— Гунтрам в свободное время пишет картины. Тебе надо быть осторожней, чтобы не вляпаться в его краски, — еще подлил масла в огонь Линторфф.

— Не большое достижение. В его возрасте ты уже имел докторскую степень и управлял собственной компанией, — сказала она, холодно глядя на меня.

«Да, компанией, которая досталась тебе от папочки», — ядовито подумал я. Дерьмо! Что происходит? Я что, расстраиваюсь из-за пренебрежительных замечаний дорогой шлюхи? Чем больше она меня будет унижать, тем быстрей Линторфф отпустит меня. Он не может держать жену и бывшего любовника под одной крышей. Он — сумасшедший, но не настолько же!

— Боюсь, Стефания, он не способен на большее. У него очень хрупкое здоровье. Два сердечных приступа, и он заработал стабильную стенокардию, которая исключает любую активность. Он не протянет и дня в отделе трейдеров! — презрительно усмехнулся он.

Чтоб тебя, я не чертов калека! И я еще здесь, в этой проклятой комнате, стою и выслушиваю твои унизительные идиотские замечания. Линторфф, твое воспитание действительно оставляет желать лучшего. Никто не говорил тебе про врачебную тайну? Нет, конфиденциальность только для твоих драгоценных клиентов!

— Как художник, он опубликовал только одну книгу детских сказок. Участвовал в нескольких выставках, коллективных, разумеется, и продал пару картин на нашем аукционе. Он также пишет портреты, — клянусь, последние слова он буквально выплюнул.

— Да, мадам, мне выпала честь рисовать для Ватикана и для нескольких леди. Мне говорили, что моя лучшая работа это портрет Софьи Константиновны Репиной, — сладко сказал я, сделав лицо невинного ягненка. Я почувствовал колоссальное удовольствие, глядя, как триумф на лице Линторффа быстро сменяется раздражением. Он бросил на меня яростный взгляд.

— Я ее не знаю. Надо будет взглянуть как-нибудь на ваши работы. Я всегда интересовалась современным искусством, — слегка надувшись, сказала она.

— Тогда тебе, дорогая, не повезло с Гунтрамом. Его стиль очень классический. Хорош для викторианских гостиных.

— Верно, сир. Софи Мари Ольштын купила несколько моих картин. — Теперь она вытаращила глаза. Да, Тита — настоящая светская львица и известна своей обширной коллекцией современного искусства, одной из лучших в мире. Она носит наряды от кутюр, которые ты представляешь в своем телевизионном шоу. — Я занимаюсь с одним из ее советников по искусству.

— Де Лиль, дети устали. Отведи их в детскую, — резко бросил Линторфф.

— Как пожелаете, сир, — сказал я, поклонившись, и забрал детей. Странно, что они вели себя так тихо.

Пора сообщить им новости. Мы пошли в детскую, поскольку на улице было слишком холодно, чтобы играть. Я переодел их в джерси и уговорил сесть за стол. Мы занялись рамками для рисунков, приготовленных ими в подарок отцу на день рождения.

— Давай еще сделаем рисунок с нами, Гунтрам, — предложил Карл.

— Так нельзя — это же подарок от вас, — попытался я выкрутиться, но эти двое пошли в своего отца. Если они что-нибудь хотят, то не остановятся, пока не получат.

— Папа сказал, что ему очень нравятся твои рисунки. Нарисуй нас, чтобы он про нас не забывал, — сказал Клаус.

— Ваш отец никогда о вас не забывает! Он любит вас двоих больше всего на свете. Просто не всегда может быть с вами.

— Пожалуйста, нарисуй один с нами! — взмолился Карл.

— И что нарисовать? Как вы деретесь или отказываетесь идти мыться? — невинно спросил я.

— Нееееет. Это глупо, Гунтрам. Что-нибудь хорошее, — фыркнул Карл, в точности как делает его отец, когда спорит с Михаэлем.

— Понятно. Нарисовать, как вы прячетесь под покрывалом, потому что не хотите идти в школу?

— Он же не увидит нас под одеялом! — капризно сказал Клаус, а Карл вздохнул, разочарованный несовершенством мира.

— Хорошо, я дам вам свою папку с эскизами, и вы выберете что-нибудь оттуда, — сдался я.

Я сходил в свою комнату за альбомом. Они чуть не выдрали его у меня из рук, уселись и стали листать страницы.

