Я кивнул в знак согласия, но что еще сказать, придумать не мог. Я запутался, было страшно и непонятно, что дальше.
— Герцог придет к восьми на ужин. Будь готов.
Когда Конрад вернулся, я уже ждал его в малой столовой. Мы ужинали, пытаясь не обращать внимания на оглушительную тишину. Я не чувствовал вкуса еды, слишком занятый тем, чтобы мое горе и сожаления не прорвались наружу. Где-то в середине ужина его рука потянулась к моей, и он погладил ее перед тем, как слегка сжать. Я взглянул в его глаза, он смущенно улыбнулся и еле слышно сказал:
— Я рад, что ты снова здесь.
Прием у Лёвенштайнов стал настоящим испытанием для моих нервов. В машине Конрад сообщил мне, что там будет и Михаэль, как жених Моники. Она — родственница со стороны княгини: третья дочь ее сестры, которая когда-то вышла замуж за ван дер Лейдена, богатого промышленника из Голландии. Фердинанд не придет, чтобы не попадаться на глаза Гертруде, которая, будучи из Линторффов, приходилась князю родственницей по прямой линии. Придется изучить их генеалогическое древо. Они все родственники!
Это было мероприятие, куда следовало одеваться формально, и мне пришлось надеть смокинг. Я так нервничал, что завязывание галстука-бабочки заняло у меня почти пятнадцать минут.
Вилла Лёвенштайнов находилась за городом, в Рюшликоне. Княгиня, как обычно, держалась со мной приветливо, как и Моника, и большинство гостей. Конрад не отходил от меня, пока кто-то из присутствующих не захотел поговорить с ним в приватной обстановке, и я остался один.
Волки в обличье Михаэля, Юргена цу Лёвенштайна и старого князя окружили меня. После положенного вежливого обмена приветствиями Михаэль приступил к делу.
— Как там юг Франции?
— Прекрасно. Я был под Авиньоном. Очень красивое место.
— Целых семь дней? Должно быть, страшная тоска, — сказал Юрген тем специфическим тоном, который люди используют, когда не верят ни одному твоему слову.
— Я ездил к друзьям из Аргентины, они остановились в кемпинге рядом с городом. Они позвонили мне, и я сразу сорвался к ним. Это не было запланировано. К сожалению, из-за здоровья мне пришлось жить не вместе с ними, а в маленьком отеле. Мы побывали в Авиньоне, а потом четыре дня путешествовали по Провансу. — Я заметил шок, промелькнувший на их лицах: кемпинг — бррррр. — Потом они уехали то ли в Париж, то ли в Брюссель, а я остался еще на два дня, чтобы порисовать с натуры.
— В середине семестра?
— Признаюсь, я манкировал своими обязанностями, мой князь. После целой недели русского гостеприимства мне требовалось расслабиться, но с понедельника я снова начну ходить на лекции, — мягко ответил я.
— Что там произошло? — проскрипел Михаэль, действуя мне на нервы. Без Горана на твоей стороне ты растерял свое обаяние, и Юрген цу Лёвенштайн — котенок по сравнению с сербом и его ребятами.
— Ничего, заслуживающего вашего внимания. Я уже проинформировал Грифона, и он принял мои объяснения. Учитывая мои ограниченные возможности, я сделал все возможное, чтобы справиться с ситуацией, и выиграл для вас время, чтобы вы могли продолжать делать то, что герцог вам приказал, — сказал я холодно и надменно, словно разговаривал со слугой.
— Думаешь, это правда?
— Не знаю, о чем вы. Герцог разговаривал с Репиным с глазу на глаз три часа. Я только могу сказать вам, что он «отказался от своих притязаний по этому вопросу; теперь всё зависит от Линторффа».
— Русский был искренен с тобой?
— Хотелось бы верить, но как однажды сказал Уинстон Черчилль, мы можем забыть про Россию, но Россия про нас не забудет.
— Нам надо благодарить Бога, что ты любишь рисовать, а не выбрал поприще юриста, дитя, — хихикнул князь, позабавленный нашим разговором. — Кто были те друзья?
— Вы ставите под сомнения мои слова, мой князь? — рыкнул я. Прямая атака — самое лучшее.
— Нет, конечно, нет. Просто я полагал, что ты учился в хорошей школе, и удивился, что это за родители, которые отпустили детей в такое место, — сказал он, слегка шокированный моей реакцией.
