Расследование? Мне стало плохо.

— Так значит, Репин сказал о тебе правду…

— Да. В основном. Я — Грифон, и меня готовили к этому с семи лет. Вся моя жизнь посвящена семье и Ордену, который мы возродили в XVII веке. Я — то, что я есть, и меня не изменить. Я всегда держал тебя в стороне от моих дел, потому что тебя не воспитывали для того, чтобы стать одним из нас. Тебе нечего с нами делать, твоя роль в том, чтобы быть моим личным компаньоном, и потому за твои действия отвечаю я. Теперь ты — часть моего дома и моей семьи. И пока ты следуешь моим командам, тебе позволено жить и заниматься своей артистической карьерой.

— Что?! Это безумие! Я и не подозревал, что ты за чудовище!

— Князь цу Лёвенштайн объяснил тебе, чего от тебя ждут, и ты согласился. Тебя проинформировали о наших действиях в России, и ты принял их. Ты дал ему слово поддерживать меня и помогать растить моих детей. Ты должен держать обещания.

— Зачем я тебе нужен? Я не хочу оставаться с тобой! Я тебе изменил.

— Поцелуи и разговоры с Репиным — это серьезное оскорбление, но этого мало, чтобы говорить о неверности. Было много смягчающих обстоятельств — не ты все это инициировал, ты находился в стрессовой ситуации и купился на спектакль с охранником. Репин сделался в твоих глазах человеком, который спас тебя от изнасилования, одного из твоих величайших страхов, если я не ошибаюсь. Также ты ничего не сказал ему о моей деятельности и постоянно заявлял ему, что любишь меня.

— Я не лгал, когда говорил, что люблю тебя, — тоскливо проговорил я.

— Сейчас я в этом уверен и поэтому-то и даю тебе еще один шанс, если ты захочешь им воспользоваться. Имей в виду, что вне этих стен для тебя жизни нет.

— Я не понимаю тебя, — сказал я с отчаянием. — Ты так убеждал меня, что любишь или, по крайней мере, хочешь, но только что угрожал, что убьешь меня, если я не буду делать то, что ты хочешь.

— Добро пожаловать во взрослый мир, где любовь — это не сбор ромашек на лугу под щебетание птиц, — сухо усмехнулся Конрад. — У тебя есть возможность жить со мной и исполнить все свои мечты. И ты хочешь отказаться от этого только потому, что осудил меня по морали среднего класса. Мы — правители, и потому мы стоим над законами, обязательными для обычных людей. Моя ответственность основана на том, что все мои решения предварительно тщательно взвешиваются. Ты назвал бы Карла Великого, Оттона, Барбароссу или Клавдия убийцами? Нет. Они были вождями. Когда я был избран Грифоном, на меня легла огромная ответственность. Даже этот титул не принадлежит мне. Он принадлежит моей семье и моим детям. Я не преступник, как Репин. Я не эксплуатирую детей и женщин и не продаю наркотики или оружие.

— Нет. Это делают твои партнеры, а ты и твои ассоциаты получаете от этого прибыль.

— Ты и в самом деле думаешь, что если бы Орден исчез с лица земли, все проблемы бы закончились? Не стало бы наркотиков, криминала, проституции? Боюсь, что нет. Мы способны контролировать преступность, и много раз мне приходилось останавливать этих людей, когда они выходили за рамки. Они боятся и слушаются нас. Где мы, там относительно безопасно — по сравнению с остальным миром. Посмотри на Россию или на Америку, где правят такие, как Репин. Мы способствовали восстановлению Европы. Мои компании много раз рисковали, чтобы сохранить людям работу, давали взаймы деньги тем предприятиям, которые по законам свободного рынка должны были бы разориться и прекратить существование. Знаешь ли ты, сколько денег мы инвестировали в Восточную Германию и в Центральную Европу? Советы оставили их в руинах.

— Ты не правитель, просто делец, у которого денег и возможностей больше, чем у других. Никто тебя не выбирал.

Конрад засмеялся.

— Мы выбираем людей, за которых ты потом счастливо голосуешь, Гунтрам. Если бы я был простым дельцом, все было бы иначе. Например, если бы я интересовался только прибылью, мир наводнили бы сотни новых синтетических наркотиков. Молодежь любит их, их дешево производить, и дилеры были бы более чем счастливы получать огромные прибыли. Но нет, я не позволяю этому случиться. Существуют пределы того, что они могут делать.

