— Мальчик, ты должен взять себя в руки. Все не так, как ты думаешь. Я тоже принимал участие в тех событиях, и знал твоего отца — или думал, что знаю. Он был очень замкнутым человеком. Молчаливым. На встречах говорил, только когда его просили высказаться. Жером был прекрасным юристом. О том, что он бесплатно работал в некоммерческой организации, мы узнали только сейчас. Он всегда вел себя очень сдержанно и ни с кем не общался; со своими братьями он не ладил. С Конрадом у него не сложилось никаких отношений; он был вежлив, но я буквально чувствовал стену, которую он возводил между собой и нами. Тогда мы думали, что твой отец не одобряет связи Конрада с Роже, но сейчас, после чтения его письма, мы поняли его лучше. Ему не нравились махинации его родственников, и он не хотел быть частью Ордена.

— Вы были тем, кто все раскрыл, — мрачно сказал я.

Это Фердинанд указал пальцем на отца и спустил волков. Он виноват, как и Линторфф, но мне нужна его помощь, чтобы спасти свою жизнь.

— На самом деле, нет. У меня были подозрения, но кто-то навел меня на след. Я не знаю, кто это был. Твой отец в присутствии Конрада взял на себя вину за многие действия твоих родственников, и Конрад поверил ему, потому что был отчаянно влюблен в Роже, но я знал Жерома лучше. Это не его стиль. Увы, никто не захотел меня слушать.

— Это мой отец помог вам?

— Не знаю, честно. Возможно, он окончательно разочаровался в своей семье или осознал, что Конрад — далеко не самый плохой Грифон. Или понял, что другие соучастники заговора полностью лишены моральных принципов. А может, решил развязать полномасштабную войну внутри Ордена, чтобы мы сами себя уничтожили. Он был очень умным человеком и верил во всеобщее благо. Если бы он был на нашей стороне, все могло сложиться иначе; с ним мы могли бы достичь изначальных целей Ордена. Я клянусь, Гунтрам, Конрад не имел никакого отношения к гибели твоего отца. Конрад уничтожил банк и другие активы твоей семьи, это правда, но это не он, а старые члены Ордена решили пойти дальше, когда твой дед сдал нас кучке фанатиков.

— Я не могу вам верить, Фердинанд.

— Понимаю. Мы должны найти способ, как вам с герцогом уладить свои разногласия. Ты занимаешь определенное положение в Ордене, и у тебя есть обязанности. Конрад не позволит тебе уйти. Почему — ты знаешь.

— При данных обстоятельствах мне уже начинает казаться, что получить пулю в голову — не такая уж и непривлекательная перспектива, — пробормотал я, уставившись в стену.

— Возможно, для тебя это хорошее решение, но как же дети? Эти два малыша обожают тебя. Я заметил, что они страшно счастливы, когда видят тебя. Конрад нуждается в тебе — только ты можешь обеспечить им душевное равновесие. Не хочешь же ты бросить Клауса и Карла с таким несдержанным человеком, как Конрад, и превратить их жизни в такой же ад, каким было его собственное детство?

— Он любит детей и ничего плохого им не сделает.

— Да, любит, но не умеет этого показать. С него станется уехать и оставить их с нянями до тех пор, пока мальчикам не исполнится пятнадцать лет, и они станут полезными для Ордена. Я знаю его с тех пор, как нам с ним было по девять лет. Хотя тогда он уже не жил с матерью, она терзала его по телефону или когда ему приходилось проводить с ней лето. Она не прекращала обвинять Конрада в смерти брата.

— Она сказала, что старый герцог убил сына, чтобы Конрад занял его место и стал Грифоном.

— Гунтрам, Карл Мария не смог бы стать Грифоном. Посмотри внимательно на его фотографии, и ты увидишь, что он умственно отсталый — вроде Фореста Гампа. Конрад говорил мне, что его брат был очень добрый и милый, и что сам он обожал Карла Марию. Его смерть стала для Конрада потрясением. Отец видел в Конраде прекрасного наследника, но не сына, а мать, как легендарная Медея, до сих пор пытается разрушить жизнь собственного ребенка.

Думаю, он никогда не любил Роже — вернее, любил не так, как он любит тебя. Между ними была животная страсть, а Конрад обманывал себя, считая это любовью. Он отчаялся найти близкого человека. Одиночество сводит человека с ума. В душе каждого мужчины есть пустое пространство, которое друг не в силах заполнить — только любимый человек. И Конрад жаждал заполнить эту пустоту.

