— Ты мне сказал, так скажем, процентов двадцать правды. Должно быть, я теряю хватку. Начни сначала, Гунтрам.

— Они вчера вечером поссорились, и она его не послушалась, когда он сказал ей уехать на сегодня из дома. Думаю, что он запретил ей появляться и завтра. Не знаю, что между ними произошло.

— Мой племянник — идиот. Самая главная его глупость — разрыв с тобой. Женитьба на этой вульгарной женщине выше моего разумения, но я, как член семьи Линторффов, выполню свой долг. Передай ему, что я приеду.

========== "12" ==========

24 марта

Сегодня открылась моя выставка, но я не поехал, потому что Карл, а за ним и Клаус, подхватили простуду. Оба лежат в постели с температурой, и поскольку их отец улетел, мне стало жалко оставлять их одних. В Берлине Остерманн, и он потом перескажет мне мнение критиков.

25 марта

С этой женщиной невозможно ничего обсуждать. Я честно попытался передать ей распоряжение герцога о скромном праздновании дня рождения детей, но она послала меня куда подальше. Ладно, если герцог рассердится на тебя, это твоя проблема. Я сделал все, что мог. Когда он в очередной раз впадет в бешенство, я не буду вмешиваться. Мне хватает своих забот.

27 марта

Это был совершенно обычный день. Утром я отвел детей в школу. После уговоров и слёз я согласился на то, чтобы они подарили своим школьным друзьям экземпляры моей книги. Вышло пятое издание, и на этот раз, уверен, мы останемся в убытке. Я уже нарисовал треть следующего тома, так что глупо допечатывать дополнительные экземпляры предыдущего.

Во второй половине дня все шло как обычно — я помог детям с домашним заданием (им надо было нарисовать свою комнату и любимые игрушки), искупал их и накормил ужином. К девяти они уже крепко спали, и я собирался последовать их примеру.

Но тут ко мне пришел Фридрих и велел спускаться в столовую, потому что герцог желает ужинать, а герцогиня все еще в Риме, записывает новый выпуск своей передачи. Простите, что? Я не хочу есть с ублюдком, особенно после того, как он мне угрожал ночью перед свадьбой.

— Гунтрам, пожалуйста, не упрямься. У герцога была трудная неделя в России и в Китае. Поужинай с ним, ради всех нас. Он так зол, что может случиться всякое, — взмолился старик.

— Я сегодня назначен мальчиком для битья? — Он выразительно посмотрел на меня. — Ладно. Я составлю ему компанию, но разговаривать с ним буду только при необходимости, — сердито добавил я.

— Спасибо, дитя. Это очень великодушно с твоей стороны.

Когда я пришел в столовую залу, Линторфф уже сидел за столом.

— Ты опаздываешь. Садись, — рявкнул этот засранец. Он явно в плохом настроении. Возможно, Константин приложил к этому свою руку. Молодец. На секунду мною овладело искушение сказать: «Я опоздал, потому что не знал, что мне полагается ужинать с мудаком», но нет, я воспитанный человек, мать твою!

— Да, сэр. Мне не сообщили о вашем возвращении, — едко сказал я, усаживаясь слева от него.

— Я хотел обсудить учебу Клауса. Я заметил, что он нормально пишет прописи, но когда его просишь написать что-то самостоятельно, он переворачивает буквы. Ты говорил об этом с учительницей?

— Да, сэр, две недели назад. Она сказала, что такое явление совершенно обычно и само собой пройдет в первом классе. Это возрастная проблема, не дислексия. Многие его сверстники испытывают такие же трудности. Карл тоже переворачивает буквы, но не так часто, сир.

Мы молча ели, потом Линторфф решил продолжить наш веселый разговор.

— Почему ты не поехал на свою выставку?

— Дети простудились, а вас не было. Я не хотел оставлять их одних. В Берлине меня представлял Остерманн, — невозмутимо сказал я.

— Карл и Клаус пережили бы одну ночь без тебя. У них есть няня. Она обладает всеми необходимыми навыками.

— Я подумал, что им будет грустно болеть одним. А я не очень люблю приемы и вечеринки. Мой менеджер справится с этим лучше.

— Для неизвестного художника у тебя хорошие отзывы. Остерманн сказал мне, что половина уже продана.

— Спасибо, сир, — тихо ответил я.

