— Я отправлю ему книгу, если он первым не явится ко мне, чтобы удушить за то, что я принял твое предложение, — хихикнул Д'Аннунцио.

— Он хороший менеджер. Если бы не он, я сидел бы на площади, рисуя портреты по 20 евро штука. Даже нет — я бы работал официантом и рисовал на салфетках. Он недавно организовал мне контракт на иллюстрацию сказок.

— Да, я слышал рассуждения Его Светлости об этом. Вряд ли это настолько плохо. У меня сложилось впечатление, что он хотел, чтобы я уговорил тебя не браться за иллюстрирование, а в обмен на это он одолжит мне две картины из своей коллекции.

— Он боится, что работа над книгой вступит в противоречие с моими обязанностями по воспитанию его детей.

— Он обеспокоен, что это может отразиться на твоем здоровье. Он сказал, что два месяца назад ты попал в больницу в Монтрё. Он собирается отправить тебя и детей в деревенский дом на месяц.

— Боюсь, что так. Меня вышлют в другую страну. Я буду работать там.

Держать улыбку на лице становилось труднее. Я огляделся, и мой взгляд наткнулся на взгляд Линторффа, изучающего меня со своего места во главе стола. Я сразу же уткнулся в тарелку, избегая любого зрительного контакта с ним, и молчал остаток вечера.

После ужина мы все перешли в гостиную, и мне было позволено закончить начатое — главным образом, потому что Д'Аннунцио жаждал посмотреть, как я работаю. До сих пор не понимаю, что люди находят интересного в парне с листом бумаги, рашкулем, мелками и ластиком. В одиннадцать вечера все разошлись.

Я отправился в свою спальню, надел пижаму и, сидя на кровати, продолжал рисовать.

Должно быть, меня сморило, потому что на следующее утро я проснулся в постели, укрытый одеялом, альбом и карандаши переместились с кровати на стол. Я не помню, чтобы перекладывал их туда, да еще и аккуратно. Обычно я бросаю их беспорядочной кучкой. Я-то думал, мне это приснилось. Он не имел права это делать. В какой-то момент ночью он пришел ко мне в комнату, я уже спал над своим альбомом, он забрал у меня рисовальные принадлежности, заставил лечь в постель и укрыл одеялом. «Гунтрам, тебе не может всё это нравиться», — прошептал он, ласково погладив меня по щеке. Я повернулся набок, сбрасывая его руку.

В воскресенье утром одна из горничных разбудила меня, сказав, что мне нужно спешить, так как герцог уезжает в Рим через сорок минут. Пришлось срочно бежать в душ, быстро одеваться и собирать вещи. Я надеялся, что он едет в Рим, чтобы заняться какими-то своими делами, и оставит меня в Соборе с одним из телохранителей.

Я ошибался.

Передо мной поставили выбор: либо ехать с Линторффом в Собор Святого Петра, либо оставаться в Сан Капистрано, пока один из телохранителей не отвезет меня в аэропорт.

— Я тоже собираюсь на мессу в половине одиннадцатого. Не имеет смысла распылять ресурсы — брать две машины.

Хотелось закричать, что я не планировал идти на мессу, но это было бесполезно. В последний раз, когда мы были здесь, он тоже ходил на ту же самую службу… на латыни. Проклятье! Если отказаться идти, то он весь час будет читать мне нотацию, а потом она повторится в Цюрихе — уже из уст его духовного наставника, отца Бруно, когда тот придет к нам служить литургию (10) в следующее воскресенье. Нет, спасибо. Мне дорого мое душевное равновесие.

У меня не было выбора, кроме как занять пассажирское место в «скромном» черном БМВ, без телохранителей. Это странно. Мы молчали всю дорогу. Он оставил машину на Пьяцца делла Ровере, и мы в молчании пошли к базилике. Мы без затруднений миновали контроль безопасности и отстояли маленькую очередь перед входом, где, как всегда, охранники заворачивали мужчин, одетых в футболки (сейчас середина июля!) и женщин с непокрытыми волосами.

Мессу служили у Кафедры Святого Петра на латыни. Линторфф сможет следить за ходом службы гораздо лучше, чем я, потому что он получил религиозное образование до Второго Ватиканского собора (11). Я попытался сесть подальше, но заработал его ледяной взгляд и остался рядом с ним.

Самое плохое случилось во время Знака Мира(12). Это было короткое рукопожатие, но моя рука горела до конца службы. Мы оба причастились.