— Я его больше не люблю, но не испытываю к нему ненависти. Я вообще ничего не чувствую. И не хочу его больше видеть.

— Ты знаешь, что это невозможно.

— Когда-то вы сказали, что поможете мне бежать, — напомнил я ему об обещании, данном несколько лет тому назад в Буэнос-Айресе. Фердинанд — единственная моя надежда уйти отсюда и начать новую жизнь.

— Я обещал помочь тебе, если он когда-либо в будущем будет жесток с тобой. А это не так. Мы должны найти выход из этой ситуации, — ответил фон Кляйст, уничтожив этим ответом мое доверие к нему.

— Я буду общаться только с детьми. Он для меня мертв.

— Понимаю. Посмотрим, что тут можно сделать, — вздохнул он и ушел, оставив меня наедине с мыслями.

26 апреля

Встреча имела место вчера, в шесть часов вечера, в кабинете Линторффа в банке. В половине шестого Горан на своей машине забрал меня из дома Фердинанда. Мы ехали в мрачном молчании.

— Хайндрик сказал, что ты рисковал ради меня работой, Горан. Я в долгу перед тобой. Спасибо, — тихо сказал я.

— Этот швед слишком много болтает, — смущенно проворчал он. — Все это очень плохо, братец. Не знаю, что и думать. Герцог клянется, что не имел отношения к казни, и я ему верю. Мой предшественник подтвердил его слова, но мне очень не нравится, что тебя обманывали. Это недопустимо.

— Ты знаешь того, кто это сделал? — с ужасом спросил я.

— Да. Но я тебе уже говорил однажды: нельзя жить прошлым. Думай не о мертвых, а о живых. Сейчас главное в том, хочешь ли ты продолжать или нет. В настоящее время я не могу помочь тебе уйти. Ты очень нездоров и не протянешь в одиночестве больше двух месяцев.

— Я могу о себе позаботиться.

— При нормальных обстоятельствах — да, но на тебя устроят облаву. Тебе придется остаться здесь. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы защитить тебя, но ты должен пообещать мне, что примешь правила, которые они установят.

— Ты знаешь что-нибудь, что мне стоит знать?

Горан некоторое время раздумывал.

— Герцог хочет держать тебя при себе. Он не отпустит тебя. Ты остаешься с ним, чтобы заботиться о детях. Он по-прежнему будет предупредителен и вежлив с тобой, но тебе придется забыть о том, чтобы начать новую жизнь с кем-то другим или завязывать случайные связи, как это делает молодежь, иначе герцог начнет люто ревновать, а это может плохо кончиться. Твое поведение должно быть безупречным, братец, а не то нам всем не поздоровится.

— Ясно, — пробормотал я, все глубже погружаясь в отчаяние и уныние.

— Ты сильнее, чем думаешь, Гунтрам. Ты выдержишь.

Пятый этаж банка был безлюден. Навстречу нам попались только Моника и Михаэль. Она бросила на меня быстрый взгляд, в котором читалась сотня вопросов, но я промолчал. Из кабинета Линторффа вышел Фердинанд.

— Пойдем, Гунтрам, нам нужно всё обсудить. Моника, дай мне папку, которую я просил утром. Его Светлость сказал, что ты можешь идти.

Фердинанд взял у нее бумаги, и я последовал за ним в логово дьявола. Линторфф стоял у окна спиной к двери, разглядывая улицу. Я остановился посередине комнаты, не обращая внимания на то, что Фердинанд слегка подтолкнул меня локтем к огромному столу красного дерева.

— Прошу вас, Гунтрам, Фердинанд, садитесь, — пригласил нас Линторфф. Фердинанд занял привычное место справа, напротив герцога, я сел слева. Мы несколько минут сидели молча, потом Линторфф обошел стол и уселся в свое большое кресло.

— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, Гунтрам.

— Да, герцог. Перемена обстановки пошла мне на пользу, — холодно ответил я, глядя ему в глаза. У него хватило совести отвести взгляд.

— Нам нужно решить все цивилизованно, господа. Надеюсь, что нам удастся сегодня достичь взаимопонимания. Как тебе известно, Гунтрам, ты играешь важную роль в нашем обществе. Боюсь, что Его Светлость не может удовлетворить твое желание быть освобожденным от обязанностей в Ордене, — тщательно подбирая слова, сказал Фердинанд.