Выходит, злить Консорта Грифона небезопасно? Буду знать.
— Это такая традиция. Родители оплачивают билет и дальше предоставляют детей самим себе. Вроде как посвящение во взрослую жизнь. В конечном итоге, когда аргентинцы приезжают в Европу, они стараются остаться здесь на подольше, как я, например, — я засмеялся, остальные тоже, но не очень-то радостно. — Но это были друзья не из школы, а из университета. Экономисты. У нас там почти две тысячи студентов на вводном курсе на одной только этой специальности. К сожалению, у нас общие лекции со студентами других факультетов, так что в нашем здании учится около пяти тысяч человек. Там все не так хорошо организовано, как в Швейцарии.
— В Аргентине сейчас нет вузов?
— Теоретически есть. Они возобновили работу в августе, но публичные бесплатны, к тому же, если ты там пропустишь семестр, ничего не случится. Ты можешь восстановиться на следующий год, и, возможно, именно поэтому шестьдесят процентов аргентинских студентов учатся дольше, чем необходимо.
Я увидел на лицах окружающих ужас от такой бесцельной траты времени.
— Поездка в Европу для них — одно из самых больших приключений. Они могут оставаться здесь без визы на сорок пять дней. Среди свободомыслящих студентов распространено другое развлечение — проехаться по Латинской Америке, повторяя путь Че Гевары, описанный в его дневнике.****
Сейчас на их лицах было написано настоящее отвращение. Настало время для контрольного выстрела.
— Я и сам подумывал о том, чтобы поехать в Боливию и Перу южным* летом. Мачу Пикчу, должно быть, незабываемое зрелище, а туземные общины радушно принимают людей, желающих приобщиться к их образу жизни и проникнуться их учениями.
Теперь-то я полностью приковал их внимание к себе. На меня взирали, открыв рот, со смесью отвращения и ужаса.
— Возможно, еще в Венесуэлу; Президент Чавес построил там бесклассовое общество, воплотив в жизнь мечту Боливара о будущем Латинской Америки, — задумчиво протянул я.
— Конраду следует поговорить с тобой о политике в этом регионе, дитя, — заметил старший Лёвенштайн, которого передернуло при упоминании Чавеса. — Я так понимаю, он собирается уходить из Аргентины. Это так?
— Я не знаю, мой князь. Он не позволяет мне совать нос в свои дела, — мягко ответил я.
— Отец, ты слышал историю об аэропорте Буэнос-Айреса? Это совершенно бесподобно! — услышал я голос Юргена и понял, что прошел тест.
Примечания переводчика:
*Bauernfrühstück — «завтрак по-крестьянски» (жареный картофель с луком и беконом, залитый яйцом).
**Республика Сербская Краина (1991 — 1995 г.г.) — бывшее непризнанное сербское государство на территории Республики Хорватии.
*** Земли сербских общин в Хорватии, приграничных с Боснией и Герцеговиной известны под названием Война Краина (Военная граница). По этой территории когда-то пролегала граница между Австро-Венгрией и Османской (Оттоманской) империей. Исторически сербов родом из Хорватии называли «граничары», что в переводе буквально означает «пограничники».
**** Скорее всего, имеется в виду «Дневник мотоциклиста».
* То есть летом в Южном полушарии.
========== "27" ==========
15 декабря
В этом семестре учеба почти закончилась. Остался всего один тест, а потом до февраля никаких учебников. В последнее время я пишу мало. Фактически ничего. Боюсь, что Конрад снова всё читает. Достаточно и того, что мои телефонные звонки прослушивают, а передвижения проверяют.
Чтобы компенсировать потерянные недели, пришлось усиленно заниматься. Мне помогал Петер. Некоторые вещи ему приходилось объяснять по нескольку раз (мои мысли большую часть времени где-то витают), но он не жаловался… Конрад всё так же заботлив, но я держусь отстраненно от всех и всего. Механически реагирую на любые раздражители. «Прочти эти главы к завтрашнему дню» — и я читаю без жалоб и возражений. «Поцелуй меня» — и я целую, чувствуя при этом полнейшее оцепенение, похожее на то, какое было у меня сразу после смерти отца. «Будь готов к девяти» — и я готов, блестящий, словно куколка на свадебном торте.