— Можно, я пойду, посмотрю на Пьету? Это займет всего несколько минут, Ваша Светлость, — спросил я его после того, как служба закончилась. Он кивнул в знак согласия.

— Я буду снаружи, на площади. Встретимся там. Мне надо сделать несколько телефонных звонков, — бесстрастно сказал Линторфф и оставил меня посередине центрального коридора, а сам направился к выходу. Его огромная высокая фигура заставляла расступаться группы туристов. Думаю, он мог бы добиться, чтобы швейцарская гвардия у входа отсалютовала ему.

Я восхищенно замер перед скульптурой, запоминая каждую деталь. У меня не было времени сделать набросок, ну хорошо, несколько набросков, но, по крайней мере, я смог на нее посмотреть. Через полчаса я почувствовал, что пора идти.

Я полуослеп, взглянув против солнца. Пришлось достать солнечные очки. Я огляделся вокруг, ища Линторффа, и увидел его в тени одного из порталов, полностью погруженного в разговор. На секунду я удивился, почему он не сторожит вход, как питбуль. Потом подумал: «Он отвлекся. Сейчас или никогда. Возможно, если ты уйдешь, он всего лишь подумает что-нибудь вроде: «Бог дал, Бог взял». Паспорт у тебя с собой. Можешь добраться до аэропорта и сесть на любой самолет».

«И ты никогда больше не увидишь Клауса и Карла».

Я медленно подошел к нему. Прежде чем я успел что-нибудь сказать, он поднял голову и спросил:

— Есть хочешь?

— Нет, спасибо. Если вы хотите ехать в аэропорт…

— Хорошо. Мы идем в Замок Святого Ангела (13). Алексей сказал мне, что ты не был внутри, — перебил он меня, убирая телефон. Я неверяще уставился на него. Неужели он думает, что я хочу поиграть в туриста в его компании? Когда я открыл рот, чтобы сообщить ему, что он может делать с замком, он уже быстро пошел к выходу с площади по направлению к Виа делла Кончилиационе.

Мы минут десять шли, я едва поспевал за ним. Теперь я понимаю, как тяжело Хайндрику постоянно бегать за боссом, и не только ему, но и многим другим, имен которых я не знаю. Гад!

К тому моменту, как мы подошли ко входу Замка, я совершенно выбился из сил и тяжело дышал.

— Ты утром принял лекарства?

— Это результат пробежки под июльским солнцем, — мрачно ответил я.

Никакой реакции.

— Мне нужно сопровождать тебя, или ты предпочитаешь сходить один?

— Как герцог пожелает, — холодно сказал я. Понял намек, гад?

— Встретимся внутри через десять минут. Мне надо кое-что уладить. Начинай сам. Снаружи слишком жарко для тебя.

Я не ответил ему — все усилия ушли на то, чтобы сдержаться. Опять без толку. Как в Венеции. Уже дважды. Я забыл про его «избирательный слух». Он не слышит то, что ему не нравится, а слышит только то, что приятно или устраивает его.

Его не было почти сорок минут, и я смог походить по музею в подходящем мне темпе. Кем бы ни был тот, кто устроил Линторффу тяжелое утро, спасибо ему огромное. Линторфф нагнал меня на верхушке замка, на смотровой площадке, откуда было видно реку и часть города.

— Италия всегда прекрасна, независимо от личных обстоятельств. Еще задолго до того, как я встретил тебя, я приезжал в Венецию или в Рим, чтобы подумать, — сказал он очень мягко, его взгляд скользил по крышам домов на той стороне Тибра. Я ничего не ответил. — Пойдем обедать.

— Нам надо вернуться за машиной?

— Ее уже забрали. Мы идем в одно место рядом с Палаццо Альтемпс. Риккардо заберет нас оттуда в половине третьего, — объяснил он холодным тоном, снова возвращаясь к общению в стиле «хозяин — слуга». Мне пришлось бежать, чтобы догнать его на лестнице. Правда, на этот раз он шел немного медленней.

Небольшой ресторан отличался от тех пафосных мест, какие обычно предпочитал Линторфф. Стоял он на маленькой улочке, почти аллее. Есть совершенно не хотелось, и перспектива сидеть в его компании в нейтральной обстановке меня совершенно не привлекала. Скорее всего, он заведет разговор, которого я совсем не хочу. Когда официант принес тарелки, я уставился в свою, боясь поднять взгляд и обнаружить, что он изучающе смотрит на меня.