сир. Я больше не подхожу на эту роль.

— Ерунда. Ты вполне подходишь. Я хочу, чтобы все обсуждения прекратились. То, что произошло, было следствием недопонимания. Мы должны оставить все в прошлом. Не желаю, чтобы слуги распространяли ложь и слухи, которые потом могут плохо отразиться на репутации моих детей. Свободен.

— Как пожелаете, герцог, — я собирался уйти, но тут в библиотеку ворвалась разъяренная герцогиня.

— Как ты мог уволить Лизетту? Как ты посмел оспаривать мои приказы по дому? А вы уходите сейчас же! Это все из-за вас, де Лиль! — закричала она сначала на Линторффа, а потом на меня.

— Мадам, — я поклонился и отступил в сторону, пропуская ее к столу Линторффа.

— Нет, останься, де Лиль. Тебя тоже это касается, — сказал Линторфф. — Стефания, это мой дом и мои дети. Они — моя ответственность, как мы договаривались с самого начала. Эта женщина оскорбила назначенного мной наставника и, мало того, внесла свой вклад в скандал, заявив, что «он всегда настаивал на том, чтобы самому мыть детей». Очень странное высказывание, если хочешь знать мое мнение, Стефания.

— Сир, я делал это, потому что Клаус и Карл не хотели, чтобы их мыл кто-нибудь другой…

— Не перебивай меня, де Лиль! — к злорадству ведьмы резко заткнул он меня. — Когда мы были на каникулах в Риме, она продемонстрировала свою некомпетентность, не сумев справиться с мальчиками. Она не могла ни помыть их, ни заставить есть ужин. Де Лиль делает это без проблем, хотя у него нет «специальной квалификации», как у нее. До сих пор я терпел ее только потому, что она нравится Клаусу и Карлу, но мое терпение кончилось. Я не хочу, чтобы за моей спиной распускали слухи. Это и к тебе относится, Стефания.

Она рассерженно смотрела на него.

— Пресс-релиз, который ты выпустила, поместив при этом имена моих детей на свой веб-странице, неприемлем. Он был удален, и я надеюсь, что мне больше не придется предотвращать результаты твоих действий. Радуйся, что де Лиль не читал его, иначе бы он мог подать иск о клевете, и тебе пришлось бы заплатить ему несколько миллионов да еще и посидеть в тюрьме. Указывать его имя на сайте было очень глупо, женщина.

Я молчал; хотелось как можно быстрее уйти отсюда.

— Он — никто. Разве ты не видел все эти файлы на его компьютере? Лизетта обнаружила их еще до того, как все вскрылось. Возможно, это она написала анонимное письмо!

— У меня никогда ничего такого не было, ты, лживая сука! — заорал я, уже через секунду пожалев о вырвавшихся словах. Линторфф встал с кресла и дал мне чувствительную пощечину, как те, что я получал от него в начале наших отношений за «плохое поведение», например, за грубые ответы ему или за то, что недостаточно быстро двигаюсь. Моя щека загорелась — больше от унижения, чем от боли. Но это мелочь по сравнению с тем, как он ударил меня в прошлый раз.

— Как не стыдно оскорблять женщину! Я думал, ты лучше воспитан, — презрительно выплюнул он. Ведьма лучилась от счастья. Какие у тебя ко мне претензии, женщина? Я тебе ничего плохого не сделал. Даже помог сохранить твой идиотский брак.

— Пожалуйста, примите мои извинения, герцогиня, — смиренно сказал я.

— Я принимаю их, но вы должны понимать, что после этого я не могу больше держать вас у себя на службе.

— Да, мадам, — пробормотал я.

— Зато я могу. Как я уже сказал, Стефания, дети принадлежат мне. Не вмешивайся. Свободен, де Лиль.

Я опустил глаза, смотреть на него не хотелось. Поклонившись, я вышел в коридор. За дверью послышался крик: