— Да, — без колебаний ответил я.

— Останься со мной. Пожалуйста.

Я кивнул и приподнялся со стула, чтобы опуститься перед ним, положить голову ему на колени в поисках защиты и утешения.

Он поспешно сказал: — Нет, нет, тебе не нужно этого делать, ты мой консорт! — и потянул меня вверх, усаживая себе на колени.

Я положил голову ему на плечо и обвил руками шею. Его руки с яростной силой обхватили мою талию, он прижал меня к себе, почти душа, и повернулся так, что его губы накрыли мои. Он терзал мой рот, я пытался отвечать на его страсть. Недостаток воздуха заставил нас оторваться друг от друга, я рвано дышал. Глядя на это, он улыбнулся, мягко и ласково, с обожанием во взгляде. Я потянулся к нему. Он поцеловал меня снова, на этот раз коротко.

— Клянусь, что посвящу свою жизнь тому, чтобы сделать тебя счастливым, Гунтрам.

Я не знал, что на это ответить, и просто кивнул.

— Я буду любить и уважать тебя.

— Никто не должен становиться между нами, — твердо сказал он.

— Никто. Я выучил этот урок. Только ты и я.

— Сейчас — да. Но когда здесь появятся дети, все изменится. Они всегда будут в центре внимания, и тут ничего не поделаешь, — нервно хихикнул он к моему глубокому удивлению.

Мы провели остаток утра вместе. Сидели в библиотеке, он читал свои бумаги, каждые пять минут проверяя, здесь ли я еще, а я притворялся, что читаю книгу. Он даже позволил Мопси находиться в той же комнате, что и мы — она спала рядом со мной на диване, свернувшись клубочком.

Мы пообедали, и он сообщил, что завтра мы идем на пятидесятилетний юбилей свадьбы Лёвенштайнов, поскольку Конрад — его родственник. Я должен держаться непринужденно и придерживаться истории о том, что был во Франции с друзьями из Аргентины. Детали моей охраны сегодня Конрад обсудит с Гораном — я вздрогнул, вспомнив роль серба в моем похищении и как он хладнокровно все это проделал. «Павичевич хорошо знает свою работу», — сказал мне как-то Репин. Да, теперь я получил доказательство этому. Как он нашел меня? Они с Хайндриком, должно быть, очень сердиты на меня.

В три в библиотеку пришел Горан. Конрад позволил ему сказать все самому. Горан не стал тратить время на упреки или ругань, и я был за это благодарен. Мне с лихвой хватило утреннего разговора с Конрадом.

— Не сообщать нам о своем точном местонахождении с твоей стороны было серьезным нарушением наших правил безопасности. Отныне мы будем более внимательно относиться к тебе. Команда Хайндрика освобождается от этой задачи. Ты переходишь под мою прямую ответственность. Я, разумеется, не буду опекать тебя лично, поскольку у меня есть много других обязанностей. Этим займутся двое моих лучших людей, и они будут отчитываться мне лично.

— Что случилось с Хайндриком? — спросил я. Я никогда не хотел, чтобы он и его люди потеряли работу. Меня снова накрыло чувство вины.

— Он переведен в другое отделение. Смерть Амундсена наглядно продемонстрировала его некомпетентность, не говоря уже о том, что он позволил себя обмануть нетренированному мальчишке вроде тебя, — строго сказал Горан.

— Горан, ты несправедлив к нему. Амундсен — дело рук Репина. Не Хайндрика. Тебя там не было. Он с самого начала собирался убить Ларса в отместку за то, что случилось с его человеком, который подбросил мне в университете книгу. Хайндрик рисковал своей жизнью ради меня в Буэнос-Айресе. И я больше знаю о том, как удирать от властей, чем ты воображаешь.

— Он выпустил тебя на улицу только с одним телохранителем. Это безответственно и грубо нарушает наш внутренний регламент. Он заявил, что Амундсен написал, что тем утром людей Обломова не было в Лондоне. Очевидно, что Репин не любит оставлять дела незавершенными. Это станет хорошим уроком для наших ребят. Мы имеем дело с подонками, Гунтрам. Холгерсен всё ещё с нами. А теперь объясни свои последние слова.

— Когда я работал в трущобах, я познакомился с нашим местным наркобароном. Он был параноиком, но я ему нравился, и он рассказывал мне о своем бизнесе и как избегать полиции, — с Гораном лучше быть искренним.

— Жаль, что он не объяснил тебе, что не следует использовать свое настоящее имя перед полицией. Ты выдал себя, когда обратился в участок за новым паспортом. Все остальное было сделано чисто, — расстроено проворчал Горан, отчего я еще больше испугался. У них есть доступ к базам данных полиции? Это же закрытые сведения, только для властей.

— Твоими телохранителями отныне будут Милан Михайлович и Ратко Брегович. Ты познакомился с ними в Авиньоне. — Мне стало сильно не по себе. Они не охранники, а опытные ассасины! — Ты будешь жить как прежде, ходить в университет и к Остерманну — правила остаются прежними. Демарш Репина в Лондоне был дерзким, но эффективным, и мы не можем допустить повторения. Поэтому твои телефонные разговоры с людьми не из внутреннего круга будут прослушиваться и записываться, и, возможно, твои личные файлы будут проверяться. Герцог еще не принял решения на этот счет.

Я побледнел.

— Нет, Горан. Сейчас в этом нет необходимости, — мягко вмешался Конрад.

— Так что ты предупрежден. Любой разговор с кем-либо, кроме герцога, мистера фон Кляйста, доктора Делера и меня, будет прослушан, и если обнаружится что-то подозрительное, мне будут докладывать.

Я лихорадочно пытался сообразить, возможно ли это, или он блефует. В их распоряжении есть такие технологии? Разве не требуется сначала получить разрешение суда на прослушивание? Да, Гунтрам. Конечно же, они спросят у судьи его мнение. Идиот!!! Есть ли смысл протестовать?

— Вы не имеете права это делать, Горан, — сердито буркнул я.

— Это для твоей же безопасности. Во внутреннем круге тебя уже почти считают предателем. Твою лояльность придется доказывать заново. Чтобы прикрыть твою глупость, Его светлости пришлось пережить много неприятностей. В следующий раз, когда захочешь что-нибудь такое устроить, сначала спроси у профессионалов, — невозмутимо отвечал Горан.

— Гунтрам, Горан прав, — в разговор снова вступил Конрад. — Это делается для твоей безопасности. Ты слишком доверчив, все проблемы возникли из-за того, что ты поверил наветам Репина.

Я молчал. Что тут скажешь? У меня отняли право на личное, и я должен подчиняться им, иначе получу пулю в голову. Нет, цианид в чай.

— Так вот. Все это должно остаться между нами, мистером фон Кляйстом и доктором Делером. Холгерсен и Хартик будут держать рты на замке, поскольку не хотят дальнейших проблем и довольны новыми возможностями, которые они получили. По официальной версии тебя на неделю пригласили друзья на юг Франции. Это ясно?

— Сколько?

— Прости?

— Сколько друзей я там встретил? — устало спросил я.

— Двоих. Не усложняй все — ты можешь сам придумать подробности. У тебя это получится лучше, чем у нас. Старайся по-возможности придерживаться правды.

— Хорошо.

Горан, в самом деле, я умею врать. Я обманываю себя и других людей всю свою жизнь.

— Михайловичу и Бреговичу можно доверять. Мы с ними братья по оружию, если ты понимаешь, что это значит. Мы вместе были в Краине** во время войны. Делай то, что они тебе скажут. Люди Репина их боятся, как и меня. Они предпочтут ослушаться русского, чем связываться с Миланом и Ратко.

— Репин сказал, что ты хорошо знаешь свое дело, — пробормотал я. Я как-то гуглил информацию о Краине, это одно из тех мест, где сербы пытались свести счеты с хорватами (ладно, со всеми мусульманами). Самые масштабные зачистки с обеих сторон во всей войне, и самый большой черный рынок из всех. Эта территория всегда была конфликтной. «Граница»*** против Оттоманской империи. Несколько фанатичных сербов сдерживали одну из самых больших армий в мировой истории за последние века. Почти как Талибан.

— Милан и Ратко приступят к своим обязанностям в понедельник. Вопросы есть?

— Нет. Спасибо, — ответил я. «Спасибо» выскочило автоматически. Теперь это настоящая тюрьма. От этих двоих мне не сбежать никогда. Конрад говорит, будто всё делается ради моей безопасности, но на самом деле это его наказание за предательство. Он больше никогда не будет мне доверять.