— Вам понравилась та милая леди внизу?

— Она не милая. Она плохо с тобой разговаривала, — сказал Клаус с безапелляционностью своего отца, когда тот выносит свое суждение о людях.

— Она слишком громко пахнет, — добавил Карл, сморщив нос.

— Ладно, знакомство вышло не очень удачным для всех нас, но вы должны понять, что она очень нервничала — как вы в свой первый день в школе.

— Она не плакала, как Карл.

— Я не плакал! Это ты — малышня!

— Плакса! — поддел Клаус брата.

Так мы далеко не уйдем. Время напомнить им, кто тут ответственный и взрослый.

— Вы двое, довольно! Эта леди будет с нами жить. Она выходит замуж за вашего отца, и я буду очень признателен, если вы станете хорошо к ней относиться. Она такая красивая! И работает на телевидении.

Это не произвело на них никакого впечатления. Они выжидающе смотрели на меня. Ладно, пора предложить им что-нибудь посущественней. Неужели их чертов папаша уже успел научить их не соглашаться на первое предложение?!

— Когда вы узнаете ее получше, вы увидите, что она веселая и добрая. Я уверен, она с удовольствием будет с вами играть. У нее с вашим отцом в марте будет свадьба, как у Моники и Михаэля.

— Давай ты поженишься на папе, а она уйдет? Папа сказал, что любит тебя, но ты на него сердишься, — заявил Клаус, рассматривая рисунок с чайками.

Проклятый ублюдок! Я молчал целую минуту, не зная, что делать.

— Мужчины не женятся между собой, Клаус, к тому же мы не настолько друг другу нравимся. Стефания красивая и будет хорошо к вам относиться, — сказал я, чувствуя, как перехватило горло.

— Вы с папой можете дружить, а она нам не нужна. Мы хотим, чтобы ты воспитывал нас, а не она, — твердо сказал Карл — в точности как его отец, когда тот говорит вам, что всё решено.

Упрямство — семейная черта Линторффов, это очевидно. Я сдаюсь. Он — их отец, он — чертов жених, вот пусть и уговаривает их.

В итоге был выбран рисунок карандашом, где они играют на пляже на Зюльте. Немного поспорив, мальчики решили сделать коллаж. Мне пришлось обрезать белые края, и они приклеили свои рисунки на картину.

В субботу, семнадцатого, состоялось празднование дня рождения Линторффа, ему исполняется пятьдесят. Да, уже полвека отравляет людям жизнь. Впечатляюще.

Это был очень формальный прием для сотни человек. Я получил приглашение от Фридриха, но решил остаться в стороне — было бы слишком неприятно присутствовать там. Армин уговаривал пойти, но я отказался. Я только подведу к нему Клауса и Карла для краткого поздравления, и мы сразу уйдем спать. В восемь вечера я одел детей, а себе выбрал обычный дневной пиджак с галстуком.

…Посередине гостиной стояли Линторфф со Стефанией. Она была одета в темно-красное платье, очень красивое и элегантное. Я подтолкнул мальчиков, чтобы они с ней поздоровались. Они решили вручить свой подарок в воскресенье, непосредственно в день рождения. Линторфф как всегда очень сердечно поздоровался с детьми, но Стефания была холодна, как вчера. Нет, она точно не материнский тип женщины, но ему нужна спутница на приемах и всяких подобных мероприятиях, для этого она очень хорошо подойдет.

Я видел Фердинанда, Алексея, Горана и многих других, например, Титу, которая пришла с другой стороны зала, просто чтобы поцеловать меня. Поздоровавшись с ней, я сбежал укладывать детей спать. Не хочется быть в центре всего этого. Я заметил, что Стефания сделала недовольное лицо, когда два банкира, члена Ордена, подошли ко мне поздороваться. Да-да, я уже понял, что главная достопримечательность здесь — это ты.

Наверняка она уже узнала настоящую историю «бедного сироты, которого Линторфф спас от нищеты, вняв мольбам его отца», но решила оставить все как есть, чтобы избежать скандала и взять главный приз. Надеюсь, она не слишком разочарована, развязав ленточку и обнаружив, что прекрасный банкир на самом деле настоящий засранец. Уверен, он заставит ее заплатить за каждый цент, который она от него получит. Как бы мне хотелось знать, какую тактику мой дядя Роже применял к Линторффу! До сего дня он — единственный, кто показал Линторффу, где его место.