— Ты так говоришь, словно это повод для гордости, — усмехнулся я. Это замечание ему не понравилось, и он метнул в меня гневный взгляд.

— Альберт и Фердинанд были правы. Нам следовало все тебе объяснить сразу после того, как я решил оставить тебя себе. К несчастью, твое слабое здоровье не позволило нам это сделать. Сейчас, когда ты все знаешь, ты должен принять решение. Либо ты остаешься со мной и соглашаешься занять свое место и выполнять обязанности, либо тебя устранят. Я обещаю, что твой уход будет безболезненным, насколько это возможно.

— Ты — чудовище. Как я вообще мог любить тебя… — прошептал я.

— Я даю тебе двадцать четыре часа для того, чтобы принять решение. В пятницу состоится юбилей свадьбы Лёвенштайнов, и мы оба приглашены. Либо ты придешь туда, либо… — сказал Конрад с пустым выражением лица. — Гунтрам, от тебя не требуется принимать участие в наших делах. Я никогда и не ждал этого. Ты поставил меня в очень трудное положение. Я люблю тебя всей душой, и ты больше чем когда-либо нужен мне рядом, но твоя эскапада и постоянные контакты с нашим врагом навесили на тебя ярлык предателя. Репин сознательно приговорил тебя, рассказав о наших делах. Мы не можем позволить тебе уйти. То, что он сделал, это очевидный выпад против меня. Ему прекрасно известно, что будет означать для меня твоя смерть.

— Как ты это сделаешь? — подтолкнуло меня спросить болезненное любопытство.

— Сильный седатив и яд. Я сделаю это сам, потому что никто не имеет права коснуться тебя. Через несколько месяцев я последую за тобой. Нужно сначала привести в порядок дела. Я не могу жить без тебя и не хочу этого делать.

Конрад говорил серьезно, таким я его еще не видел. Он потянулся и взял мою руку, поднес ее к губам и поцеловал.

— Жизнь без тебя — это не жизнь. Когда Репин забрал тебя, я погрузился в отчаяние. Эти шесть дней без тебя стали настоящим адом — не зная, увижу ли я тебя когда-нибудь снова, я постоянно думал, что он может с тобой сделать, представлял себе, что он убивает тебя. Мне была ненавистна мысль о том, что это он нашел слово, идеально описывающее тебя: ангел. Ты — свет в моей темноте. Бог послал мне тебя, не иначе. Ты — единственное хорошее, что у меня когда-либо было.

— Почему ты не можешь просто отпустить меня? Я никогда ничего не скажу. Я тоже не хочу тебя ранить. Просто не смогу.

— Я не могу позволить тебе уйти. Твое существование будет жалким, а смерть — ужасной. Орден станет тебя преследовать, и я не смогу тебя защитить, потому что буду мертв к тому времени. Мы с тобой связаны. Подумай о всех тех чудесных вещах, которые мы могли бы вместе делать, подумай о детях, которых мы хотим, — он взял мое лицо в ладони. — Ты можешь дать миру очень много, и не только своим искусством. Через несколько лет ты займешь место Гертруды в фонде, и с нашими ресурсами ты сможешь изменить жизнь людей к лучшему. Не разрушай все.

— Не уверен, смогу ли я любить тебя после того, что узнал, — пробормотал я, чувствуя сильное искушение сдаться.

— Я не изменился, Гунтрам. Я тот же самый человек. Возможно, тебе нужно время, чтобы узнать меня заново.

— Проблема не в том, какой ты человек, а в том, что ты делаешь. В твоих убеждениях, — мною все больше и больше овладевала нерешительность.

— Лёвенштайн говорил тебе, что ты сыграешь большую роль в воспитании следующего Грифона. Возможно, ты сможешь сделать нас лучше. Я не могу обещать тебе ничего — только мою бесконечную любовь.

— Я не знаю, что делать. Если я останусь, я со всем соглашусь и стану причиной войны с Репиным. Не хочу ни того, ни другого. Я уехал, потому что думал, что ты ненавидишь меня, и еще потому что Репин угрожал тебе.

— Забудь о Репине. Он — только моя забота. Ты еще любишь меня? — отчаянно спросил он, его глаза были полны грусти, как у ребенка, боящегося быть отвергнутым.