— Я видел их вчера. Они разительно отличаются от предыдущей серии, «Воспоминаний детства». Те были бесплотными, светлыми и невинными, а эти мрачны и насыщены. Фигуры бедняков завораживают своей красотой. Во втором зале картина с пейзажем и животными напоминает прежний твой стиль. Я купил картину с прудом и лягушками. Отправлю ее в свой дом в Амстердаме.

— Не было необходимости ее покупать.

Проклятье, это была моя любимая! Он упомянул, что был и на предыдущей выставке? Мне казалось, ему не нравятся мои иллюстрации? Он говорил, что они вроде комиксов.

— Жаль, что в прошлый раз к тому времени, как я пришел на выставку, все уже было продано.

— У детей есть многие из этих иллюстраций, и книга делалась главным образом для них. Незачем было там что-то покупать.

— Я теперь понимаю, что заставлять тебя писать портрет Стефании было чересчур. По сравнению с тем качеством, что я увидел на выставке, портрет очень плох. Бессмысленный и никудышный. Надеюсь, ты понимаешь, что я отправлю его в другой дом. Он не может висеть рядом с подлинным искусством.

— Да, понимаю, сир. Я тоже им недоволен. Вам стоило нанять настоящего художника. Опытного.

— Почему она тебе не нравится? Она, как может, старается освоиться и стать в доме своей. Стефания — новая герцогиня, но мои собственные слуги относятся к ней с высокомерием. Дети постоянно пытаются ее разозлить, и это наверняка твое влияние.

— Сэр, я никогда дурного слова не сказал о Ее Светлости. И всегда вежлив с ней, — стал защищаться я.

— У нас со Стефанией был разговор. Она видит, что ей здесь не рады. Она хочет подружиться с детьми, но чувствует, что ты ей препятствуешь в этом.

Кто, я?! Дети сами прозвали ее «ведьмой», она выгнала их со свадьбы собственного отца! Я открыл рот, чтобы сказать ему все, что думаю, но он предупреждающе поднял руку:

— Будет хорошо, если Стефания начнет общаться с матерями других детей и станет чаще заходить в школу. Она хочет научиться выполнять обязанности герцогини. Она посвятила всю прошлую неделю подготовке празднования их дня рождения, но боится, что дети не поймут, что все это устроила она, если ты будешь присутствовать, и подумают, что это сделал ты.

— Сэр, они знают, что подготовкой дня рождения занимается герцогиня — я им несколько раз говорил. Я сказал, что это будет сюрприз для них. Заслужить доверие детей тяжело, сэр, и для этого требуется много терпения. Когда я помогал отцу Патрисио, некоторые новенькие поначалу с нами не разговаривали, и проходило несколько месяцев, прежде чем они шли на контакт.

— Поэтому я прошу тебя не присутствовать на празднике, — сказал он, словно вообще меня не слышал.

У меня перехватило дыхание от негодования. Засранец прекрасно знает, как я ждал этот день — с тех пор, как он выкинул меня с празднования Рождества. Это что, наказание за то, что я не предотвратил его свадьбу?! Чего он от меня ожидал? Что я примчусь к воротам замка на белом коне, застрелю невесту и увезу его в голубую даль на своем жеребце? Ему нужен не психиатр. Ему нужна целая армия психиатров!

— Клаус Мария и Карл Мария очень расстроятся, Ваша Светлость.

— Может быть. А, может, и нет. Есть только один способ это выяснить. Моника заказала тебе билет в Берлин на завтра, на вторую половину дня. Ты можешь вернуться в воскресенье вечером. Позвони ей завтра утром, де Лиль. Антонов вызвался тебя сопровождать.

Чтоб тебя!!! Нет, это слишком мягко. Я надеюсь, что все фурии преисподней сгрызут тебя заживо! Этот сукин сын — да, я знаком с его матерью, — прогоняет меня с дня рождения моих малышей!

— Спокойной ночи, сир. Мне надо собираться, — сказал я, поднимаясь из-за стола.

— Сядь. Я тебя еще не отпускал, — холодно сказал он.

— Мне не следует больше занимать место герцогини, сэр.

— Сядь. — Я подчинился. — Я хочу, чтобы ты поклялся, что прекратишь все враждебные действия и перестанешь настраивать персонал против герцогини. И было бы неплохо, если бы ты помог ей освоиться.